Чума вашему дому (СИ) - Жилло Анна - Страница 38

— Мне уже нравится! Красотища какая! И никого рядом.

От грунтовки отошла совсем уж узкая дорожка, сухие метелки травы шелестели по бокам машины. Описав дугу по берегу, мы подъехали к воротам. Артем нажал кнопку на пульте, и створки бесшумно раздвинулись.

— Станция Вылезайка, — сказал он, заехав на площадку под навесом. — Смотри, Том, у нас два варианта. Сейчас половина второго. Пока все тут откроем и раскочегарим, пока обед приготовим, будет уже часа три. Либо я включаю отопление, мы быстренько что-то перехватываем и идем гулять, пока солнце. А потом готовим ужин.

— Давай лучше по бутерброду, и пусть греется.

— Тогда посиди в беседке, я быстро.

Вытащив из багажника сумки и пакеты, Артем ушел в дом, а я прошлась по участку и устроилась в решетчатой беседке, глядя на озеро. Это была дача-мечта. Никакого сада-огорода, только несколько яблонь и кустов, деревья и большая лужайка. Летом, правда, должно быть комаров море, но что делать, добро без худа чудо.

Тамара, губу сверни!

А я что, я ничего. Просто сказала: дача — супер. А вы что подумали?

Артем вышел с подносом, на котором стояли две большие кружки, исходящие паром и кофейным ароматом, и лежал разрезанный вдоль багет. Между половинками проглядывали салат, ветчина и помидоры. За этим псевдообедом мы разговаривали в основном о даче и об озере, хотя «мутный вопрос» висел фоновым пятном. Как неподвижная грязно-серая тучка на ясном небе.

— Ну что, идем? — предложил Артем.

Через калитку мы вышли в лес, который начинался сразу за забором. Тропинка петляла, то выбегая на берег озера, то ныряя в чащу. Он держал меня за руку, и мы то расходились, обходя кочки, то снова сближались, касаясь друг друга боками.

— Ну, давай уже портить выходные, что ли? — Артем остановился у самой воды, глядя, как мелкие волны облизывают желтый песок. — Быстрее начнем — быстрее закончим.

Хотела бы я, чтоб эта тема вообще не возникала. Но раз уж всплыла… Вдохнула поглубже и пересказала то, что услышала от Люки.

— И это все? — хмыкнул Артем, обняв меня за плечи. — А я уж черт знает что напридумывал. Тома, твоя подруга права. Любой бизнес стоит на том, чтобы подняться за счет других. Клиентов, заказчиков, покупателей. Или вы не назначаете анализы и обследования, без которых можно обойтись? Не участвуете во всяких игрищах лояльности с фармакологией? Не устраиваете акции «проверься у венеролога за хреналион и сдай анализ на СПИД за один рубль»? Но есть такая вещь… я называю ее «баланс темного». Муравей доит тлю и при этом заботится о ней, кормит и защищает от врагов. Потому что ему это выгодно.

Я вспомнила слова Тараса о том, что на аукционе будет спонсор, которого можно как следует выдоить. Нет, я не была высокоморальной чистоплюйкой и прекрасно такие вещи понимала. Но все равно мысль о том, что фонд мог нас хорошенько нагреть, коробила. И Артем это понял.

— Послушай, Том, — он развернул меня к себе. — Ваш отец узнал, что мы ищем базовую клинику, и предложил «Норд-Вест». Твой брат, извини, конкретный лось, и разложить вас можно было по полной программе. Но зачем нам вкладываться в предприятие, чтобы потом его разорить? Лучше доить нежно и долго. И тли приятно, и муравью хорошо. Я догадываюсь, о чем ты думала. Это действительно мутно, но есть один плюс.

Артем замолчал, поглаживая большим пальцем у меня под подбородком. Наклонился, коснулся губ, но как только я потянулась навстречу, с усмешкой отодвинулся. И продолжил:

— Ты умеешь разговаривать, Тамара. Редкое и ценное качество. Большинство человеческих проблем решаются, если о них говорить. Но люди предпочитают накручивать себя и надеяться, что другая сторона догадается сама. Давай и дальше так делать, ладно? Если что-то не нравится или беспокоит — обсуждать.

Я кивнула и уткнулась лицом ему в плечо.

— Между прочим, дом уже согрелся, — шепнул Артем мне на ухо. — Как насчет бесстыжего разврата при дневном свете?

