Кошмар на улице Зелёных драконов (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 93

Даже встать не помог, скотина!

Губу закусив, пошла вперед.

Несколько часов по расщелинам. Или несколько дней? Я только шла, стараясь не думать о ногах и руках, оскалу ободранных, а мой провожатый об ранах моих не думал совсем. Интересно, поэтому у Ло Вэя был целый гарем, а у Эн Лэя — ни одной?

Не думать, тупой воробей, не думать!

Хотя несколько часов спустя мне стало лень думать уже об этом.

Иди вперед, полуиздохший воробей! Иди вперед! Просто иди. Даже когда не знаешь, куда приведет твой путь, найти дорогу — уже полдела, а дорога уже куда—нибудь да и выведет.

Потревоженная стая мышей пришлась очень кстати, хотя оказаться зажатой в узкой расщелинке между копошащихся, пищащих и летающих созданий было страшно и мерзко! Их было столько, что даже заслонили своими безобразными телами узкий свет!

Я сначала вопила — и они вопили ответно — летали, носились вокруг, а потом как—то немного притихли, и послышалось некое хруп—хруп.

По повторившимся звукам, преследующему жалобному писку и ставшему очевидным запаху крови я поняла, что мой провожатый их ест.

Ловить летучих мышей, обезумевших от ужаса, носившихся вокруг, копошившихся на теле и сталкивающихся друг другом в узком ущелье и темноте — кошмар, хуже которого мог придумать разве только мой учитель— мучитель Эн Лэй!

Но мне удалось поймать две и съесть. Первых двух я просто съела, сама от голода и вкуса свежей крови обезумив. Потом уже додумалась сначала откручивать трепыхающимся в руках тушкам головы и выплевывать внутренности.

Словом, я опять замазалась в крови. А мыши наконец—то додумались, что они вообще—то знают, куда удирать.

Снова появился свет, и Эн Лэй. также перемазанный в крови, держащий три трепыхающихся слабо тушки в руке. Со мною, разумеется, он не поделился. Хотя их приложил о каменную стену несколько раз. чтобы притихли насовсем. Страшно быть его врагом. Страшно быть его едой.

Вскоре после обеда я едва не уснула. Присела, будто справить нужду — хвала богам, что хоть на это феникс отвернулся — да и мне после плотного обеда, хотя и оставившего неприятный кровавый привкус во рту. было уже чем. Потом на край завалилась.

Разбудил меня пинок в живот. От этого одна из мышей в его руке слабо трепыхнулась и пискнула, а подруги ее просто висели. Эн Лэй опять о скалу их приложил, всех троих. И последняя выжившая летучая мышь заткнулась уже насовсем.

Намек я поняла вроде и, со стонов поднявшись, замазанный оправив оборванный подол — взгляд мужчины на мгновение задержался на обнажившемся бедре — первою вперед двинулась.

— Не туда! — ухватил меня за плечи Эн Лэй через тридцать шагов.

Мышей в руке уже не видно. А, странно топорщится ханьфу на груди: про запас приберег.

Шли мы по горному лабиринту целую вечность. Разумеется, мой провожатый позавтракать или поужинать снова успел, мышиными тушками, но со мною даже не поделился.

— Ты уже не маленькая птаха, — проворчал, заметив мой голодный взгляд, — сама должна обеспечить себя запасами. Вовремя.

Я, зубы сжав, пропустила урок мимо ушей. О пощаде просить не буду!

— Что, даже не расстроилась? — спросили за моей спиной, когда, протиснувшись мимо него, первою полезла в какой—то проход.

— Эдак я сдохну, а ты еще долго жить будешь. Гордись! — меня раздирала изнутри злость. — Великий Феникс одержал почти уже победу над тощим серым воробьем! Твою победу и твои подвиги будут воспевать в веках!

— Эдак я и правда буду жить намного дольше хилого общипанного воробья! — насмешливо сказал сзади он. — Что люди, что боги не любят тех, кто много хамит.

— О, как ты прав! — обернулась к нему с оскалом—улыбкой.

— О, да! — радостно улыбнулись мне в ответ.

Он не исправим. Такую дерзость излечит только смерть.

Долгий—долгий путь через лабиринт. Вроде растянулся на вечность, хотя б мне на вечность нескольких съеденных летучих мышей явно б не хватило. Казалось, гаже этих бесконечных расщелин нету ничего — разве что самолично их прогрызать как тот легендарный упорный бедолага, если он и правду тут когда—то жил и сбежал отсюда, но, увы, фантазия у моего убийцы была хорошая.

