Ветер моих фантазий (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 24

«Но, все-таки, жалко…»

Мужчина встал и нервно заходил по комнате.

«Нет, я был прав, — повторил Хритар себе уже в миллионный с чем-то раз, — Там ведь и человека-то еще не было никакого, так только, кусок мяса. Просто маленький кусок мяса…»

— Так… ваш сын… это он?! — с надеждой вскричал Кристанран, на кианина оглядываясь.

— Да, это мой сын, — невозмутимо соврал мужчина, — Он выжил. Недавно мне сообщили кой-какие сведения о нем. И я помчался на его поиски. Я его нашел.

— Значит, ты мой брат?! — радостно вскричал племянник, подскакивая, слезая с кровати и кидаясь ко второму мальчишке.

Ослабшее тело не дало ему ни стоять, ни шагать. Мышцы начали атрофироваться от долгого лежания на одном месте. Но реакция кианина, как и следовало, была выше всех похвал: и тот, второй, приемыш, метнувшись вперед, подхватил человека. Придержал.

Глаза Кристанрана сияли. Ведь он еще не знал, что его родители не выжили. А еще в их роду его ровесников и сколько-то молодых не было. Так и жил один, а тут вдруг объявился брат, еще и ровесники почти, уже осознанный возраст, схожие еще интересы, есть о чем общаться. Да и… лицо кианина…

«Если бы я не был его творцом — подумал бы, что он человек» — растерянно подумал ученый.

Потому что радость и волнение на лице второго мальчика выглядели очень искренними. Настоящими.

Мужчина криво усмехнулся. Сердце царапнуло.

«Это же Китрит 66-1. Мое детище. Их от людей крайне редко кто мог отличить»

А эти двое — Кри Та Ран теперь уже сам потянулся обниматься — выглядели такими счастливыми…

И страшно больно сжалась душа у ученого. В отчаянии подумал он:

«Или я был не прав тогда?!» — ведь сейчас на месте кианина мог быть его сын. Именно его.

Но та жизнь была уже оборвана. Еще десять с чем-то лет назад.

«Разве что…»

Мужчина с ненавистью ударил себя по лбу.

«Нет, невозможно. Души сохраняются недолго вне тела, даже если суметь их кристаллизировать или запереть в искусственную телесную оболочку. Они гниют, пылью осыпаются слишком быстро. Мы и использовать-то могли лишь тысячную долю из них»

И в который раз помянул недобрым словом дикую природу. Но, впрочем, поганка эта уже почти вся под контролем у них. То, что от нее осталось, малоизученного или даже неопознанного — слишком мало. Люди стали великими со своей наукой. А природа — проиграла.

Но эти дети… видеть это чудовище, выращенное им самим, было противно. Там мог сейчас стоять его сын. И брат родной мог сейчас его сына обнимать.

Но что сделано, то сделано. Сколь бы ни была велика человеческая цивилизация, были вещи, которые они изменить не могли. Тем более, что труп своего ребенка он видел сам, своими глазами. Жалкий кусок мяса. Нет, уже месиво кровавое. Плоть от плоти его и Каньян.

«Нет, — в миллионный с чем-то раз сурово сказал себе мужчина, — Жизнь Каньян намного дороже этого существа. Каньян своя, родная, мы уже столетие и несколько десятилетий путешествуем вдвоем, из каких только передряг ни выбирались! А еще ласкать ее было упоительно прекрасно, даже интереснее, чем других, бывавших в моей постели ранее»

Мило улыбаясь, вплыла Каньян с подносом с благоухающей едой. Большим подносом: хватило бы на двоих очень голодных или даже на троих, если чуть поделятся.

Прикосновением колена выдвинула подставку-столик у кровати.

— Перекусите, мальчики, — сказала, мило улыбаясь.

Взгляд кианина сдвинулся на нее. Взгляды их повстречались.

«Наверное, она тоже думает о том же, — с болью подумал ее супруг, — Здесь мог стоять сейчас наш сын. Правы ли мы были тогда или нет?..»

Каньян улыбнулась детям. И повернувшись к мужу, бросила резко:

— Сходи-ка, помойся для начала. Мало ли каких иноземных микробов нацеплял.

Сказала, как плюнула. И ушла сразу.

Ученый вздохнул. И, выдавив искусственную приветливую улыбку мальчишкам — своему и чужому — ушел отмываться.