[1] "Лишь восемь часов без сна от Питера до Москвы" — строка из песни Максима Леонидова "От Питера до Москвы"

49

Было бы потеплее, могли бы начать прямо там. Хотя я не слишком любила все эти пасторальные радости с муравьями под задницей и песком во всяких неожиданных местах. Поэтому просто потащила его за руку в обратном направлении. Но оказалось, что забрались мы довольно далеко.

— Послушай, раз уж так пошло, давай еще кое-что обговорим, пока на берегу, — я посмотрела на Артема искоса. — Во всех смыслах на берегу.

— Ну давай, — кивнул он, хотя и без особого энтузиазма.

— Насколько тебя напрягает моя специальность?

— А она должна напрягать? — наверно, тут подразумевалась ирония, но не получилось.

— Практически во всех моих отношениях, за исключением врача-уролога, это рано или поздно всплывало. Иногда в форме легкого недовольства, иногда тупой ревностью. Как ты понимаешь, большинство моих пациентов мужчины, мелкие инфекции женщины обычно лечат у гинеколога. Поэтому мне важно знать, насколько тебя грузит тот факт, что я каждый божий день держу в руках посторонние мужские органы.

— Ок… Это было одной из причин, по которой я позвонил тебе далеко не сразу.

— То есть все-таки напряга…ло? — уточнила я, чувствуя, как бабочки в животе потихоньку дохнут. Хотя я никогда не любила это глупое сравнение. Бабочки в животе — гадость какая!

— Знаешь, у меня обычно нет проблем с подбором слов, но тут трудно объяснить. Это не ревность, не брезгливость. Скорее, некое размытие интимности, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Вполне, — я кивнула, старательно глядя под ноги. — Но ты все-таки позвонил…

— Потому что хотелось. Позвонить. Но я понял, что просто отодвинуть этот факт в сторону не получится, все равно вылезет. Значит, надо посмотреть иначе. Сместить фокус. Как с фотографией. Выделяешь самый важный объект, а остальное хоть и присутствует, но фоном. Либо ты принимаешь человека полностью, не пытаясь навязывать ему свои взгляды, либо не надо ничего начинать. Если, конечно, это не одноразовый перетрах. В конце концов, я хорошо знаю, каково это — когда тебе выказывают недовольство твоей профессией и пытаются диктовать условия.

— Я очень люблю «В джазе только девушки»…

— Ты имеешь в виду тот момент, где Джеральдина говорит миллионеру, что она, то есть он мужчина, а тот отвечает: «У каждого свои недостатки»? Но это правда. Знаешь, взрослого человека невозможно переделать, если он сам не хочет. И если кто-то говорит, что ему не нравится твое любимое дело, это его проблемы, а не твои.

Я нагнулась, подобрала палочку и потыкала Артема в бок. И пояснила в ответ на немой вопрос:

— Проверяю, живой ли ты на самом деле. Люди не бывают такими идеальными.

— Я? Идеальный? — фыркнул он. — Не смеши, Тома. У меня масса недостатков. Некоторые вообще уверены, что я образцовая сволочь. Например, говорю то, что думаю. И делаю то, что считаю нужным, не слишком беспокоясь, как на это смотрят другие.

Я согнула палку, и она сломалась с сухим треском.

— Гибкость иногда полезное качество. Но в целом… Блаженный Августин, если не ошибаюсь, говорил: «Люби бога и делай что хочешь». Я в том смысле, что границы поступков устанавливаются в зависимости от внутренних принципов. А Августин до того, как стать святым, был жутким развратником. Между прочим.

— Надеюсь, ты не собираешься последовать его примеру прямо сейчас? — Артем прижал меня к себе так, что я едва могла шевельнуться. — Стать святой?

— Приехать в такое красивое место — и чтобы без разврата? Издеваешься? — несмотря на ограниченную подвижность, я все-таки смогла дотянуться до его губ. И продолжила после заполненной поцелуем паузы: — Нет, придется отложить. Лет так на тридцать. Или сорок. Святость.

— А если не успеешь?

— Значит, не судьба, — вздохнула я. — Не всем же быть святыми.

— Кстати, где бы ты предпочла? — его глаза опасно блеснули. — Не быть святой? У камина на волчьей шкуре или в мансарде с видом на озеро?