Свидетель канона (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 16

Ждали на небольшой площади, тут сходились три улицы. Первая, с юга на север, параллельно старой городской стене. Вторая накрест, от ворот Дю Тампль, к Большому Шатле, то бишь к большому дворцу, на берегу Сены. Наконец, третья – скорее даже проулок, грязный и тесный, в который даже луна заглядывала неохотно. Впрочем, все молодые избегают грязи. Только люди пожившие, тертые понимают: не испачкав рук, даже найденную монету не поднимешь.

На северо-востоке робкие лучики молодой луны отскакивали от высоких, тяжелых башен замка тамплиеров. Двести лет назад король Филипп, второй этого имени, прозванный Августом, даровал рыцарям болотистый участок за окраиной Парижа. За вот этой самой невысокой, уже рассевшейся, стеной дю Шоме. С тех пор город вырос, охватив новой стеной осушенное болото, прибавив к Парижу большой квартал Марэ.

Жить с комарами и лихорадками надменные храмовники побрезговали. Ладно, что они выстроили могучий замок, практически королевство в королевстве. Но тамплиеры справились даже с осушением болот вокруг замка!

Вложили столько средств, что сто лет назад следующий Филипп, четвертый этого имени, прозванный Красивым… А еще Железным Королем, так-то… Вот, Филипп отобрал у рыцарей святого иерусалимского храма имущество, деньги и самые жизни, а великого магистра сжег на острове Сите.

Магистр, Жак де Моле… Вздрогнули? То-то!

Магистр колдунов-храмовников с костра проклял владык Франции. Вот уже сто лет миновало… Без трех сто, но не изжито проклятие. Именем Жака де Моле все еще пугают непослушных детей. А сжигаемым еретикам с тех пор зашивают рот. Во избежание. И вообще, на Аллаха надейся, как говорят безбожные сарацины в далеком, потерянном христианами Заморье, но верблюда все-таки привязывай…

А что еще делать в засаде, кроме как думать? Ни шевелиться, ни чесаться нельзя – столетняя война с англичанами выбила дурь. Выжившие поневоле что-то да понимают в засадах.

Правда, сейчас Парижем владеют именно что англичане. Год назад город примкнул к герцогам Бургундии, а те передали Париж своим храбрым союзникам. Храбрые союзники, не тратя лишних слов, захватили Руан еще в феврале. Вот-вот пришлют свой гарнизон и сюда… Выходит, парижане вроде как и французы, но в то же время и подданные короля Генриха. Задача усложняется еще сильнее. Нужно не просто схватить человека, но и доставить его в парижский университет, единственное место, сохранившее пока самоуправление. И все это проделать незаметно для хозяев города.

Господин Блазен тихо-тихо положил руку на плечо командира засады. Тот, мигом стряхнув полусонное оцепенение, повторил жест направо, а сержант налево. Люди очнулись, и вовремя.

По грязи немощеной площади тихонько зашлепали подошвы. Со стороны квартала Марэ от высокой громады Тампля ровным шагом приближался здоровенный воин. Слабо блестел округлый шлем – "сервильер", кольчужный капюшон опускался на широкие плечи; все прочее скрывал длинный плащ с нашитым орденским крестом. Рыцари и сегодня обитали в Тампле, но уже верные короне рыцари-госпитальеры. Их-то вырезной крест и красовался на черном плаще… Только почему-то при выходе на лунный свет проявился не белый крест госпитальера, а зеленый крест ордена святого Лазаря.

Ордена рыцарей, больных проказой.

За воином семенили две фигуры, тоже укутанные в плащи до глаз. Мелкие шаги и колыхание округлостей пониже талии выдавали в них женщин.

Мэтр Блазен уверенно ткнул в плечо командира засады, и молодой совсем шевалье, беззвучно прошептав: "Господь моя защита", поднял десницу.

Кованая сталь наруча блеснула в свете луны; прежде людей с алебардами и сетями условный знак непонятно как заметил рыцарь зеленого креста. Швырнув плащ в набегающих алебардистов, неправильный лазарит махнул женщинам – те развернулись и кинулись обратно к Тамплю – вотще! Визги, суматоха борьбы сообщили, что ловушка захлопнулась.

Лже-лазарит между тем вытащил меч, прижался спиной к стене, чтобы избежать сетей. Под сброшенным плащом открылась кольчуга с кованым нагрудником поверх, добротные латные руки, ниже пояса разрез под седло… Почему он шел к Сене, почему не сразу к воротам Дю Тампль?

