ПереКРЕСТок одиночества – 2 - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 1

Дем Михайлов

ПереКРЕСТок одиночества – 2

Пролог

– Мой-то побойчее твоего будет! – в голосе стоящей по ту сторону невысокого забора старухи звучало неприкрытое удовольствие. – Давече играют мой да твой у нас во дворе в мяч. Мой-то большой, крупный! Бух! Бух! По мячу раз за разом. Мячом о сарай как из пушки! Вот уж выкормила я так выкормила. Гордость берет. А твой сидит и смотрит, сидит и смотрит. Как птенчик квелый. За всю игру всего раз и ударил. И снова сел. И ведь еще и молчун! Мой-то внучек куда уж говорливей! С утра до вечера поет! Ты б своему попеняла – негоже таким тихим быть. Мой-то мужиком растет. А твой… – поняв, что слишком уж наговорила, старушка мелко перекрестилась. – Прости господи… ты уж не переживай. И твой вытянется да заговорит. Мож, и побойчее станет… Я уж как могла пыталась твоего вразумить. Да только он слушать вроде слушает, а сам мимо смотрит…

Замолкнув, старушка решила перевести дух, выжидательно уставилась на бабушку. А та, медленно разогнув спину, оперлась о выглаженную ладонями рукоять тяпки и, глянув сначала на меня – сидящего с карандашом над дубовым поленом, – а затем на явившуюся хаятельницу, наконец-то заговорила:

– Видела я вчера ту игру. Видела.

– Вот и я говорю! Мой по мячу бух! Бух! А твой сиднем сидит… и смотрит все исподлобья – будто завидует чему. А мой в чем виноват? В том, что родная бабушка души в нем не чает и каждый день пирогами да молоком потчует?

Словно и не услышав, бабушка продолжила тихо и неспешно говорить:

– Да только они ведь не в футбол играли, Матвеевна. Они мячом в городки играли. Сбивали стоящие у сарая чурки.

– Ну! Мой-то…

– Твой-то бьет и бьет, – в голосе бабушки добавилось жесткости, и говорливая старушка осеклась. – Бьет и бьет. Да все мимо. Мой же посидел, посмотрел. Потом встал, примерился и по мячу ногой вдарил. С одного раза все чурки и повалил. Так чего ж ему и дальше все бить и бить о стену? Пустой же говорливости касательно – а к чему нам такое горе? Молчаливый да приметливый, сил впустую не тратящий, – как по мне, вот будущий мужик. Ты Матвеевна меня знаешь. Поперед внука моего хаять не смей. И учить ничему не смей – а то наведаюсь к тебе в дом с этой тяпкой и подлечу тебе спину.

– Да ты чего разъярилась… ты остынь…

– Ты трех сынов вырастила. И все тебя бросили. Дочка… разжиревшая корова, что два раза в год приезжает – весной внука оставить, а в конце лета забрать. Еще и деньги у тебя клянчит. Ну как? Довольна выводком цыплят родных? Хорошей воспитательницей им была? И видно, не хватило тебе, клуша… внуков так же растишь! Но то дело не мое. Моего не тронь! Слышала?!

– Да кому он сдался-то… ты остынь, остынь говорю…

– Моего не тронь! – повторила бабушка. – Портить не дам! И сама пойми наконец! В мужике не говорливость и суматошность пустая нужны. Да и ума палата ему ни к чему! Мужик деловитым быть должон! Думать о деле, делать дело, любить дело – вот это мужик! Неторопливый и обстоятельный! Сил впустую не тратящий! Но таково мое разумение. А ты живи как знаешь. Но моего внука языком ядовитым своим касаться не смей, клуша! Пошла отсюда!

– Да я…

– Пошла говорю! И впредь, чтобы не мой к твоему в гости ходил, а твой сюда пусть тащится! Геть! Пошла!

Бабушка топнула ногой, и сухонькую старушку как ветром сдуло. Опустив голову, я продолжил выводить жирную черную линию по ровно стесанному боку дубового полена.

– Получается?

Я молча кивнул и продвинул линию еще на сантиметр, почти завершив грубый контур будущего топорища.

