Ребята и зверята - Перовская Ольга Васильевна - Страница 23

— Ай да Наташа! — рассмеялась она. — Посмотрите-ка, яичко снесла.

Все засмеялись, а Наташа сконфузилась, начала оправдываться и заплакала. Тогда её перестали поддразнивать и сказали, что это сделал Франтик.

— Ну, вот видишь, мама, — с упрёком сказала она, — а ты на меня…

Всех так рассмешил этот случай, что на Франтика совсем забыли рассердиться. Но зато, когда отцу пришлось ночью надеть свои войлочные туфли, он очень на него рассердился: яйцо раздавилось и вымазало ногу и всю туфлю, и отец в сердцах обругал Франтика безобразным творением.

Первое время Франт жил в комнатах. Когда все уходили в сад или во двор — а это случалось очень часто, — лисёнку становилось скучно, и он робко пытался выйти на крыльцо.

С людьми он уже вполне освоился, и его смущали только собаки и козлёнок, которые частенько заглядывали в открытые двери комнат.

Как-то утром Франтик всё-таки пробрался на террасу и свернулся калачиком на полу, на ярком солнечном пятне.

Вдруг по ступенькам загремели копыта, и на веранду взбежал балованный козлёнок Степан.

Франт в ужасе вскочил и собирался удрать в комнату, но Стёпка загородил ему дорогу. Что тут делать? У Франтика все поджилки затряслись от страха.

Он плотно прилёг брюхом к полу и не сводил пристального взгляда с козлёнка. Степан тоже оглядел Франта, фыркнул и вдруг ринулся на него, нагнув рожки.

Хоть и не очень опасный зверь — шестинедельный козлёнок, но Франт перепугался отчаянно. Выбрав момент, он, как мышонок, шмыгнул мимо Стёпки в комнату и забился под кровать.

Степан запрыгал вслед за Франтом и сунул голову под свесившийся край покрывала.

Нет, уж тут, под кроватью-то, Франт чувствовал себя дома, в своей собственной норе. Это не то что на террасе! Он высунулся из-под покрывала и пронзительно затявкал: «ках! ках! ках!.. н-ннггррр…»

Степан опешил и попятился. Как только он сделал шаг назад, Франтик осмелел и двинулся на него, не переставая кричать. Он поднял к нему мордочку и сердито прижал уши к затылку. Теперь уже забияка Степан очутился в критическом положении.

В это время мы услыхали лай Франта и прибежали на помощь.

Стёпка сообразил, что совсем это не козлячье дело — травить лисят, вскочил на окошко, шаловливо кивнул головой вбежавшей Соне и выпрыгнул в сад.

А Франтик, ласково виляя хвостиком, побежал к нам.

— Бедняга, испугался как! Посмотрите, как у него сердце бьётся…

Франта погладили и дали ему в утешение кусок сахару.

После этого случая он долго не решался высунуть нос из комнаты и смотрел на нас из окошка.

Как только мы начинали играть в лапту, Франт усаживался на своём подоконнике и внимательно следил за всеми, сидя по-кошачьи, грациозно забросив пушистый хвост вокруг передних лапок.

Франтик всё больше и больше привязывался к своим хозяевам и становился совсем ручным. Ел он решительно всё: молоко, хлеб, яйца, сахар, варёные овощи, фрукты, варенье и траву.

У него был странный вкус: так, например, отведав варенья, он выкапывал откуда-нибудь из своих запасов кусок варёной требухи и с удовольствием закусывал ею.

Ел он помалу, но часто. Остатки еды никогда не бросал, а закапывал где-нибудь и припечатывал таким образом, как он это сделал первый раз с коркой хлеба.

Нельзя сказать, чтобы эта его привычка доставляла нам большое удовольствие: в самых неподходящих местах находились куски припрятанного мяса, косточки, огрызки сахара, и в комнате, где жил Франт, несмотря на открытые днём и ночью окна, установился какой-то острый, особенный запах лисицы. Собаки, заходя в комнаты, подозрительно вертели носами и делали стойку на Франта. А Франт с громким кашлем-лаем спасался куда-нибудь повыше.

Потом собаки привыкли к Франту и перестали его обижать. Но никогда они с ним сильно не сдружались.

Франт тоже никогда не делал попыток сблизиться с кем-либо из собак или кошек, и они как бы не замечали друг друга. А когда замечали, это всегда было невыгодно для Франта.

