Счастливый Новый Год для вдовы (СИ) - Хаан Ашира - Страница 4

Сторож давно устал гонять меня от могилы вечерами — показал разогнутые прутья в заборе и с чистой совестью запирал ворота в урочный час. Говорил: «Заодно и присмотришь за нашим добром, а я хоть выпью раз в жизни как человек». 

— Динь, я не знаю, смогу ли я без тебя. И не уверена, что хочу, — шептала я, гладила холодный мрамор памятника, лежа на скамейке у могилы. Моего рыжего голубоглазого Дениса кто-то упрятал в черно-белое фото, при взгляде на которое сразу было ясно. что он мертв, даже не надо звать экстрасенсов. — Как ты себе представляешь мой новый год без наших печенек, мандаринов. поцелуев и вчерашних салатов? Мне что — одной наряжать елку? Ту, что мы с тобой в прошлый раз…. вдвоем?

Я так долго плакала в ту ночь, что не знала,смогу ли остановиться. Идти домой, туда, где уже никогда не будет его, по улицам, украшенным гирляндами и елками, наполненными счастливыми людьми, которым есть к кому возвращаться, было слишком невыносимо.

Зачем? Какой смысл?

Но маленькая свечка взятая из церкви еще на отпевании, уже догорела, и я снова, как весь этот месяц, встала только на одной силе воли и упрямстве.

И пошла домой.

И сварила пельмени, и даже поела.

Бессмысленные действия.

А ночью Денис пришел ко мне в первый раз.

Сел рядом на кровать, большой и теплый, как всегда, положил тяжелую руку мне на бедро и сказал:

— Какая ты дура, Машка, знал бы — не женился. Что значит — не хочу? Мы такие классные елочные шары в прошлый раз купили, а? И ты не будешь их вешать? Ты разоришь торговцев мандаринами? Не купишь у них наши традиционные два ящика, и их деточкам будет нечего есть!  И салаты чтобы сделала, поняла? 

— Без тебя? — глотая слезы, понимая что это всего лишь сон, но надеясь удержаться в нем подольше, спросила я. — Не хочу без тебя!

— И не надо, — сказал Денис и подтянул меня к себе поближе. Он как обычно пах чем-то теплым, уютным, как домашний пушистый кот,которого разворошишь спросонья и уткнешься ему в шерстяной бок. Разве во сне чувствуешь запахи? — Я приду к тебе ночью, ты только ляг спать под елочку, там где мы всегда… — он ухмыльнулся — теплая ладонь скользнула под одеяло и легла мне на живот. — Только по-честному чтобы — с мандаринами и печеньем. И елкой.

Я замерла, не веря реальности его прикосновений. Такой живой сон! Вот бы он продолжился еще хотя бы немного, пока ладонь ползет вниз…

Но за окном прогрохотал грузовик, и я проснулась с бьющимся сердцем — и в самый интересный момент. 

Конечно, я не верила в чудеса. И в привидений тоже. Если бы они существовали, хоть бы раз показались мне во время моих бдений на кладбище. Но сон — это ведь не чудеса? Это просто сон…

Вряд ли Денис из моего сна выполнит свое обещание и продолжит то, что начал этой ночью. Но если есть хотя бы половинка шанса, если я смогу увидеть его хотя бы раз, я никогда не прощу себе,если не попробую!

Глава 7 Новогоднее чудо

Сторож кладбища, привыкший за месяц к моему присутствию, удовлетворился бутылкой водки и запеченной курицей, которую я приготовила по нашему с Денисом рецепту, но одна все равно не съела бы. Он не стал мне мешать, когда я притащила на кладбище живую елку, воткнула ее в сугроб рядом с памятником и стала наряжать разноцветными полупрозрачными шариками, которые мы с Денисом купили в прошлом году уже на излете зимних каникул и предвкушали тогда, как будем вешать их вдвоем.

Имбирные печеньки получились только с третьего раза, зато идеальные — плоские, хрусткие, но сочные, с невероятно новогодним запахом специй. Я разрисовала их сердечками и признаниями в любви к моему мужу. Если он может видеть меня оттуда, где он сейчас, то пусть видит и печеньки.

