На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 27

Самолёт к вылету готов. Завтра с утра будем проводить испытания того, что получилось в итоге.

Во дворец вызывали почти каждый день. Разговоров хватало. Узнал и тайну сафьяновой шкатулки. Ещё в самом начале века Мария Фёдоровна подарила Николаю эту шкатулку. Внутри же находились предсказания монаха Авеля о гибели императора. Даже год был указан. Теперь понятно, почему он так среагировал на мой рассказ. Кому же понравится ещё одно подтверждение давнего пророчества.

Как я понял из кое-каких осторожных намёков, Мария Фёдоровна с Александром Михайловичем всё-таки смогли достучаться до Николая. А потом и сам обратил внимание на то, как твёрдо и жёстко взяла под контроль всё дело Мария Фёдоровна. После этого даже Джунковский стал выглядеть более живым. Даже как-то раз обмолвился, что начали постепенно фильтровать окружение Распутина, аккуратно и по возможности незаметно изымать из этого окружения наиболее значимые и одиозные фигуры. Что интересно, всё делалось тихо, даже шума в газетах не было.

А что самое интересное, на оружейных и патронных заводах начались негласные проверки ведомством Владимира Фёдоровича. Для чего было создано несколько рабочих групп с особыми полномочиями из отобранных директором людей. После проверок этих заводов группы займутся службами тыла и снабжения. Работа предстоит громадная и тяжёлая, и противодействие ожидается точно такое же. Так именно для этого группам и были даны особые полномочия. Всё-таки военное время. Как уж удалось Марии Фёдоровне уговорить на это Николая, не знаю, но только и полномочия выдали, и даже императорскую семью во главе с императрицей в одно мгновение срочно отправили в Крым. Якобы для поправки здоровья. Как заметался двор и столичное общество! Раскололся на два лагеря. Самая работа для жандармов. Ну, они и начали стараться. Сколько криков раздалось, сколько воя в прессе поднялось.

Что самое интересное, вся эта работа была проделана за необычайно короткое время. Получается, все всё знали? Только воли действовать не было?

Наиболее громко выступающие издания тут же прикрыли, и вся остальная пресса сразу резко замолчала. Заработал политический сыск, потянули за ниточки… Дальше мне ничего не рассказали, не по рангу мне знать.

Всё-таки уговорили вернуться на службу Зубатова. Со дня на день ожидают его в столице. Начнёт восстанавливать свою деятельность пока здесь, в городе, а там и до остальных заводов и фабрик дело дойдёт. Самое главное, добро на это получено. А противодействие Правительства и Думы, фракций и партий… Так все жить хотят… Причём хотят жить хорошо. Но скоро и ими займутся. Не всеми, конечно, но наиболее значимые фигуры изымут, так сказать, «из обращения»… «Иудушек» всяких и иже с ними…

Из добровольной ссылки выдернули Шишмарёва. Правда, назад добираться ему предстоит долго, но место у Григоровича для этого выдающегося инженера уже подготовлено. Он ведь только-только успел до места своей ссылки доехать.

Познакомился со Второвым Николаем Александровичем. По распоряжению Марии Фёдоровны его специально пригласили из Москвы на высочайшую встречу и соответствующий разговор. Нужно было обязательно заполучить его в соратники. Слишком огромные деньги, слишком значимая для России фигура, через торговые связи которой можно безболезненно решить почти все вопросы со снабжением производств. Это не говоря об его экономическом и финансовом личном участии. В самом начале этой встречи нас представили друг другу, затем начался сам разговор. Вела его Мария Фёдоровна. Откровенно рассказала обо всём предшествующем разговору, не стала скрывать и нарастающие валом текущие проблемы. Тут же получила вроде бы как искренние заверения, что обо всех подобных проблемах Николай Фёдорович знает не по наслышке, на собственной шкуре испытал все радости российского бюрократического аппарата с его неубиваемой разветвлённой коррупционной составляющей. И как что-то делать в таком обществе? Ну, что-то ведь делают? Те, кто хочет и способен делать. Поэтому есть полный карт-бланш такому заинтересованному лицу.

Второв ничего сразу не сказал, пообещал подумать, и ушёл явно удивлённый и сильно озадаченный. Договорились встретиться на следующий день.

