Охотники за камнями (СИ) - "Кристалл Дар" - Страница 22

Что-то меня напрягает в этой картине.

Поза? Излишне прямая спина?

Рыжая двигается всегда как большая кошка, а сейчас подходит будто ползет на деревянных ногах к ограждению. Долго смотрит на кобылу, на которой она поедет, застывает окончательно… а потом будто решается и ныряет в глубину, протягивая руку к лошадиной морде.

Странности на этом не заканчиваются.

Хендерсон делается совсем мрачной, когда мы седлаем наш новый транспорт и выезжаем за проводником. Я вижу, что она не просто хорошо держится в седле — идеально. Мне с моими несколькими уроками в Америке и парой конных походов за камнями в неприступные для автомобилей места — собственно, ради этого я и учился — никогда не достичь такого уровня мастерства.

Я полагал, что Хендерсон из состоятельной семьи — чуть ли не с голубой кровью. У них были конюшни? В этом дело? Почему-то кажется, что нет. Уж очень странные эмоции транслирует ее застывшее лицо и поджатые губы.

Черт, что еще я про нее не знаю?

Глава 29

Аманда Хендерсон

В верховой езде полно противоречий.

Расправленные плечи, мягкая поясница, но сильные ноги — только с длительной практикой приходит понимание, как это сделать одновременно. Как сидеть крепко, но без напряжения; повод держать мягко, но давать команды отчетливо и жестко. Быть расслабленным, но постоянно отслеживать, что происходит с лошадью.

Не ждать подвоха, но знать, что он может случиться.

Я не ездила верхом… сколько? Больше тринадцати лет? И на какое-то мгновение даже предположила, что не смогу преодолеть вспыхнувшее отвращение. Но мне удается пересилить себя. И даже не удивиться, что я не потеряла ни единого навыка.

Это и не возможно, если рос на маленьком ранчо…

О чем я старалась забыть всеми силами.

Мерно двигающиеся бока пегой кобылы вызывают к жизни ненужные картины из прошлого, поэтому я сосредотачиваюсь на окружающем мире.

На лошади это не сложно. Гораздо проще, чем сидя в железной коробке под названием машина. Потому что ты становишься часть пространства. Ловишь поток и двигаешься в нем, дыша в унисон не только с животным, но и с тем, что находится вокруг.

Серрадо* удивительно разнообразен. Хвойно-зеленое полесье, скальные образования и галереи кустарников вдоль рек и мутноватых ручьев. Мозаика болот и открытых лугов. Невысокие деревья и сухая красноватая почва. Второй, третий день мы движемся к границе с соседним бразильским штатом — во всяком случае, я надеюсь на это. Как и на то, что Холл умеет пользоваться не только GPS, но и компасом.

И что наш проводник нас не покинет.

Мерная езда, спокойные разговоры, молчаливый бразилец в возрасте, который не говорит по английски, достаточное количество вполне пристойной еды и воды, а также то, что стало значительно суше и прохладнее — я даже мерзну по утрам — вводит меня в состояние расслабленности.

Я почти перестаю думать о том, о чем не следовало и начинать.

Периодически мы встречаем животных — кого-то вроде хомячков, муравьедов, один раз видели вдалеке оленей — но они пугливо прячутся при нашем приближении.

И пока не встречаем людей, хотя эти конные тропы явно кто-то прокладывал.

Лучше бы нам и не встречать.

Одинаково опасным будет столкнуться и с браконьерами, и с наркоторговцами, и с местными племенами, которые могут принять нас за гаримпейрос… И с сотрудниками Агентства по охране окружающей среды Бразилии (IBAMA, прим. автора). С тех пор как старателей назначили чуть ли не главным злом, между индейцами и золотодобытчиками идет необъявленная война, в которую часто вмешивается Агентство.

На этой войне было все: гаримпейрос устраивали резню, индейцы мстили, представители закона в своих бронежилетах преследовали нелегальных добытчиков. Но это даже не прошлое Бразилии — настоящее.

