Верити значит истина (ЛП) - Гувер Колин - Страница 39

Джереми возвращает их мне и встаёт.

— Куда ты идёшь?

— Иду испечь тебе торт, — говорит он, выходя из гостиной.

Я улыбаюсь, а затем следую за ним на кухню. Джереми Крауфорд выпекает торт — это та вещь, за которой я буду скучать.

***

Я сижу посреди кухни и смотрю, как он кладёт глазурь на торт. За все те дни, что я здесь, это всего лишь второй раз, когда мне действительно было весело. За последний час мы не говорили ни о Верити, ни о наших трагедиях, ни о контракте. Пока пирог пёкся, я

сидела на барной стойке, свесив ноги с края. Джереми прислонился к стойке напротив меня, и мы говорили о фильмах, музыке, наших симпатиях и антипатиях.

Мы действительно начали узнавать друг друга вне всего, что связывает нас вместе. Он был расслаблен в тот вечер, когда мы пошли ужинать с Крю, но я не видела его таким непринуждённым в этих стенах с тех пор, как приехала.

Я почти понимаю такую привязанность Верити к нему.

— Возвращайся в гостиную, — говорит он, доставая свечи из ящика стола.

— Почему же?

— Потому что я должен войти с твоим тортом и спеть тебе «С Днём Рождения». — Тебе это очень понравится.

Я поворачиваю голову и спрыгиваю со стойки, затем возвращаюсь на диван. Выключаю телевизор, потому что хочу услышать, как он поёт мне с «Днём рождения» без перерывов. Я продолжаю нажимать кнопку на пульте, проверяя время. Он ждёт, когда наступит полночь, чтобы сделать это официально.

Как раз, когда пробивает полночь, я вижу мерцание свечей, когда он выходит из-за угла. Я смеюсь, когда он начинает тихо петь, чтобы не разбудить Крю.

— С Днём Рождения тебя, — шепчет он. Джереми отрезал один кусок пирога и воткнул в него свечу. — С Днём Рождения тебя.

Я всё ещё смеюсь, когда он подходит к дивану, медленно опускаясь на колени, чтобы не упустить торт и не задуть свечу, когда он садится рядом со мной.

— С Днём Рождения, дорогая Лоуэн, С Днём Рождения тебя.

Мы сидим лицом друг к другу на диване, так, что я могу загадать желание и задуть свечу, но я не знаю, что пожелать. Мне посчастливилось получить действительно отличную работу. Я собираюсь получить больше денег, чем у меня когда-либо было на моём банковском счёте в одно время. Единственное, чего я сейчас хочу, чего у меня нет — это он. Я смотрю ему в глаза, потом задуваю свечу.

— А чего бы ты хотела?

— Если я скажу тебе, это не сбудется.

То, как он улыбается мне, кажется очень милым.

— Может быть, ты расскажешь мне, когда это сбудется.

Джереми не протягивает мне торт. Он делает из этого шоу, нарезая его вилкой.

— А ты знаешь какой секретный ингредиент есть для приготовления такого торта? Джереми протягивает мне вилку, и я беру её у него.

— Что это?

— Пудинг.

Я откусываю кусочек торта и улыбаюсь.

— Очень вкусно, — говорю я с набитым ртом.

— Пудинг, — повторяет он. Я смеюсь.

Он держит тарелку, и я немного откусываю. А ещё мне хотелось бы знать, похож ли он на шоколад.

Джереми поднимает руку.

— У тебя глазурь на… — он указывает на мой рот. Я отмахиваюсь, но он качает головой. — Прямо здесь. — Джереми проводит большим пальцем по моей нижней губе.

Я проглатываю кусочек торта.

Его большой палец не отрывается от моей губы. Он задерживается там. Чёрт. Я не могу дышать.

У меня всё болит, потому что он так близко, но я не знаю, что мне с этим делать. Я хочу уронить вилку, хочу, чтобы он уронил тарелку с тортом, хочу, чтобы он поцеловал меня. Я не хочу делать первый шаг, и он не должен делать первый шаг, но я отчаянно нуждаюсь в нём.

Он не роняет торт. Вместо этого Джереми наклоняется через меня и кладёт его на край стола. Тем же плавным движением он подносит руку к моей голове и прижимается губами к моим. Даже после всех ожиданий, которые я думала до этого момента, он всё ещё чувствуется таким совершенным.

