Синтез (СИ) - Ярне Борис - Страница 55

— Цветам всё равно. Они универсальны. Они всегда нужны. От них нет никакой пользы, но они всем нравятся, и их всегда все хотят. Мы вручаем их тому, кого любим или в день рождения, тому, кто родился, и кладем их на могилу тому, кто умер. Рождение и смерть, казалось бы, противоположные понятия. Но цветы, что там, что здесь — обязательный атрибут.

— Мне давно не дарили цветы. Давно! Может мне умереть, чтобы их мне подарили? Даже на день рождения не дарили в последний раз.

— Почему мы чужие на собственной земле? Или она не наша, или мы не её. А? Может та земля, откуда я приехал сюда, чужая, а эта как раз наоборот?

— Ты всё время говоришь что-то, чего я не понимаю.

— Хочешь виски?

— Нет, я хочу… нет, и есть не хочу. Давай виски. А как тебя зовут?

— Чудо-юдо-ры…. А тебя?

— А тебе зачем? Цветы мне подаришь?

— Макс! Ты… ха-ха-ха! — Купер подошел вплотную к Максиму и смотрел ему в глаза. — Глазки-то горят алым пламенем. Не мог дождаться? Это что тут такое? Ха-ха!

Джон снял со спинки стула бюстгальтер. Девушка выхватила его у него из рук и выбежала из комнаты.

— Ха-ха! С этой кошечкой уже половина клуба перетрахалась. Черт возьми, я полностью протрезвел. Нужно поправить. Как, послушал «музло» наше? Или тебе не до того было? Так, ты сейчас как вообще?

— Я идеален нынче. Хочу петь. — Максим хихикнул.

— Где она достает такие конфетки? — Купер выпил виски. — Петь, говоришь, а?

— Я говорю… мне кажется… я понял, что у меня никогда не было Родины. Что я жил во вражеском лагере. Среди чужих мне людей. Мне кажется, не зная своих корней, сложно найти себя. Или корни не нужны? Как узнать, где мой дом? Плевать, что я родился там-то. Это не имеет значения. Своя земля должна определяться как-то иначе. Или нет? Я запутался…

— Ты не запутался, ты поплыл. — Купер весело подтолкнул Максима к выходу.

— Секс-мотор и рок-н-ролл, секс-мотор и рок-н-ролл, — бубня, напевал Максим, пока они не вышли в зал.

— Я хочу на сцену, — заявил Максим.

— Давай посидим немного. Есть хочешь? — успокаивал его Джон.

— О! Точно.

Ближайшие полтора часа Максим молча сидел и жевал, погруженный в свои путаные мысли. Купер не трогал его, общаясь с подсаживающимися к их столику знакомыми. Вскоре Максим оживился и захотел пива, заявив, что виски он больше видеть не может.

— А на сцену как же? — разочарованно спросил Купер.

— Да ну её.

Но миновать сцены ему не удалось. Максим вскоре ощутил невероятную бодрость и воспылал жаждой сценической славы. Пытаясь объяснить музыкантам, что нужно играть, мыча, напевая, он всё-таки, с трудом, но добился от них понимания, благодаря помощи Джона, который способствовал выходу Максима, еле сдерживая смех. Благо, было уже поздно (время пролетело незаметно, особенно для Максима) и в клубе, несмотря на пятницу, остались лишь завсегдатаи, видевшие всё, что только можно представить.

— Дамы и господа! — объявил Максим, говоря в микрофон. Он, пошатываясь, стоял с гитарой через плечо. — Сейчас я попробую исполнить песню из нашего… То, чего у вас не было. Короче. Фу ты… знаете, скажите, вы живете у себя? Вы уверены, что ваша земля это — ваша земля?

— Макс! — услышал он крик Купера.

— Ладно, — Максим хмыкнул. — В общем, Наутилус… ну, и так далее.

Он взял аккорд на гитаре и удивился, как он вдруг приятно зазвучал из колонок.

— Раз, два, три, четыре, — Максим проиграл на гитаре фрагмент в полном одиночестве, после чего, музыканты, не ожидавшие от него такой четкости исполнения, подхватили, и понеслась очень даже слаженная композиция, благо она не была сложной. Максим же, летая в паутине захвативших его мыслей, запел.

Когда я проснусь, снова буду один

Под серым небом провинции.

