Ныряльщица - Эльденберт Марина - Страница 14

Я покосилась на стул, который выехал в проход после того, как К’ярд резко поднялся. Мысленно снова от души выругалась, за каким-то едхом залезла в чат и открыла нашу переписку. Вся история нашего общения сохраняется на облачных серверах, поэтому сколько бы раз я ни меняла технику, она так и будет отзываться последним сообщением: «Что значит — занята?! Ты ничего не забыла, синеглазка?»

Я совершенно точно могла написать в тот вечер: «У меня не получается прийти, потому что мне неожиданно назначили важное собеседование», или «Я не смогу, потому что сейчас устраиваюсь на работу, которая поможет мне прокормить сестер». Вместо этого я предпочла промолчать.

Глубоко вздыхаю и пишу: «я не могу принять твою помощь, не сейчас».

Да, ничего более идиотского не придумаешь, но я действительно испугалась. Действительно испугалась, что он начнет искать и что-то найдет.

Зачем это ему?

Зачем ему искать Лэйс?

Стираю и пишу снова: «я не хотела тебя обидеть».

Да, это еще более идиотское заявление, чем предыдущее. Мне хочется побиться головой о стол или о тапет, вместо этого я смотрю на мигающие за курсором строчки. Когда я уже почти готова сдаться, пальцы сами собой выбивают: «спасибо, что предложил помочь».

Я нажимаю «отправить» раньше, чем успеваю себя остановить, после чего снова возвращаюсь к библиотечному тапету. Кажется, даже успеваю найти что-то нужное до того, как мне приходит ответ:

«На здоровье, синеглазка».

Он всегда пишет очень грамотно, не пропускает заглавные и ставит точки. Может, и опечатки исправляет, или же просто их не делает. Как бы там ни было, снова возвращаясь к раг’аэне, я улыбаюсь.

Глава 9

Бессильный

Лайтнер К’ярд

Неделя еще только началась, а я успел расстаться с девушкой, поссориться с лучшим другом и понять, что сила отца отказывается меня слушаться. Неутешительные выводы.

Исключение составляет разве что синеглазка, но с ней мы никогда и не дружили. Мэйс меня бесила, я ее — тоже. Нас связывала одна общая работа по подводной зоологии и раг’аэна. Хотя в том, что Вирна видела и запомнила Эн, я уверен не был.

Почему? Да едх знает, почему.

Возможно, потому что Вирна ничего не спросила, когда я рассказал ей про ранения океанских бабочек. И еще раньше, когда я отвозил ее домой. Любой бы на ее месте впал в транс (даже я надолго залип, когда впервые встретил Эн), а потом забросал бы вопросами. Но Мэйс молчала, будто старалась забыть тот страшный день, и в этом я ее понимал. Хотя если она и видела раг’аэну, то наверняка решила, что это галлюцинации. Если Ромина права, Вирне еще и дрянь какую-то вкололи.

Не знаю, что я больше испытывал от осознания факта, что об Эн по-прежнему знаю только я: облегчение или досаду. Просто потому что хотелось поделиться этим хоть с кем-то. Нет, не с кем-то — с Вирной. Мне казалось, синеглазка его не сдаст.

И я какого-то едха решил, что для начала мы сможем просто начать нормально общаться. Тогда я вспомнил о своем обещании Кьяне и самому себе. Но как только предложил Мэйс свою помощь, она снова меня выбесила.

Из библиотеки я выходил с мыслью, что совместная работа может превратиться в пытку. Отчасти от того, что синеглазка умеет быть невыносимой, отчасти от того, что когда она сидела так близко, у меня ускорялся пульс, словно от рывка под воду. Сегодня я мог рассмотреть ее получше, и новый образ ей удивительно шел: с голубыми волосами кожа казалась еще светлее, а губы — хотя она совсем не пользовалась косметикой — ярче. И мне невыносимо хотелось их коснуться.

Задумчивая Мэйс выглядела такой беззащитной и нежной, что я забывал, что от одного прикосновения к ней можно пораниться как о вытащенный из воды коралл. До крови. Сегодня, когда она в очередной раз меня оттолкнула, мне в очередной раз захотелось поинтересоваться, что с ней не так.

Поэтому и ушел. Куда подальше.

