Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 43

– Р-раа! – неудержимым валом буры ринулись на позиции англичан, выбив их и захватив орудие. Оказавшись на вершине горы, с которой открывался прекрасный вид на город, африканеры спешно принялись разворачивать орудие и перекидывать камни и мешки с землёй на другую сторону, возводя стену от обстрела британцев.

– Вот теперь… – Мишка сжал зубы едва ли не до хруста, – бегом!

Подхватив ракетные[ii] станки и ящики, они бегом бросились к вершине горы. Остановившись недалеко от гребня, начали собирать установки, пока буры отражали первый натиск британцев.

Сердце ассистент-фельдкорнета выпрыгивало из груди, и хотелось бежать… стрелять… ну или хотя бы помочь раненым!

– Стоять, – рычал Пономарёнок не столько подчинённым, сколько самому себе, – ждём!

– Ждём! – оскалил он зубы на коммандера, распалённого атакой и потерями подчинённых, которых он с детства знал – всех до единого! Так оскалил, что степенный бур, с детства ходивший на льва, отшатнулся…

… и как уверил себя потом – не от страха.

Пожалуй, коммандер и не лукавил, а просто увидел глаза ассистент-фельдкорнета – с полопавшимися от дикого напряжения капиллярами, с яростным ожиданием боя и мучительного сочувствия к бурам, падающим в эти секунда под пулями врага.

Британцы залегли, начав накапливаться в лощинах и естественных укрытиях. Бультерьерами вцепившись зубами в красноватую африканскую землю, они подтягивались к вершине, и вот уже…

– Бегом! – подхватив станины, заранее снаряженные ракетами, бойцы в считанные секунды взлетели на вершину горы. Пригибаясь, Мишка самолично направил станки и поджёг огнепроводные шнуры.

– Назад! – широким взмахом руки он будто вымел с позиции и своих подчинённых, и чужих. Нужно сказать, опаска его была не напрасна: трофейные ракеты, перезаряженные самодельной огневой смесью, повели себя… Да собственно, как и ожидалось!

Ракеты с первого станка влетели в тыл к англичанам, без особого вреда разлетевшись огненными клочьями, и скорее подстегнув их к наступлению.

Со второго взорвались в общем-то как и положено… просто не все. Некоторые не взорвались, а некоторые – бумкнули глухо при ударе об землю, да растеклись лужицами пламени.

А вот с третьего станка сошли не ракеты, а огненный шлейф единым всплеском. Поднявшиеся в атаку британцы были сожжены этим адским пламенем, и пусть было их не так много, но… воистину, страшная смерть. Оставшиеся в живых дрогнули, а новый ракетный залп положил конец их сомнениям.

Бегом! Гигантскими прыжками неслись они с горы в дикой панике. А буры стреляли, стреляли, стреляли… и уходил прочь страх, уходила неуверенность…

«– Вот теперь, – колоколом билось в головах буров, – выстоим!»

Отряд Пономарёнка уничтожил ракетами едва ли полсотни англичан, но психологический эффект этого обстрела сложно переоценить. Британцы так и не нашли в себе сил снова подняться для атаки, а когда командиры снова подняли их, было поздно. Буры уверенно угнездились на вершине горы, вгрызлись в каменистую землю, подтянули подкрепления, выстроили брустверы и залегли, отстреливая смельчаков с удобнейших позиций.

Под прикрытием «Орлиного гнезда» добровольцы Девильерса, втянули на гряду тяжёлые орудия, а потом две тысячи стрелков заняли господствующую высоту. Сниман и Де Вет уверенно развили наступление, захватив передовые позиции врага. Британцы дрались как львы, но с другой стороны на Ледисмит навалились силы Жубера и Боты, продавливая оборону.

Наступлению Де Вета и Снимана мешали не только засевшие в Ледисмите британцы, но и части, оседлавшие гряду. Весь день шли тяжёлые бои, и час за часом, метр за метром, буры одолевали, сбрасывая врага с высот. Фельдкорнетство Пономарёнка дважды выбивало засевших в укрытии англичан, подтаскивая ракетные станки едва ли не в упор, и ещё дважды враг сдавался, едва только заслышав о ракетах.

В три часа пополудни буры окончательно взяли высоты, и неудержимо потекли на Ледисмит.

