Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 36

Последняя ночка не задалась, отчаянно мешали гиены, устроившие похохотать всему вельду окрест. Бог весть, кто там сдох такой большой и вкусный, и што вообще случилось, но вроде как несколько стай гиен што-то шумно делили. Как водится, всем не хватило, и обиженные решили наведаться к нашему лагерю.

Встали мы вполне грамотно, на поляне промеж колючих кустарников, через которые не полезет и носорог. Вход загородили нарубленными колючками и для верности – фургонами. А всё равно!

Как начали хохотать, подвывать да подтявкивать! Лошади волнуются, фырчат, с ноги на ногу переступают… ну как тут заснёшь?! Да и в головах вертится, а всё ли верно сделали? Мы всё ж таки не буры, приученные к подобной гадоте с малолетства.

Не выдержали, начали стрелять через колючки по светящимся глазам. Вроде как и попали несколько раз, ежели по визгу заполошному судить. Убрались эти твари под самое утро, так што и спали мы часика по два-три от силы.

– Я ещё кофе поставлю, – зевая отчаянно, сказал Санька, выплёскивая кофейную гущу в костёр.

– Угум, – отозвался я, снимая сковороду с ветчиной и поджаренным сыром с огня, – садитесь жрать, пожалуйста!

Близнецы, оглядываясь и принюхиваясь, закончили обихаживать лошадей и подошли к костру.

– Последний переход остался, а там и Мафекинг, – озвучил очевидное Товия, присаживаясь на раскладной полотняный стульчик и забирая из Санькиных рук кофе.

На раскладном столике тарелки, сервированные по всем правилам походного этикета. Мне, в общем, нет особой разницы, есть из сковородки со всеми, или вот – всё вкусно! Но што-то внутри говорит, што если имеется возможности, то – надо… как надо.

Выехали с небольшим запозданием, и через пару часов свернули к воде – напоить лошадей как следует, да пополнить запасы воды. Пусть вечером прибудем в Мафекинг, пусть! А вдруг?

– Драгуны, – опустив бинокль, сказал Товия с тревогой, – их разъезд! С десяток, не меньше!

– Ага… воротите фургоны надписями к ним, – нахмурился я, и оставив оружие, вскочил на коня.

– Пресса, – внушительно говорю рыжеусому драгунскому сержанту, показывая бумаги. Рослый мужчина лет под сорок, выдубленный многолетним пребыванием под жарким солнцем Юга, он держится полновластным хозяином не только ситуации, но и всей нашей судьбы.

– Разберёмся, – отмахивается тот не глядя, и тесня грудью своего мощного мерина мою невысокую кобылу. От обоих густо пахло застарелым потом и… пожалуй, от сержанта поядрёней.

Подчиняясь непреодолимой силе, вернулся назад под нескрываемым конвоем двух англичан, держащимся чуть поодаль. Явно из недавних горожан, и лица хоть и загорелые, но вот ей-ей – недавно ещё облазили лоскутами!

«– А выучка дрянь! – вылезло почему-то в голову, – недавнее пополнение!»

Остро пожалелось, што в вельде я оставил городскую привычку таскать с собой дерринджер, за полной на то ненадобностью. Казалось бы, што он против того же льва или леопарда?! А сейчас мог бы…

Опомнившись, встряхиваю башкой – какой там дерринджер против четырнадцати улан! Да и прямой бой… их втрое больше, да выскочили из лощинки метрах в двухстах. А у нас, как назло – ну ни единого укрытия рядышком! И кони не для боя, а для вельда.

«– Тьфу ты… лезут же такие глупости!»

Но…

… пару минут спустя я не был в этом так уверен. Связав близнецам и Саньке руки за спиной, и держа меня на прицеле, драгуны по-хозяйски рылись в нашем имуществе. Так рылись, што…

– Сержант! – юношеский ломающий басок, и молоденький драгун, едва ли достигший семнадцати лет, выскакивает из повозки, – Медикаменты! Много!

В голосе – счастье и какое-то нехорошее предвкушение.

– Та-ак… – сержант усмехнулся и нырнул в фургон, – действительно много.

– Пособник буров, – равнодушно констатировал он, и мне тут же заломали руки, связав их за спиной.

Замолчав, он уставился на надписи «Пресса» на полотняных боках наших фургонов.

– Дженкин!

– Да, сержант! – с характерной фамильярностью старослужащего отреагировал один из солдат, с характерным акцентом кокни.