– Выбрасывай, – велела бабушка и ткнула рукоятью перехваченной тяпки в полено. – Что видишь тут? Трещина. А вот тут сучок. Это в баню снеси. А сам ищи новое полено – да выбирай с умом. Чтобы без сучков и трещин. И запомни – мужчина и суженую свою должен с умом выбирать. Бабу ладную. Без сучков и трещин. Чтобы по руке и по душе была. Понял?

– Понял…

– Иди. И не забудь – за баней капусту тебе полоть.

– Уже.

– Все три грядки?

– Да.

– Тогда дров к бане натаскай. Прихватило спину что-то – надо бы распарить ее хорошенько. Сделаешь? Не устал?

– Сделаю. Не устал…

Глава первая

– Я как подсек! Удилище выгнуло! Удочка трещит! Вот-вот сломается! Так я в воду! Удилище мягко на себя! Ох и помучился я тогда… но сазана вытащил, конечно. Рекордного! Положил его на травку у палатки, а сам глаз не отвожу – налюбоваться никак не могу! Красавец! Закурил, фляжку открыл. Только глоток сделал – и бах! В келье очутился… эх… Так вот и начался первый день моего сидения, – дребезжаще засмеялся древний старичок именующий себя Данилычем. – Все сорок годков отмотал от звонка до звонка! Что ж уж теперь… так как тебе мне не повезло. Молодость на галерах прошла. Но я жив! Копчу небо помаленьку. А это главное, верно?

– Само собой, – с улыбкой кивнул я. – Главное – жить. Каждый новый день – уже победа.

– Ну ладно. Спасибо за шашки. Пойду кого-нибудь на сигаретку растрясу. А патроны… чего нет, того нет, Гниловоз. Уж не обессудь.

– Да чего там, – еще раз кивнул я. – Если узнаете, у кого они есть, и мне скажете – буду благодарен. Возьмите, Данилыч. Покурите.

Щелкнув серебряным портсигаром, я выудил одну сигарету из трех. Протянул старику. Пользы от старичка ноль. Только время мое потратил, рассказывая про свои рыбацкие будни.

– Ох, спасибо! – Старик бережно принял сигарету.

Дальше последовал целый ритуал, за которым я наблюдал с интересом.

Сначала сигарета была осторожно опущена на каменный стол. Рядом поместили плоскую и длинную жестяную коробочку. В ней обнаружилась пустая пачка из-под сигарет «Золотая Ява» и газовая зажигалка. Сигарета была перемещена в пустую пачку, жестянка тщательно закрыта «до щелчка» и убрана во внутренний карман старого заплатанного ватника. Встав, Данилыч церемонно склонил голову.

– Благодарю, молодой человек!

– Да не за что.

Проводив шаркающего старика взглядом, я вздохнул и медленно нарисовал крест на имени «Данилыч», вписанном в клетчатый блокнот, выменянный на сигарету без фильтра. Данилыча рекомендовали как один из надежных источников информации. Но ни на один из моих вопросов он не дал толкового ответа.

Вот здешняя настоящая валюта – сигареты!

Курильщиков много, а курева не достать. Слова Данилыча «пойду кого-нибудь на сигаретку растрясу» можно смело принимать за фантазии. Не дадут. Разве что в обмен на услугу или ценную информацию. И старика я угостил исключительно из добрых побуждений и уважения к его глубокой старости – восемьдесят шесть годков Данилычу. Местный старожил. И настоящий долгожитель – в здешних условиях-то…

Зря я возлагал на него такие надежды.

Убрав блокнот в висящую на груди небольшую сумку, застегнул все молнии, ручку сунул во внутренний карман кожаной куртки. Встав, отправился на поиски следующего кандидата на роль информатора.

Вопросы у меня простые. Но многочисленные.

Кто продает или меняет патроны?

Кто продает или меняет огнестрельное оружие?

Кто знает тонкости охоты на медведей?

Чем опасны снежные черви?

Это лишь часть интересующих меня вопросов. Вот только ответов я получил маловато. Поболтать здесь был готов каждый второй. И с радостью. Но толку от их ответов мало. А если кто-то и сообщал что-то интересное, следующий собеседник моментально опровергал это утверждение и с пеной у рта доказывал свою правоту.

Час назад я узнал, что медведям надо стрелять промеж глаз. Там у них тонкая костяная перемычка, пуля легко пробьет ее и войдет в мозг. В защищенное толстенной шкурой жирное тело палить без толку – пуля завязнет в жиру, и мелкая рана только взбесит зверя.