Принесла и салаты в разнокалиберных мисках и большую синюю вазу, наполненную пронзительно оранжевыми мандаринами. Яркое новогоднее счастье так нелепо смотрелось на черно-белом снегу среди крестов и памятников, что я чуть не потеряла веру. Разревелась: от того, что мы больше никогда не будем вместе, не будем чистить эти мандарины наперегонки, кормить друг друга с рук брызжущими соком дольками. 

Но потом все равно вытерла мокрые глаза рукавом свитера, улыбнулась и продолжила. Зажгла свечи, открыла шампанское и под бой курантов из динамика телефона чокнулась с динькиным бокалом, стоящим на краю мраморной плиты.

Прошептала:

— С новым годом, любимый… 

И оставила очищенный мандарин на снегу. Для Диньки.

Времени я на кладбище провела немного: допила шампанское, отволокла наряженную елку к сторожке и побежала домой — к нашей пластиковой елочке, с воскресенья по традиции украшенной мишурой и печеньем на ниточках. Переоделась в специально купленную для этой ночи короткую шелковую ночнушку и устроилась, свернувшись калачиком в ворохе мишуры, глядя наполненными влагой глазами на расплывающиеся огоньки над головой. Думала, что от нервного предвкушения заснуть не получится, даже приготовила таблетку снотворного, которой со мной поделились сердобольные подружки на похоронах. Но она не понадобилась — мерцающие огоньки почти сразу расплылись в глазах, и я провалилась в мир грез. 

Он пришел — как живой, как всегда. Тепло рук, тяжесть тела — его. Ласки — нежные, будоражащие, привычные и всегда новые — его. Примятая подушка, скомканные простыни, его запах — такой родной, такой реальный. Я думала, больше никогда уже не вдохну этот терпкий и свежий аромат, присущий только ему одному. Я ведь спрятала все его ношеные футболки в герметичные пакеты, чтобы запах не выветрился, чтобы даже через год я могла надеть их и почувствовать,что он рядом. Это оказалось лишним.

Он пришел и принес свой запах с собой.

Я разрыдалась после первого же поцелуя. Так соскучилась по их вкусу — невыносимо.

И продолжала плакать, пока меня ласкали его руки — чуть шершавые, нетерпеливые, будто он весь этот месяц тоже скучал. Выгибалась под ним — наполненная, пронзительно, до боли, счастливая.

Все было как настоящее. Утешающе реальное.

Как раньше.

Не заметила, когда перестала плакать. Металась в забытьи, проваливаясь в тягучее жаркое удовольствие раз за разом, скрещивая ноги на его пояснице, обвивая руками шею, забывая, что это всего лишь сон — и уплывая внутри него в сон еще более глубокий. 

 Проснулась утром в сбитых влажных простынях, со сладкой дрожью в теле. Опустошенная, счастливая.

Улыбающаяся впервые с того телефонного звонка.

Это было самым лучшим подарком на Новый Год.

Не только эта ночь — но и другие тоже.

Денис навещал меня нечасто — иногда лишь раз в месяц. Но всегда был рядом, если мне было плохо, кто-то обижал или я начинала скучать сильнее обычного. Приходил во сне — смешной, рыжий, улыбчивый. Обнимал своими огромными лапами, целовал в живот, любил до сладких судорог, гладил по голове и сцеловывал слезы.

Говорил:

— Ничего, малыш, скоро найдешь себе кого-нибудь и забудешь меня.

— Никогда! — выдыхала я в его горячее плечо с россыпью веснушек. — Никогда не забуду. Никогда не смогу быть с кем-то другим!

Перед следующим Новым Годом он снился чаще обычного. Держал меня на руках, когда я засыпала на несколько нервных часов после подготовки поминок, после рабочих дедлайнов — и снова любил под разноцветными огоньками елочной гирлянды, когда я возвращалась с кладбища, встретив там новый год с ним.

Никогда я никого не найду.

Зачем кого-то искать, если у меня есть мой Динька? 

Так что мне было, с кем встречать Новый Год, было, чем заняться долгой ночью с тридцать первого на первое. У меня была самая веская причина не дежурить в новогоднюю ночь. Поважнее клубов, внуков и Таиланда.