Я закрываю глаза и роняю вилку на пол, откидываясь на спинку дивана. Джереми следует за мной, ползёт на мне, наши губыне разъединяются. Я приоткрываю губы, и он просовывает свой язык мне в рот. Медлительность поцелуя длится недолго. Как только мы впервые чувствуем вкус друг друга, поцелуй становится маниакальным. Это всё, что я представляла, целуя его: радиация, взрывчатка, динамит.

Мы на вкус как шоколад, когда обмениваемся поцелуями, взад и вперёд, толкаем и тянем. Его рука запуталась в моих волосах, и с каждой секундой этот поцелуй продолжается, мы сливаемся с диваном под нами, он расслабляется, а я растворяюсь в подушках.

Его рот покидает мой в поисках других частей меня, которые он, кажется, жаждет попробовать. Моя челюсть, моя шея, верхушки моих грудей. Как будто он морил себя голодом из-за меня. Джереми целует меня и прикасается ко мне с голодом человека, который постился всю свою жизнь.

Его рука скользит вверх по моей рубашке, и его пальцы тёплые, стекают по моей коже, как капли горячей воды.

Он снова у моего рта, но только на мгновение. Достаточно долго, чтобы найти мой язык, прежде, чем он отстраняется и снимает рубашку. Мои руки тянутся к его груди, как будто они там и должны быть, прижатые к изгибам его живота. Я хочу сказать ему, что именно об этом я мечтала, когда задувала свечу, но боюсь, что любой разговор заставит его задуматься о том, что мы делаем и, как мы не должны этого делать, поэтому я молчу.

Я откидываю голову на подлокотник дивана, желая, чтобы он исследовал меня ещё больше.

Он так и делает. Джереми стягивает с меня рубашку и видит, что под пижамой у меня нет лифчика. Он стонет, и это прекрасно, а потом берёт мой сосок в рот, заставляя всхлип сорваться с моих губ.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, но кровь стынет в жилах, когда я смотрю на фигуру, стоящую на верхней ступеньке лестницы. Она просто стоит там, наблюдая за мужем, пока его рот блуждает по моей груди.

Всё моё тело напрягается под Джереми.

Верити сжимает кулаки, прежде чем броситься обратно в сторону своей комнаты. Я задыхаюсь, толкаю его, и толкаю.

— Верити, — говорю я, задыхаясь. Он перестаёт целовать меня и поднимает голову, но не двигается. — Верити, — снова говорю я, желая, чтобы он понял, что ему нужно отвалить от меня.

Он приподнимается на руках, сбитый с толку.

— Верити! — повторяю я, но уже более настойчиво. Это всё, что я могу сказать. Мой страх овладел мной, и я изо всех сил пытаюсь вдохнуть, выдохнуть.

Какого чёрта!

Теперь Джереми стоит на коленях, вцепившись в спинку дивана, и уходит.

— Мне очень жаль.

Я подтягиваю колени и ползу к дальнему концу дивана, подальше от него. Я прикрываю рот рукой.

— Боже, — слова произносятся неразборчиво из-за моих дрожащих пальцев. Он пытается ободряюще коснуться моей руки, но я вздрагиваю.

— Прости, — повторяет он. — Мне не следовало целовать тебя.

Я качаю головой, потому что он не понимает. Он думает, что я расстроена и чувствую себя виноватой, что он женат, но я видела её. Она стояла. Я указываю на верхнюю ступеньку лестницы.

— Я видела её. — Я шепчу это тихо, потому что мне страшно говорить громче. — Она стояла на верхней ступеньке лестницы.

Я вижу замешательство на его лице, когда Джереми поворачивается, чтобы посмотреть на лестницу. Он снова смотрит на меня.

— Она не может ходить, Лоуэн.

Я не сумасшедшая. Я встаю и отодвигаюсь от дивана, прикрывая рукой обнажённую грудь. Я снова указываю на лестницу, на этот раз обретая дар речи.

— Твоя грёбаная жена стояла на грёбаной лестнице, Джереми! Я знаю, что я видела!!!

Он видит по моим глазам, что я говорю правду. Проходит две секунды, прежде чем он вскакивает с дивана и бежит вверх по лестнице, к её спальне.

Он не оставит меня здесь одну.

Я хватаю свою рубашку, натягиваю её через голову и бегу за ним. Я отказываюсь оставаться одна в этом доме ни на секунду.