«Ирония судьбы. Чёрт возьми! И это происходит со мной? Может это… почему-то же это произошло. Почему я? Зачем я? Где я? Кто я? Что я? Для чего это всё? Вот где все эти смыслы и жизни, и смерти? Откуда и куда я?». Ко всеобщему удивлению, — особенно это поразило Купера, — Максим ни разу не сбился, ни в игре, ни в пении, и тем, и другим, особенно голосом, произведя неожиданно приятное впечатление на присутствующих в клубе.

Возможно, мы уже спускались с небес

Или рождались не раз.

Какая горькая память — память о том,

О том, что будет потом…

Прощай, чужая земля,

Но нам здесь больше нельзя…

Часть III. Глава 11

От воскресения у Максима остались очень смутные воспоминания. Ездили за город, точнее за городскую, как он называл, черту Города. Катались всю ночь. Причём, каким-то образом, однажды он оказался за рулем. Купались ночью в реке. Потом оказались на море. Всё время что-то пили и курили. О чём говорили и говорили ли вообще, не понятно. Купера не было. Кому-то стало плохо, и его отвезли в больницу. Кому, когда? Полиция забрала двоих. Откуда, почему? Откуда они взялись, и где это было? Автомобилей было, кажется три. Одна авария небольшая. Никто не пострадал. Одну машину остановила патрульная служба, и больше ни её, ни тех, кто в ней был, в тот день не видели. Всё. Были какие-то люди, с которыми Максим познакомился в пятницу в клубе, после своего триумфального выступления, но он их не помнит. Была его новая знакомая блондинка, Джессика. Около неё он проснулся в воскресенье днем.

От понедельника у Максима остались очень смутные воспоминания. Он помнил дождь. Дождь-то его и разбудил. Джессика ушла так же, как и в первый раз — быстро собравшись, поцеловала Максима в губы и убежала. Были какие-то новые люди. А, может, и не новые. Откуда-то взялся микроавтобус и увёз его с компанией далеко, километров на сто от Центра. Был какой-то лагерь. Коммуна хиппи, как решил Максим. Там пробыли недолго. Что делали? Да пили и общались. На какие темы? — не помнит. Весь день то шёл дождь, то светило солнце. Играли в лесу в футбол под дождем. Каким-то образом Максим попал к себе в номер, в отеле. К этому заключению он пришел, обнаружив, что на нем была другая одежда, новая, из номера.

От вторника у Максима не осталось никаких воспоминаний. Этот день выпал из его памяти совсем, точнее он слился со всеми остальными. А может, его и действительно не было, может он весь день проспал?

Проснулся Максим в среду довольно-таки рано для последних дней, часов в двенадцать дня. В горле у него пересохло. Головы он не чувствовал. «Мне хреново, — решил он безоговорочно. — Нужно что-то предпринять». Ужаснувшись, увидев себя в зеркале, он решил прекратить безумие и отправиться домой, то есть, в отель. Этому намерению помешала бутылка пива, стоящая на подоконнике.

Утолив жажду и облегчив муки, жизнь ему показалась снова светлой. Он подошел к зеркалу и, глядя на свое отражение, произнес:

— Никто тебя не любит, все тебя презирают. Улыбнись, неудачник. Так, кажется? Хотя, всё не так уж плохо! Сейчас побреюсь и стану выбритым до синевы алкоголиком. Хандра, твою мать, началась. Только не это.

— Макс, как ты тут? — в комнату вошел Купер. — Очнулся? Идем к «акулам» вечером! Или у тебя другие планы?

— Каким «акулам»?

— Ну, я же тебе говорил, в модный клуб к «акулам шоу-бизнеса». Пойдем, подорвем всю эту попсу. Разнесём там всё к чертям собачьим. Покажем, кто мы! Ха-ха! А, ты как? Давай, у меня дела ещё, в семь часов зайду за тобой. Увидимся.

Джон убежал. Максим побрился, умылся. Попытался принять опрятный вид и снова остро ощутил приступ депрессии, поддерживаемой начинающейся ломкой в теле. «Да, — подумал Максим, — это вам ни хухры-мухры, это алкоголизм. Клин клином вышибают».

Максим вышел в бар и вернулся с бутылкой виски.

Бесполезно. Бессмысленно. Глупо. Больно. Слезы. Слюни. Сигаретный дым. Горечь во рту. Тошнота. Благодать. Свет. Тина. Грязь. Тепло. Так легко умереть. Так легко сбежать. Так страшно сделать шаг. Хоть куда-нибудь. Сделать. Хотя бы шаг.