– У тебя остались те кафрские сувениры?

– Так точно! Но здесь живут другие племена, а это…

– Да всем насрать! – перебил его сержант, – Кафры напали на фургоны в поисках поживы. Мы подоспели слишком поздно, и… да никто, собственно, не будет расследовать.

Он закурил, а подчинённые принялись сноровисто освобождать фургоны, негромко обсуждая, што именно они «спасут от кафров», а што сгорит в огне.

– Сержант! – в худшее никак не хотелось верить, и всё казалось, што вот сейчас он, наигравшись на нервах и докурив, отменит приказ… – Сержант! Я представитель прессы! Некомбатант!

– Да всем насрать! – процитировал сержанта тот самый молоденький драгун, обнаруживший медикаменты, и британцы засмеялись.

– Сержант!

Удар в лицо, резкий и умелый, но я успел довернуть голову, и костяшки только царапнули по скуле.

– Я богатый человек, сержант! Спросите моих спутников, кого угодно! Я могу…

Удар в живот… и в следующее мгновение тяжёлая пуля разнесла голову сержанту, и его тело свалилось на меня. Пытаясь вдохнуть выбитый воздух, я хребтом ощутил дрожь земли, потом раздались выстрелы, и…

– Марга[ii]! – слитный рёв десятка молодых глоток. Кавалерия пошла в атаку! Поляки!

Сбросив тело, и извернувшись, закатился на всякий случай под повозку, обдирая лицо. И об обитый железом обод колеса связанные сзади руки – тереть, тереть… Несколько секунд, и я свободен, а што запястья кровят, то ерунда!

Подхватив винтовку кого-то из убитых англичан, навскидку к плечу… выстрел! Тот, молоденький, засучил ногами, а я ощутил свирепую, всесокрушающую ярость… и едва ли не счастье! Враг повержен!

Вокруг кипел бой, я и, пригибаясь и падая то и дело, затащил под фургон сперва Саньку, полоснув по верёвкам штыком, а потом и Товию с Самуилом. Едва я это успел, как раздался короткий сабельный посвист, и мне под ноги скатилась отрубленная голова в британской фуражке, с ремешком под подбородком.

Почти тут же шум боя стих, и я только услышал, как добили выстрелом в упор кого-то из раненых британцев.

– Пресса! – проорал я, не выпуская из рук винтовки.

– Егор? Ты?! – подъехавший всадник соскочил с коня и присел на корточки, бестрепетно глядя в дуло винтовки.

– Котяра?!

Мы вылезли из-под повозок, и сразу – объятия, рассказы…

– … второй раз с британцами сталкиваюсь, – жаловался я другу, – и второй раз такая оказия!

Меня бил тяжёлый отходняк, и разобрало многословие, путанное и бестолковое. Рядом растерянно топчется Санька, улыбаясь деревенским дурачком. Близнецы улыбались так же глупо, не в силах даже и встать. Только крупная дрожь, да гримасы, пробегающие по лицам, и снова – улыбки, и полные бездумного счастья глаза.

– Постой! А Ганецкий где! – озираюсь, – Надо же выразить свою…

– Ушёл я от нево, – отозвался Котяра, улыбаясь чуть смущённо, – а ты писал, да? То-то, я думаю, письма не тово…

– Да-а?

– Угу. Такой, знаешь… я шёл к нему, потому как ротмистр и всё такое… а оказалось – Иван!

– Нет, не подумай! – поправился он, – Не как разбойник, а знаешь… атаман такой, всё больше на лихости да на заигрывании с подчинёнными. Ему эта война – как спорт или охота, в удовольствие будто! Такой ради азарту там людей положит, где можно вовсе без выстрелов обойтись. Я таково на Хитровке наелся – во!

Он полоснул себя ребром по горлу с видом самым свирепым.

– И если уж воевать, – решительно добавил друг, – то должным образом!

– Да вот, – Котяра встал, – командир мой.

Молодой мужчина, похожий изрядно на Дон Кихота, закончив распоряжаться, подходил к нам.

– Дзержинский, – представился он, протягивая руку.

– Феликс Эдмундович?! – жму растерянно, и сам не понимаю, откуда это – ощущение, будто встретил человека давно знакомого.

– Мы знакомы? – в его глазах лёгкое удивление.

– Да где-то слышал, наверно, – вид у меня совершенно потерянный, и спешу представиться, прячась в оковах этикета.