С мыслью, что хотя бы здесь все привычно, а не наперекосяк. Пусть даже я зол как самый глубоководный едх! В основном, правда, на себя, потому что никто меня за язык не тянул, к тому же, меня с моей помощью и раньше посылали далеко-далеко. И вообще надо Мэйс сказать спасибо за «спасибо», которое она мне сказала после ее спасения…

Сообщение на тапет пришло неожиданно.

Сначала вообще подумал, что ошибся чатом. Ну или у синеглазки украли тапет, и кто-то таким образом развлекается. Не может Вирна Мэйс за этот месяц говорить столько слов благодарности!

Только тут вспомнил слова Кьяны о том, что синеглазке приходится постоянно со всеми сражаться. Отстаивать свое право на учебу в Кэйпдоре, на жизнь в Ландорхорне. На жизнь, в принципе. Сцена в библиотеке — лучшее тому подтверждение. Другая либо попыталась бы показать, что мы вместе, либо слилась бы со стулом. Но не Мэйс!

Как она уела глазеющих на нас.

Волна, а не девчонка!

— Что, или кто — причина улыбки моего мальчика?

Я так увлекся мыслями о синеглазке, что лаже не сразу заметил мать, спускающуюся по лестнице. Лифт она всегда игнорировала, заявляя, что количество пройденных за день ступеней лучше всего бережет фигуру и здоровье.

— Привет, мам. — Подхожу ближе и целую в светлую, словно внутренняя часть раковин, щеку. И такую же хрупкую. Мама вся хрупкая. Даже удивительно, как она стала женой Диггхарда К’ярда. Видимо, для мирового баланса. — Учеба, конечно же. Каждый день только и делает, что радует.

— Что? — смеется мама. — Ты в детстве не любил школу, я не поверю, что вдруг полюбил академию. Разве что дело вовсе не в Кэйпдоре.

Она мне подмигивает.

— Дело в девушке? Ромина?

— Нет.

Едх меня забери, нет!

— Нет, это не Д’ерри.

На лице матери расцветает улыбка.

— Значит, все-таки девушка, — заявляет она. — Но ладно. Буду ждать, когда ты нам ее представишь.

Представить Мэйс родителям? Совсем не уверен, что хочу ее им представлять. Точнее, уверен, что не хочу. Когда-то это казалось мне забавным — позлить таким образом отца. Но тот я, видимо, сгинул в океане.

Потому что нынешний я не собирался подставлять девчонку, которая и так одна против толпы.

Против студентов Кэйпдора. Против учителей, которые считают людей обузой. Против таких как Д’ерри, с которой мы пока не закончили. Она решила прикрыть собой Родреса, а тот и рад прикрыться. Без Родди доказать ее вину несколько сложнее, но едха с два они оба останутся безнаказанными. Какой бы популярной Ромина не была среди своих подпевал, большинство студентов Кэйпдора сделают все, чтобы угодить, читай подмазаться к наследнику правителя Ландорхорна. Пусть отец не спешит помогать, мне поможет мое имя.

Так что Вирна больше не одна. Она со мной.

— Мам, ты не знаешь, где сейчас отец?

То, что его нет дома — понятно и так. Она не выходит из дома, когда может ему понадобиться.

Ее улыбка блекнет. Мама по-прежнему улыбается, но уже не так искренне, как мгновение назад.

— Кажется, у него какая-то важная встреча, — она пожимает плечами. — Но к ужину должен вернуться.

— Хорошо. Спасибо большое.

— Люблю тебя, мой мальчик.

— Я не мальчик!

— Для меня ты всегда мальчик.

Мама снова смеется, целует меня в щеку и убегает по своим делам.

А я поднимаюсь в свою комнату, переступаю порог и последнее, что помню перед глазами — дизайнерский узор на полу.

Когда я прихожу в себя, узор на том же месте — подо мной. Разве что он то приближается, то отдаляется, то темнеет так, что рассмотреть его становится невозможно. В ушах шумит, а в горле скребет, будто я не пил месяца два, либо наоборот, сильно перебрал с выпивкой. Голова раскалывается, словно меня приложили чем-то тяжелым. Ко всему прочему, я не чувствую в себе не капли силы: ни силы въерха, ни простой физической, когда не можешь пошевелить рукой или ногой. Я долго соскребаю себя с пола, прежде чем доползти до кровати и привалиться к ней спиной.