Золото апачей (ЛП) - Altsheler Joseph Alexander - Страница 4

   - Не падайте духом, старина, - сказал он. - У вас еще много лет впереди.

   - Знаю! Я знаю, что говорю! - произнес мужчина с некоторым раздражением. - Ты не понимаешь, через что мне пришлось пройти! Говорю тебе, я ухожу, и оставляю все тебе! Тебе этого хватит, этого хватит на двадцать, на сто человек!

   В его глазах снова исчез разум, дыхание участилось. Пепельно-серое лицо заострилось. Чарльз понял, что доктор прибудет слишком поздно. Пальцы человека дрожали. Он начал говорить, но так тихо, что Чарльз ничего не разобрал, и был вынужден наклониться.

   - Хватит на сто человек! На сто! - бормотал тот. - Я оставляю это тебе! По ту сторону Старого Тандергаста! В овраге, поросшем карликовыми соснами! Вверх и вниз! Вверх и вниз! Оно скрыто там! За пеленой!

   Он прервался, истощив силы, а Чарльз подумал, какие фантазии, какие галлюцинации владеют сейчас этим человеком.

   - Это скрыто там! Это скрыто там! Все твое! Я отдаю это тебе! - пробормотал мужчина. И снова смолк. Минуту или две спустя он приподнял голову, а когда она бессильно упала на скамью, Чарльз понял, что слова мистера Брауна о последней поездке оказались пророческими.

   Мальчик, молодой и здоровый, испытал ужас перед смертью, но он прикрыл изможденное тело тряпкой и сел в тишине, как никогда прежде желая скорейшего прибытия поезда 12.30.

   В пустыне царило безмолвие. Его окружало пустое пространство и темнота. Он был наедине с мертвым, на крошечном острове, в море песка.

   - Скрыто там! Скрыто там! - прошептал он, спустя некоторое время. - Интересно, что он имел в виду? Что за фантазия пришла ему на ум в последние минуты? Неужели те, кто умирает, способны видеть что-то скрытое от остальных?

   Он попытался направить свои мысли в другом направлении, но его разум постоянно возвращался к последним словам, сказанным умирающим. Более того, Браун оставлял ему все, что у него было, что бы это ни было, и где бы это ни было. Наследство, которое он вряд ли когда отыщет или потребует - воздушный замок.

   Время тянулось медленно. Иногда телеграфный аппарат оживал, но никаких серьезных известий не поступало, и Чарльз каждый раз окидывал взглядом фигуру мертвого человека, бесформенную в тусклом свете.

   - Скрыто там, и это он оставляет мне! Странное завещание, - произнес он.

   Его разум находился в смятении. Трагическое событие, после долгих дней одиночества и отчаяния, привело его в сильное волнение. Возможно, судьба предоставляла ему шанс, который он, при иных обстоятельствах, не принял бы всерьез. Он взглянул вокруг, на свой мир, на маленькую комнатку, окруженную темнотой и песком, и был снова потрясен одиночеством и запустением. А в голове у него бились последние слова Брауна, жгли мозг, словно огнем.

   Жизненный кризис часто возникает из ничего; его не предвещают ни тени, ни облака, ни пророческие голоса; но вот - Чарльз за последние несколько часов увидел два лица, каждое из которых по-своему глубоко взволновало его: лицо мальчика и лицо умершего человека.

   В черной ночи раздался длинный свисток поезда; приближался 12.30. Он был похож на корабль, надвигающийся на островок, затерянный в море песка, и мальчик, взяв фонарь, вышел из здания вокзала. Дик Энтони, его помощник, молодой человек с безмятежным взглядом, спрыгнул на землю, за ним неторопливо спустился доктор, исполненный достоинства.

   - Что-то серьезное? - спросил он.

   - Уже нет, доктор Уортон, - ответил Чарльз.

   - То есть, человек поправился, и я понапрасну потратил время.

   - Человек умер два часа назад.

   - Ах! - воскликнул доктор. - В таком случае, я приехал не напрасно. Я должен официально зафиксировать факт смерти.

   Они прошли на станцию, и Энтони, беззаботный, любивший поговорить, пришел в ужас при виде неподвижного тела на скамье. Доктор открыл лицо и долго всматривался.

   - Этот человек умер от истощения, вызванного нехваткой пищи, и лишений, - сказал он. - Это совершенно очевидно. Мне редко приходилось видеть, чтобы кто-то был так изможден. Вы только взгляните на его руки.

   Он поднял похолодевшую руку и издал легкое восклицание, заметив грубую почерневшую ладонь.

   - Я тоже это заметил, - сказал Чарльз. - Другая ладонь точно такая же.

   - И какова же причина? - спросил доктор Уортон.

   - Она мне неизвестна, - серьезно ответил Чарльз.

   Доктор покачал головой.

   - Никому не интересно, как эти бродяги уходят из этого мира, - сказал он. - И, я полагаю, никто им не озаботится. Не думаю, чтобы мы могли сделать что-нибудь лучшее, кроме как похоронить его. Завтра будет нужно положить тело на поезд, следующий в Мэдисон, и отправить его туда.

   - Если вы не возражаете, доктор, я хотел бы похоронить его здесь, - сказал Чарльз. - Я был рядом, когда он умер.

   Врач быстро взглянул на него.

   - Это несколько сентиментально, мой мальчик, - сказал он, - но это ваше право. Похороните его здесь. У меня нет никаких возражений.

   Возражения были у Дика Энтони; ему не хотелось выступать в роли могильщика и не хотелось, чтобы тело оставалось в здании долго. Однако он испытывал нечто вроде благоговения перед своим начальником, бывшим ему ровесником, поэтому возражать не посмел.

   Спустя час или два доктор уехал на поезде, а Чарльз всю ночь просидел рядом с умершим. Когда солнце показалось из-за края пустыни и залило голые равнины фиолетовым и розовым светом, он взял лопату и выкопал могилу возле австралийского эвкалипта, отвергнув помощь Дика, не ставшего настаивать. Затем уложил тело в импровизированный гроб, сделанный из старого соснового ящика, и похоронил Ананию Брауна.