— Угощайся, — улыбнулся человек кианину. Чуть помолчал и добавил смущенно: — Может, ты сядешь возле меня? Вместе с братом я еще не обедал ни разу. Мне интересно, каково это.

Тот послушно присел. Невозмутимо следил, как Кристанран поковырялся в разных тарелках, потом сам же ему одну придвинул:

— Бери эти овощи. Они самые вкусные.

Изобразив улыбку, принял тарелку. И вилку.

Впервые Кри Та Ран пробовал обычную пищу. Теплая… Со взрывом разных вкусов, непривычных… Он надолго застрял с пустой вилкой и кусочками во рту, смакуя этот удивительный вкус и новые ощущения.

— Вкусно, да? — засмеялся его аини, — Ты даже забыл как жевать!

Улыбнувшись, тот задумчиво прожевал. Проглотил. И потянулся за второй порцией. Названный брат ему другую тарелку подсунул под вилку.

— А вот это второе.

Хианриа послушно стянул губами корнеплод в какой-то жиже желтоватой с крапинками. И снова забыл даже как дышать. Тут совсем был другой вкус! Намного лучше той безвкусной жижи и капсул из аптечки, которыми создатель кормил его в пути. Терпкий… А, нет… Тут было так много вкусов!

— Как? — спросил названный брат, внимательно наблюдая за ним, — Что ты о нем думаешь?

— Это что?

— Базилик, если ты об основной приправе. Так, какое вкуснее, первое или второе?

— Я еще исследую, — с серьезным лицом ответил кианин — у него от этого букета непривычных вкусов и ощущений даже из головы выскочило, что надо бы и эмоцию какую-нибудь изобразить.

А Кристанран радостно потчевал его, сам даже не сразу вспомнив про свой голод. Просто… это было такое странное чувство, когда рядом с тобой сидит брат, а ты его угощаешь! И чувство это было несказанно приятным…

Откровения Тени — 3

Где-то на просторах японского интернета. Давно заброшенный дневник, застрявший в архиве — в разделе записей, замороженных за долгим молчанием хозяина.

Инъэй-но Кэйдзи («Откровения Тени»)

18-я запись — 19 апреля 2007

Отец попал в больницу. Говорит, от переутомления. Точнее, он велел так передать маме и мне. Лицо его главного помощника, навестившего нас вчерашним вечером, было подозрительно усталым и мрачным. Мы с мамой заподозрили, что на самом деле это не только переутомление, но еще и обострение какой-то давней или хронической болезни, которую отец запустил, жалея тратить лишнее время на нормальное лечение.

Мама сразу же вызвала такси, поехала в больницу. Мне велела разогреть еду для гостя — она много наготовила накануне, так как отец обещал прийти с работы пораньше и пообедать вместе с нами. Мы собирались в эти выходные вместе съездить на о-сэн. Но не судьба…

Помощник отца отказывался, впрочем, не сильно. Кажется, он и в правду был очень усталым и голодным. Мы молча поели. Потом он стал изображать дружелюбие и из вежливости расспрашивать, как моя учеба, в какие клубы по интересам я хожу в школе. Я видел, что у него глаза слезятся, видно, очень хочет спать. Поэтому соврал, что скоро проверочный тест, и сегодня мне надо вызубрить уйму всего. Он пожелал мне хорошо стараться при подготовке и во время теста и уехал. Мама осталась в палате отца.

На следующий день я позвонил в больницу и узнал, в какое время можно навестить отца. Сам приготовил ему омлет. Хотел поддержать. Поехал в больницу.

Я нашел палату, но меня к отцу не пустили. Когда открыл дверь, увидел в палате маму, тихо сидящую в кресле у окна, и двух незнакомых мужчин в официальных костюмах. Мама, заметив меня, вышла. Сказала, что у отца важное совещание. Что времени и сил у него немного, надо успеть обсудить с помощниками хотя бы самые важные моменты.

Я сказал, что все понимаю. Попросил передать отцу, чтоб он заботился о своем здоровье и поправился поскорее. Передал ей коробку с омлетом и ушел. Надеюсь, хотя бы она поест омлет.

Работа важнее меня. Я понял.

Даже теперь, когда отец в больнице и, возможно, тяжело болен, работа важнее меня.

Я все понимаю. Понимаю, что это дело начал еще мой дед. Понимаю, что от решений отца зависят много сотрудников, работающих у нас многие годы. У нас еще много людей, работающих по пожизненному найму.