Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ребята и зверята - Перовская Ольга Васильевна - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Рядом с ним на полу лежала бумажка. Мишка захватил её губами и, громко шурша, принялся жевать.

Четырёхлетняя Наташа долго и серьёзно смотрела, как он ест бумагу. Потом решительно слезла со стула, взяла краюху хлеба и стала выколупывать мякиш. Сопя подтолкнула меня. Юля закрылась газетой, чтобы не показать, как ей смешно.

— Ты чего это? — спросила мама.

— Он голодный же, — мрачно ответила Наташа. — Смотри, бумагу ест.

— Да нет, это он просто так. Мы уже кормили его. Больше он не хочет.

— Нет, хочет! Раз бумажку ест, значит, хочет.

Она подсела к Мишке и протянула ему корку. Он прожевал бумагу, а потом взял корку и так жадно захрумкал ею, как будто в самом деле не ел три дня.

Наташа просияла:

— Смотри, как ест! А ты сказала: не будет.

После чая мы играли за домом на лужайке, а Мишка остался с мамой и целый день ходил за ней хвостиком — то в чулан, то в сарай, то к печке, сложенной в углу двора. А когда мама готовила обед, он смирно лежал около плиты и шевелил ушами.

Оставаться одному во дворе ему было неприятно, боязно и скучно. Перебегая за мамой двор, Мишка сталкивался с Майликом. Он махал в его сторону головкой и сердито топал ногой: старался показать, что не забыл утренней ссоры.

Майлик на всё выразительно отвечал: арр-рр…

В полдень Мишка сильно проголодался и всё время вертелся у мамы под ногами, нетерпеливо толкая её головой в живот: давай молока, да и только.

Должно быть, он вообразил, что она — его мать-олениха и поэтому обязана кормить его.

Мама, смеясь, отмахивалась от него и поскорее приготовляла ему еду.

Когда она поставила ведро на землю, Мишка уже сам, без пальца, сунул голову в ведро и начал пить.

От жадности он при первых же глотках толкнул ведро и опрокинул его набок.

Всё молоко вылилось.

— Ах ты, идол этакий! — рассердилась мама. — Я для него старалась, а он взял да и перевернул ведро.

Но как ни ворчи, а молоко подавай! А то он опять уже нацелился бодаться. Пришлось налить ему новую порцию. Первое время Мишка, как привязанный, ходил за мамой, много ел и спал.

На нас, детей, он не обращал никакого внимания, хотя мы изо всех сил старались ему понравиться.

Правда, он не отказывался принимать у нас из рук яблоки, хлеб и всякую всячину, но всё это с таким презрительным видом, как будто он делал нам большое одолжение.

Так прошло месяца два. За это время Мишка привык ко всем нам и ко всему, что нас окружало. Он уже не так боялся собак и часто гулял далеко от дома.

Белые горошинки на его спине исчезли, и он начал линять. Эти беленькие пятнышки бывают у всех детёнышей оленя и дикой козы только в младенческом возрасте и потом пропадают бесследно. На лбу у него набухали две шишечки — это прорезывались рога.

Мама кормила его очень хорошо, и Мишка стал гладкий, откормленный и быстро рос.

Он выпивал уже больше кринки молока зараз. Мама приходила в отчаяние:

— Что мне с ним делать? Ведь его надо поить трижды в день. Если так будет продолжаться, нам самим не будет хватать молока.

Она стала подбавлять в молоко воды — сначала немножко, потом всё больше и больше, а под конец уже на целое ведро воды наливала две-три кружки молока.

Мишка нисколько не смущался таким надувательством и пил с полным удовольствием. Но вдруг он словно отрезал. Как-то ему налили разбавленного молока. Он фыркнул, перевернул ногой ведро и с тех пор к молоку, даже цельному, не желал ни за что прикасаться.

Младенческий возраст кончился. Мишка перешёл на другую пищу: ел вместе с коровой отруби, а когда лошадям засыпали овёс, он старался и к ним присоседиться.

Лошадей он побаивался, и они терпеть не могли, когда Мишка совал нос в кормушку, и часто его кусали.

Зато корову Мишка и в грош не ставил. Бывало, мама поставит ей пойло и уйдёт. Сейчас же, откуда ни возьмись, нахально заявляется Мишка, отгоняет корову и ест сам. А несчастная Бурёнка стоит в стороне и грустно на него смотрит.

— Ах ты, негодный, ты что тут делаешь? — крикнет, увидя такой грабёж, кто-нибудь из старших.

Мишка подскочит от внезапного крика, выкинет несколько затейливых прыжков и, перескочив через плетень, унесётся в горы.

Аппетит у Мишки был всегда преотличный. А из лакомств он больше всего любил окурки от папирос.

Он целыми днями расхаживал под окнами кордона и подбирал их.

Кроме бумаги, ему, видно, нравилось жевать в них остатки табаку.

Силы били в юном олене ключом. Ему постоянно хотелось бегать, прыгать, проказничать.

Для этого он сам выдумывал себе предлоги. Например, ходит-ходит спокойно по двору, вдруг поднимет голову, поведёт ушами и — фрррр-р! — помчится вокруг дома, вылетит на дорогу, бросится вниз к реке и оттуда обратно на гору, перескакивая через камни и сваленные у кордона брёвна и высоко вскидывая в сторону задние ноги.

Однажды мама повесила после стирки во дворе бельё. Мишка моментально явился, выбрал простыню побольше и не спеша принялся жевать один угол. Долго он стоял на месте и жевал, а потом ему пришло в голову отправиться к роще, где мы обычно играли.

Он стащил простыню с верёвки, взмахнул головой, перекинул её себе через спину и, волоча, словно шлейф, один конец по земле, торжественно отправился мимо дома. Хорошо, что его увидали и отняли у него простыню. Но всё-таки она была сильно испорчена: большущий кусок был уже весь в дырочках и разлезался под руками.

Эта манера жевать что ни попадалось на глаза была у него самой неприятной и очень дорого нам обходилась. Занавески на окнах, скатерти, платки — всё носило следы Мишкиного внимания. На лучшем кисейном платье Юли, как раз на самом животе, Мишка выгрыз огромную круглую дыру.

То-то было слез и огорчений!

Раз как-то отцу понадобился ключик от шкафа.

Посмотрели на крючок, где он всегда висел, — нету. Стали искать.

Целый день искали по дому, по двору: пропал ключик, да и всё тут.

Ломать замок было жалко: хороший такой английский замок, и ключ к нему был маленький, на тоненьком ремешке.

— Кто мог взять ключик? Что за безобразие! — сердился отец.

Наконец уже совсем потеряли надежду. Тут мама заметила, что у Мишки изо рта торчит что-то вроде тряпочки. Она подошла, взялась за тряпочку и потянула. Вытащила почти четверть аршина. Это был ремешок от ключа. Половину его Мишка уже съел, а заодно проглотил и ключ.

— Вот ведь урод!.. Нужно же иметь такой вкус! — возмущался отец.

Все думали, что Мишка заболеет от такой неудобоваримой пищи, но Мишка даже ухом не повёл. Ключ, наверно, очень ему понравился, и он продолжал в том же духе.

Однажды смазывали под сараем сбрую дёгтем, и Мишка умудрился стащить даже целый чересседельник.

Отец увидел, что он жуёт длинную белую полосу, и вытащил её у него изо рта. Оказалось, что Мишка забрал в рот ремень длиной около метра, да ещё с железным кольцом посередине.

От долгого жеванья чёрный жёсткий ремень раскис, стал мягким, как тряпка, и совершенно белым. А кольцо ничуть не смущало Мишку.

Прошло лето, осень, зима. Наступила вторая Мишкина весна. Ему минуло уже девять месяцев. Он был выше годовалой тёлки. Сильный, тонконогий и какой-то осанистый. Он любил разгуливать по рощам и обрывать с деревьев молоденькие веточки. Оттого, наверно, он и голову свою носил так высоко, что не привык нагибать её за травой.

У него уже прорезались рога. Вначале они были мягкие, горячие и набухшие. Их, как переспелый персик, покрывал нежный пух.

Когда Мишка становился против солнца, в рогах светилась алая кровь. Эта кровь китайцами ценится на вес золота. Они употребляют её в лекарство. Маралов разводят в специальных маральниках, и когда рога находятся в этом периоде, их спиливают. Это очень болезненная операция. После неё маралы долго хворают, а иногда и гибнут совсем.

Конечно, у Мишки никто и не думал спиливать рога. К нему все очень привыкли и ни за что никогда не сделали бы ему больно.