Полный доспех таскать не развлечение, и потому рыцарь прислонился к относительно гладкой стене, давая телу чуть отдыха перед боем. Конечно, шевалье предусмотрел, что рыцарь отскочит именно на этот вот сухой пятачок. Командир засады собрался махнуть рукой арбалетчикам. Болт в ногу, потом уже можно требовать сдачи.

Но рыцарь неведомого ордена не стал отдыхать. Резко толкнувшись лопатками, он врезался в наступающих алебардистов, словно кабан в камыши. Напрасно ему совали древки в ноги: рыцарь наступал на подсунутое с такой силой, что ломал или выбивал алебарду из рук наземь. Негромко звенела кольчуга, хрустели древки, смачно плюхая, разлеталась жижа из-под упавших. В нос, глухо, ругались люди. Если кто из них не выпускал оружия, то поневоле пригибался, и рыцарь обрушивал меч на открывшийся затылок. Не успел шевалье помянуть святого Реми, как трое его подчиненных уже валялись в грязи.

Прочие, однако, не струсили. Отскочили в разные стороны, отпихивая лазарита древками, а их товарищи накинули на рыцаря сеть. Одну, вторую, третью… Готово! Никому не под силу разорвать несколько сетей разом, а менять меч на нож не позволят упирающиеся в горло алебарды.

Вонь от размешаной грязи поднялась до окон второго этажа. Рыцарь стоял в очевидном смятении, алебардисты торжествующе сопели, не смея выражать радость громко, чтобы не привлечь английский патруль. Шевалье собрался уже спуститься на площадь, как лазарит взмахнул мечом… Сети опали кусками!

Но ведь рыцарский меч не держит настолько тонкую заточку, чтобы резать веревки. Меч куется для проламывания доспеха, его заточка – что зубило кузнеца. Веревку или толстую стеганку таким не прорезать…

– Это он! – завизжал мэтр Блазен. – Храни меня Святой Денис, это проклятый меч храмовников! Он режет все! Стреляйте! Уйдет!

Лазарит, похоже, услыхал его. Прежде, чем опомнились арбалетчики, рыцарь прыгнул с места, обеими ногами вбив несчастного алебардиста в дверь перед собой. Дверь затрещала и провалилась внутрь, в просторный зал первого этажа. Шевалье выхватил меч и поднял небольшой треугольный щит, готовясь к схватке. Тут, наконец-то, защелкали арбалеты, и проклятый лазарит повалился на выбитую дверь поверх мертвого стражника. Из спины рыцаря торчал добрый десяток болтов.

Мэтр Блазен, держа масляный светильник, вышел в зал. Следом осторожно спустился шевалье. Страшный рыцарь вытянулся во весь рост на полу, и только сейчас все увидели, насколько он громаден. Шлем, сорванный о притолоку двери, откатился. Замерцали, разгорелись десять свечей, собранные мэтром Блазеном. Французы перекрестились.

Во Франции, Англии, в германских княжествах, в холодной Швеции… Даже в стране схизматиков и то – белые люди. В Заморье живут смуглые сарацины. Они рассказывают сказки о черных людях, живущих в Африке. И о желтых людях, живущих в стране Катай, еще дальше на восток.

Но никто даже не рассказывал сказок и никогда не слышал о красных людях!

– Вот что творит с человеком проказа…

Мэтр Блазен услыхал и бесстрашно дернул упавшего за ухо, постучал по татуированному на бритой голове кресту:

– Нету в нем никакой проказы. Я общался с ним несколько лет. Он пришел таким, и всегда остается таким. Бог весть, из какого пекла он вылез, а уж проказы в нем ни золотника.

На улице забухали сапоги, подбежал сержант:

– Господин, мы взяли обеих девок. При них мы нашли вот что!

Упавший рыцарь оказался позабыт. На стол сержант осторожно поставил большой ларец, не меньше фута в ширину и высоту, как бы не два фута в длину. Вырезанный на крышке ларца герб тамплиеров никого не удивил. Со слов мэтра Блазена, лазутчик и пришел в Париж затем, чтобы пролезть в Тампль. Где в старом-старом тайнике забрать вот это.

Ковчег Завета Господня.

Герб тамплиеров – красный крест в черно-белом поле – слабо светился на крышке ларца.