Во время этого разговора Николай Александрович всё время косился в мою сторону. Очевидно, всё гадал, что за личность такая неизвестная и непонятная здесь присутствует. Не мог определить мой статус в своей личной иерархии. Поэтому по окончании разговора просто нейтрально раскланялся со всеми присутствующими, в том числе и со мной, так получается.

Если Второв согласится, а не согласится он не может, всё-таки первой и главной стороной разговора выступает императорская семья и соответствующие гарантии, то проблемы с оборудованием и ресурсами решатся почти безболезненно. Особенно когда Мария Фёдоровна выступит поручителем. С её-то связями в Дании. Да ещё когда Николай Александрович узнает все расклады на возможное будущее. В эту встречу Мария Фёдоровна решила ничего не говорить «русскому Моргану» о моих так называемых прогнозах, а вот если Николай Александрович согласится участвовать в наших проектах… Тогда придётся приоткрыть ему глаза на вероятное будущее и его далеко не радостную скорую судьбу…

Испытания

«Муромец» без поплавков это абсолютно другая машина. Даже при простой рулёжке по земле начинает нетерпеливо подпрыгивать, несмотря на свою массу, пытается безуспешно размахивать крыльями. Словно в небо рвётся.

В этот раз лечу не один, за спинкой кресла занял место Сикорский. Стоит, ноги широко расставил для устойчивости, согнул их чуток в коленях, сгорбился, вперёд поглядывает. Откуда знаю? Так сам всегда в такой позе за пилотским креслом стою, когда пассажиром лечу. То есть, летал. А ещё краем глаза вижу его наклонённую вперёд голову. Чуть склонённую на один бок, словно изобретатель-конструктор прислушивается к машине, оценивает её поведение на слух. Чуть правее Игоря Ивановича врос в пол Шидловский. Категорическим образом настоял на своём обязательном участии в первом полёте. Очень уж интересно ему лично посмотреть, действительно ли настолько эффективны только что установленные триммеры на рулях высоты. А потом ещё будем проводить полёты на практическое бомбометание. Только для этого дела полигон подобрать нужно. Подходящий. Шидловский вроде бы как с артиллеристами договорился, согласовал испытания на их полигоне. Посмотрим.

Разбегаемся и взлетаем. Работать приходится быстро, отсутствие более двух десятков пудов сказывается на наборе скорости и длине разбега. Даже ветер не успевает сдувать машину с намеченной прямой. И в набор «Муромец» уходит с хорошей вертикальной скоростью, даже начинает немного закладывать уши. А на истребителе такого эффекта не было. Почему?

Погода который день стоит дрянная, но сегодня хотя бы дождя нет. Так, брызгает иной раз немного, сеется сверху мелкой пылью, но ничего страшного. Земля на поле подсохла за ночь, поэтому и решили провести испытания переделанной машины.

В плотную облачность над головой не лезу, перехожу в горизонтальный полёт, даю команду прибрать обороты моторам и держусь на тех же привычных трёхстах метрах. Немного болтает, но несущественно, даже не замечаю этого. Редкие осадки видно издалека и стараюсь их обходить заранее. Всё, уплыло назад устье Невы, и мы пошли над морем в сторону Кронштадта. Здесь и турбулентности почти нет, и осадки пропали. Можно начинать испытания.

К усилиям на колонке штурвала уже привык, оценил их силу и момент. Поэтому левой рукой сразу накручиваю колесо триммера в нужную сторону.

Оглядываюсь на Сикорского, вижу вопрос, киваю утвердительно и… Отпускаю штурвал, складываю руки на коленях. И тут же приходится перехватывать метнувшегося вперёд конструктора. Испуг настолько явственно читается на его лице, что я просто вынужден снова вцепиться одной рукой в рога штурвала. Другой так и держу инженера.

Всё понятно, пока здесь ни на секунду не выпускают рычаги управления из рук. Чреват такой поступок неожиданностями и потерей управляемости. Слишком сильные моменты на этих самых рычагах. Вот и приходится постоянно с ними бороться лётчикам, удерживая машину в воздухе, подчиняя себе непослушный аппарат и накачивая мускулы. До этой поры непослушный. Отныне всё будет по-другому.