Развить наступление помешал ливень, и если поначалу стороны не обращали внимания на буйство стихий, то позже многим пришлось думать не о наступлении или обороне, а о спасении от разгневанной Природы. Водные потоки, собираясь на склонах, в низинах становились страшной силой, сбивающей с ног лошадей и уносящей прочь здоровых мужчин.

Потоком воды сбило Пономарёнка, закрутило в мутных перекатах. Сбросив винтовку, он боролся за жизнь и…

… оказался в расположении британцев. Хлопнув себя по боку и не нащупав сорванную кобуру, он медленно поднял руки.

В обличии шотландского стрелка напротив стояла сама Смерть… Несколько томительных секунд, и Смерть повелительно шевельнула стволом.

Несколько сот метров под ненавидящими и безразличными взглядами британцев показались Голгофой, но…

… оказалось, всего лишь плен…

К утру британцы капитулировали и город пал. Буры праздновали победу, и решительно никто не пытался организовать преследование разрозненных вражеских частей, прорывающихся к своим. Немногочисленных пленных они увели с собой, как живое свидетельство собственной доблести.

[i] То есть бурами из Оранжевого Свободного Государства. У буров де факто и де юре, существовало к тому моменту ДВА государства – ОСГ и Трансвааль.

[ii] Ракеты Конгрива в 1880-х годах были В ОСНОВНОМ сняты с вооружения (к этому времени они применялись почти исключительно в колониальных частях), но применяли их до Первой Мировой включительно, в основном в авиационных частях.

Глава 26

Выйдя от Жубера, я выдохнул и остался стоять на затенённой веранде, держа в руке широкополую шляпу и кусая напряжённо губы, вслушиваясь зачем-то в стрёкот цикад. Надежда на помощь генерала рушилась карточным домиком…

… он умирал.

Восковое лицо главнокомандующего, полупрозрачные пергаментные веки, а главное – нездешний вид. Он уже ТАМ.

Старинная Библия на одеяле, старческие руки поверх… ещё недавно сильные руки пусть и немолодого, но полного жизни мужчины, способного свернуть шею бычку, а теперь… так внезапно… Перебирают беспокойно по обложке старческие длани, ища утешение в семейной реликвии.

Во время штурма Ледисмита его сбросила лошадь, испугавшаяся близкого разрыва снаряда. Тогда, в горячке боя, он снова сел в седло, и наверно – зря. Ему бы отлежаться… Несколько дней генерал чувствовал себя неважно, но никому не жаловался, а потом разом – слёг, да так и не встал.

Все мои просьбы посодействовать судьбе Мишки – побоку. Жубер в принципе держит своё слово, но это прежний Жубер, а этот касается только беспокойно Библии, да дышит тяжело, постоянно проваливаясь в забытье.

Его окружению не до обещаний патрона, тем паче данных чужеземцу и не слышанных лично. Молятся, делят власть, наследство… и всё, што делается в таких вот случаях, когда умирает непростой человек.

… и ждут. Ожиданием этим пропитано всё, и будто сам Жубер раздосадован, што всё ещё ЗДЕСЬ. Окружение и вовсе не скрывает этого, и кажется даже, досада нетерпеливая прорывается!

У одних – штоб отмучился наконец, у других… по-разному, но шкурный интерес особо и не скрывается. Не деньги даже, а осколки его влияния, морального авторитета. Умирает одно из первых лиц государства, одержавшее недавно величайшую Победу в истории буров.

Причастность к этому, пусть даже и самым краешком – строчки в учебниках истории когда-нибудь потом, а ныне – незримый, но явственный отсвет власти, ложащийся на плечи горностаевой мантией.

Разговаривают вполголоса в затхлой тягостной духоте, пропитанной потом, лекарствами и гнилостными испарениями, лица постно-деловитые, пытаются передавить других уверенностью, набожным поведением, родством или старинным знакомством с… умершим. Пусть даже пока – живым.

– Совсем плохо? – отлипнув от перил, убито поинтересовался Чиж, поняв всё по моему потерянному виду.

– Угум.

– Может, другой генерал похлопочет? – отчаянная надежда в голосе, будто я сейчас просияю навстречу хорошей идее, хлопну его по плечу, и беды как не бывало!