Вероятно, всё объяснялось тем, что охотничьи собаки никак не могли понять, почему эта «дичь» не прячется от них, не убегает, а, наоборот, так свободно вертится у них под носом.

— Фу, какое безобразие! — рассердилась мама, вытаскивая из моей шляпы кусок заплесневелого сыра, запрятанного туда Франтом. — Этот негодный лисёнок разведёт нам уйму мышей!

— Нет, мама, ты так не говори, — заступилась за Франта Соня. — Он правда, может быть, и разводит их немножко, но зато сам же их и ловит.

Это было действительно так, и мама не нашла, что ответить.

Франт очень любил ловить мышей. Бывало, он часами расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь и нюхая щели в полу.

Он плотно прижимал нос к щёлке, озабоченно фыркал и крутил головой. Или так: идёт тихонько по комнате, вдруг насторожит уши, смотрит, смотрит в одну точку на полу, да как подскочит всеми четырьмя лапками! Значит, в этот момент под полом пробегала мышь.

Однажды Франту удалось поймать мышонка. Тото он был счастлив и горд!

Он долго, как кошка, носил его в зубах и играл с ним, подкидывая его лапой. Но кончилось это удовольствие большим огорчением для Франта. В самый разгар игры, когда Франтик, оставив полуживую мышь посреди комнаты, отбежал в сторону и, прижавшись к полу, следил за ней горящими глазами, откуда-то со шкафа спрыгнула кошка, схватила мышь в зубы — и была такова.

Франт заметался по комнате, но ничего не мог поделать.

— Вот видишь, Франтик, — назидательно заметила Наташа: — зачем не съел её сразу? Помучить хотел? Ну, а теперь мучайся сам.

Прошло около месяца. Несмотря на ловлю мышей и милый, неунывающий характер, Франтик, живя в комнате, причинял так много неприятностей, что его решили переселить во двор. Однажды утром мама закрыла дверь в комнату и, распахнув чуланчик, пригласила Франтика выйти во двор. Он вышел на крыльцо, а сойти вниз, на землю, ни за что не хотел и выжидательно поглядывал на закрытую дверь.

— Иди же, иди, трусишка!

Соня сняла его с крыльца и поставила на землю.

Франт растерялся. Он убежал под крыльцо и решил там спасаться.

На беду, в это время один наш петух разыскал возле крыльца какие-то зёрна. Он заботливо стал разрывать ногами песок и шумно заорал, сзывая кур. Тут уж Франтик забыл все свои страхи, сделал прыжок, схватил в зубы петуха, задушил его и торопливо потащил в угол двора. Воровато оглядываясь по сторонам, он вырыл ямку, затолкал в неё добычу и кое-как засыпал сверху навозом.

Франт воображал, что петух спрятан очень хорошо, но на самом деле он весь был виден из-под тонкого слоя земли, и ноги у него беспомощно торчали вверх.

Наташа подметала двор и наткнулась на эти ноги. Она вытащила несчастную жертву. Оказалось, что это был её любимец — Бесхвостик.

— Ах ты, дрянь! — горестно воскликнула Наташа, положив перед носом у Франта петуха. — Ведь ты совсем не хотел есть и всё-таки задушил Бесхвостика!

— Это он чтобы тебе досадить, — подшутил отец и серьёзно прибавил: — Придётся, видно, посадить этого разбойника на цепь.

Мы раньше всячески защищали Франтика, а теперь молчали.

И в тот же день его посадили на цепочку.

За угол конюшни, под самой крышей, зацепили один конец толстой проволоки, протянули её через весь двор и другой конец прикрепили к столбику террасы.

На эту проволоку надели блок, к которому была пристёгнута длинная лёгкая цепочка. Блок с цепочкой свободно скользил по проволоке, и таким образом Франт не терпел почти никакой неволи. Он мог свободно бегать по двору из одного конца в другой.

В первые дни Франт избегал долго оставаться на земле: боялся собак.

Около конюшни была сложена поленница дров, и Франт устроил там свою квартиру. Здесь он спал, свернувшись клубочком, прятал между дровами еду и, сидя или лёжа на самом высоком конце поленницы, наблюдал за людьми и животными, которые суетились во дворе.

Франт вообще любил забираться повыше. Часто, когда на террасе пили чай или обедали, ему кричали: