Симон. Новая глава (СИ) - "Noel Bartoli" - Страница 3

— Так это твой брат? — не выдерживает, потому что любопытный по вине всё той же природы, но раскованный от второго бокала.

— Брат, — подтверждает, тяжелым вздохом Кира.

Парень зажимает сигарету зубами снова, языком перекатывая её на другую сторону. Симон замирает. Нервничает? Нет. Злится и больше не дергается, уже видел эту мимикрию. И ему интереснее становится за ним наблюдать. «Ну давай еще раз, ещё раз получится?»

— Не знал, что у тебя есть брат, — будто на рожон лезет.

— Потому, что я не говорила.

Брат-Алекс ухмыляется, но не весело, а раздраженно, отворачивается, ища пепельницу. У него едва заметная морщинка меж бровей, и на вид ему лет двадцать шесть. По тому, как куртка обтягивает бицепс, понятно, что со спортом Брат-Алекс дружен, если не сказать больше, а именно, что он профи в каком-то виде боевых искусств или что-то в этом духе. Так Симону кажется. Брат подруги чем-то обеспокоен, ему не по душе здесь, нет не неловко, а противно… что ли, будто дышать трудно.

— Алекс по работе в Милане оказался, и я пригласила его на показ, чтобы понимал, чем именно я занимаюсь, — она выделяет интонацией «именно». И Симону становится понятна суть конфликта — брату не нравится род деятельности его сестры. Значит один из тех, кто думает, что модельный бизнес синоним проституции. «А жаль, внешне он все же ничего».

И тут Алекс, наконец, оживает, напускает на себя дружелюбия:

— Ты зря так. Мне понравился показ.

— Я рада. Нам ехать нужно, — обращается уже к Симону. — Хлоя ждет внизу.

— Я думал, мы поужинаем вместе сегодня, я завтра улетаю, съёмки закончились. Я говорил тебе, — вклинивается брат снова.

— Алекс, бога ради, ты считаешь, я не понимаю, зачем ты здесь?

А вот это уже грубо.

И Алекс злится.

Он молчит, лицо не выражает ничего, только плотнее смыкаются челюсти. Симон видит, как на висках проступают вены.

— Как хочешь, — только и говорит, голос бесцветный, не понять даже тембр. Брат ловит взгляд Симона и рикошетит его недоумевающий своим… Враждебным? — И чем ты занимаешься, я в курсе, — бросает напоследок обидное, прежде, чем уйти.

«Да что происходит»? — Симон отводит взгляд.

— Бывай, — она поднимает руку, будто дает пять и, встав полубоком, снова лезет в мобильный.

— Это грубо, — шепчет Симон ей на ухо.

— Пожалуйста, только не осуждай меня.

— Вы в ссоре?

— Нет.

— Тогда что?

— Потом. Хлоя ждет.

И тут Симона окатывает, кажется, волной — красной, липкой и холодной. Заливают английский костюм из бокала, который после падает на пол и разбивается вдребезги. Но Симон этого не видит, потому что смотрит, как на его светлом пиджаке расползаются красные пятна. Кире чудом не досталось. Развеселившиеся гости извиняются, поднимая споткнувшуюся подругу. Им жаль, но что поделать? А Симону хочется плакать, и на глаза действительно наворачиваются слезы.

— Пиздец, — прикладывая салфетку к его груди, Кира пытается помочь, но красные пятна расцветают и на ней.

— Это просто… — Симон обескуражен.

— Вечеринка.

— Как я поеду? — вопрос риторический. — Мне в отель нужно.

— Блядь, — понимая, что они и так непростительно опаздывают, девушка судорожно прикидывает варианты. Она оборачивается, Алекс всё ещё здесь, стоит к ним спиной, тоже от телефона не отлипает. Интересно, он пропустил всё представление с винным омовением или, не впечатлившись, продолжил куда более интересный разговор.

— Эй!

Брат не слышит или делает вид.

Кира загибает кверху кончик языка и свистит, у неё получается привлечь внимание не только парня, но и доброй половины гостей.

— Симона не подбросишь? Тут недалеко.

— Это лишнее. Я такси вызову.

— Перестань, тогда мы вообще никуда не успеем.

Симон перехватывает на груди руки, пряча испорченную ткань, наблюдая, как брат с сестрой переговариваются снова. «А он терпеливый», — решает Симон, покидая вечеринку.

Хлоя ждет у парадного в такси, Кира прощается, целуя Алекса в знак благодарности. «Надо же, как быстро мирятся, да и ссорятся тоже», — думает про себя Симон. Он единственный ребенок в семье и ему не понять их отношений, только голова разболится.

— Угораздило тебя, — Алекс впервые за вечер смотрит на него. Шрам на щеке в свете уличной иллюминации значительно заметнее. Симон не понимает, к какой категории отнести его внешность.

— Со мной такое бывает, хотя уже давно ничего подобного…

Пересекают парковку и идут дальше.

— А где твоя машина?

Алекс, не ответив, останавливается у небольшого, сперва незаметного байка. Блестят чёрным и хромом изгибы, он должно быть, красивый, только в этой эстетике Симон ни черта не смыслит.

— Так мы на этом поедем? — недоверчиво оценивая мотоцикл, спрашивает Симон.

— Что за пренебрежение? — Алекс улыбнулся уголком рта, добавляя: — Это «Триумф Бонневиль».

— Это не пренебрежение. Я раньше никогда на таких не ездил.

— Вот и покатаешься, — Алекс смотрит, не скрывая улыбки. Зубы у него ровные, белые и даже на вид острые. Он улыбается открыто, и больше не кажется злобным Халком.

Симон рассматривает его внимательно, как невиданное природное явление, слегка склонив голову к плечу, пытаясь нащупать что-то внутри себя, схватить ускользающую эмоцию, которую он пока несмело определяет, как… Влечение? И Алекс не выдерживая взгляда, отводит свой. А Симон всё прикрывает пятна на одежде, пытается понять, где он не там свернул и чем вообще закончится этот вечер.

— У меня даже есть шлем, для твоей безопасности, — не заметить двусмысленность в его словах сложно. Но Симон делает вид, что не выкупает пошлых намёков.

Алекс про себя делает ставки: «Мальчик сноб или ханжа, а может, просто тупой, хотя с такими глазами… и губами некоторые недостатки могут сойти за достоинства».

— А это обязательно?

Много вариантов можно выдать, и сарказм так и рвется с языка, но Алекс больше не позволяет себе шутить, не хочет задевать:

— Обязательно, не сомневайся.

— Ну ладно. Только знаешь?

— Что? — он смотрит вопросительно и понимает, что они уже очень долго здесь что-то невнятное выясняют.

— Я весь мокрый и липкий и тебя испачкаю, это точно, если сяду сзади, — он размыкает руки и демонтирует ущерб. Пиджак пострадал меньше, а футболку действительно хоть выжимай. И он молчит, ожидая не пойми чего: то ли соскочить решил и действительно вызвать такси, то ли приглашения.

Алекс не отвечает, роется в сумке, закрепленной на байке и достает обычную серую толстовку с капюшоном. Симону она велика размера на два, это видно сразу, но вздыхает парень с облегчением. Поездка в сухой, пусть и не по размеру толстовке — лучше той же самой поездки в мокрой одежде через весь город. Он забирает кофту, откладывает вещь на сидение, сам отворачивается, снимает пиджак, а потом футболку. Алекс наблюдает, находя его стеснение забавным. Взгляд задерживается на обширной татуировке на тощей спине, кожа парня на ветру покрывается мурашками.

Одевшись, Симон поворачивается. Робеет от чего-то и говорит:

— Спасибо. А то я начал мерзнуть.

С языка практически слетает колкость, но Алекс затыкается, желание пропадает язвить. Что-то происходит, брат Киры пока не понимает, что именно, но общаться в своей манере с другом сестры не получается.

— Не за что, — только и отвечает. Помогает застегнуть ремешок под подбородком.

Симон говорит адрес отеля, в котором остановился. И усаживается позади.

— Не стесняйся. Давай ближе, — говорит через плечо. И Симон двигается, сжимает края его куртки, типа «сделал всё, что мог». И слышит, как цокают языком. Брат Киры обхватывает его запястья и тянет на себя так, что приходится впечататься в его спину всем торсом, а руки сцепить на животе под курткой, чтобы не стеснять движения.

— Вот так. Я не буду сильно гнать.

Симон кивает молча.