— Нравится? — серьезно спросил он, широко рукою обводя открывшийся вид.

Я запищала от восторга. Так устала от вида серых голых скал и клубов тумана, а тут со скалы, на которую мы внезапно вышли, открылся свежий воздух, ветер и такой простор!

Странные скалы, будто обломанные, горы сверху покрыты деревьями и море зеленое из деревьев внизу, равнины, небо… небо такое чистое и голубое! А этот воздух… ммм!

Только Эн Лэй мог пнуть под зад полумертвого уже соловья, чтоб он с воплем полетел с высоты!

— А—а—а!!! — орала я, полуоглохшая от ветра, свистевшего в ушах и пол моих одежд.

Мир приближался. Где—то снизу. Я летела туда спиной.

— Птицею обернись, дура! — прокричал распластавший сверху крылья огромный черный феникс. Нет, охваченный огнем. Красивое зрелище… сердце то ли обмерло от его огненного тела, то ли захваченное и проглоченное высотой.

Земля приближалась.

— Обернись!!! — рявкнули сверху.

Я, запоздало поняв, изогнулась…

Крохотное серое тельце отчаянно перебрало лапками, дрогнуло крыльями и застыло, пронзенное ужасающей болью в распоротом горле. Нет, камнем полетело вниз.

Улетали вверх волосы, подолы одежд трепались и шумели, я падала, раскинув руки, уже лицом вниз, сама не помня, как перевернулась. Я задыхалась, захлебывалась кровью, наполнившей перерезанное горло.

Не помню, как дотянулась.

Обломанный край узкой скалы закончился, показались кроны деревьев внизу.

Не знаю как рукою дотянулась, сжала на вороте. Крови по шее не текло, но кровь бурлила, захлебывалась… мое горло… мои внутренности!

Как—то переметнулась.

Соловьиная тушка камнем летела вниз, уже не в силах расправив перья. Горло перерезанное в птичьей ипостаси, так и не зажило. Сил не было даже чтоб попытаться расправить крылья.

Я падала, сжавшись комком, мимо лица пролетали кровавые разводы и пропахшие разлагающимися богами и демонами косы.

Смерть…

Прости, старуха, но земля так близко!

Вот уже отчетливы стали хвоинки кривых и ровных сосен, другая расщелина между скал и берег огромной реки.

Пойми, старуха, что я хотя бы умру свободной!

Только реку… кха—кха… боюсь, что я ее не увижу! Я задыхаюсь от собственной крови, оставшейся и в этом облике…

Ступни опустились в прохладную воду, на мгновение разрушив длинное зеленое зеркало. В следующие мгновения зеркало расшибла цепочка кровавых капель с моего подбородка. Сползли по груди, по плечам и рукам косы, так и не дотянувшиеся до воды. Сползли по его рукам.

На мгновение, пока капли кровавые закончились, в речном зеркале отразился крылатый мужчина, придерживающий меня под живот.

Он устало крыльями взмахнул.

И в воду приземлились мы оба, поднимая веера брызг.

— Пожалуйста, Я Ню! — сказала, опустившись на колени, старуха.

— Уйд..—на большее не хватило у души сил.

— Живи! — лицо скривилось, будто она хотела заплакать.

Только души не плачут.

От удара по спине я согнулась, закашлялась.

— Опять не издох воробей! — серьезно сказали сверху.

С отчаянным рыком, едва с жалкими остатками крох сил собравшись, я столкнула моего мучителя в костер.

Он спокойно задницею сел на горящие поленья и угли, уперевшись локтем в колено, щеку ладонью подпер.

— Поджарить феникса — это только ты могла до такого додуматься.

Я не думала. Я больше не могла думать. Я отчаянно кашляла, давясь собственною кровью и водой.

— Кажется, трудновато тебе будет вернуться в птичий облик,

Я кашляла, кашляла, задыхалась…

Он, внезапно оказавшись возле меня и сбив пламя с одежды — по волосам оно его ползло без всякого для него вреда — опять ударил меня по спине, заставив от боли выгнуться, потом нажал пальцем на шее. Два раза.

Распрямил мое обмякшее тело, на бок уложил. То кашлянуло, дернулось в последний раз, затихло.