Мои надежды на спокойное продолжение путешествия не оправдываются. Не удивительно — если может возникнуть опасность, разве мы её избежим? Не в этой поездке.

Это происходит в начале четвертого дня нашей конной "прогулки". Мы въезжаем в лес с невысокими деревьями и плотной почвой, а потом пересекаем довольно обширную поляну, почти поле. Солнце превращает листву в бесконечные сверкающие блики, что действует почти гипнотически. Но услышав резкое лошадиное ржание позади, я стряхиваю с себя сонливость и разворачиваюсь.

Я вижу Холла. А проводника — нет.

— Какого… — начинает партнер, но шум с другой стороны поляны не дает ему шанса высказаться до конца. Я вижу несколько человек в камуфляже — тоже на лошадях — которые выступают из-за деревьев, держа в руках ружья.

Черт.

Ну почему опять?

Чувство паники перед вооруженными и совершенно неизвестными людьми не возможно отключить. Оно все равно возникнет, несмотря на то, что в этой поездке мы уже много раз могли расплатиться чем-то большим, нежели деньгами. Пока что удавалось обойтись без тяжелых повреждений… Удасться ли на этот раз?

— Похоже, наш проводник почуял опасность раньше и сбежал, ублюдок, — шипит Холл.

В это время один из бразильцев выступает вперед, и, признав в нас иностранцев, громко спрашивает на сносном английском:

— Кто такие?

— Экологи! — тут же кричит в ответ Холл, подняв руки вверх — Нас направили проследить за пожарами и вырубкой леса! Мы не хотим никому мешать — мы просто фиксируем данные!

Я понимаю, что он делает.

Показывает, что мы безопасны, что безоружны, но также и то, что есть некая большая организация, которая знает, куда мы поехали. И, наверняка, снабдила нас маячками.

Внутренности скручивает от ужаса перед их вердиктом, пока бородатые бандиты — или кем они являются — переглядываются и о чем-то разговаривают между собой. Я осознаю, что если они прячут здесь что-то серьезное, то им лучше нас пристрелить — Господи, с каких это пор я понимаю подобные вещи?! Но очень надеюсь на то, что они не захотят разбираться с последствиями и сочтут нас достаточно безопасными.

— Вам следует взять восточнее, — снова заговаривает главный бородач, — В этой стороне… ничего интересного.

— Да-да, мы сразу это поняли! — Холл выдает напряженную улыбку и разворачивает, как и я, лошадь.

Я едва дышу от напряжения и будто оглохла — слышу только стук своего сердца.

Костяшки пальцев, которыми я вцепилась в поводья, побелели от напряжения, а по спине течет холодный пот. Я прикусываю дрожащую губу и больше не смотрю в сторону всадников. Но не могу не замечать краем глаза то, что Холл едет так, чтобы все время находиться между ними и мной.

Мы с ним «ныряем» в густой кустарник, потом углубляемся в небольшую рощу и оказываемся, наконец, на плато, на котором вдалеке виднеется лента очередного речного притока.

И только потом пришпориваем лошадей, все еще ощущая — мысленно — упершиеся в спину дула.

Мы скачем как ненормальные, рискуя лошадьми, но чувство, что снова остались в живых, дарит первозданную свободу и эйфорию.

В какой-то момент я выдыхаюсь.

Резко останавливаю лошадь под сенью одиночного дерева с непривычными листьями, спрыгиваю и упираюсь дрожащими руками в шершавый ствол. И тут же меня обнимают. Разворачивают к себе, прижимают, дарят давно забытое ощущение тепла и заботы. И держат до тех пор, пока у меня не выравнивается дыхание.

— Мы придурки, — хриплю я со смешком, когда снова могу говорить.

— Очень удачливые придурки, — негромко смеется Холл, — если после всех этих приключений я все-таки добуду изумруд, то, кажется, захочу оставить его себе. Как напоминание о том, насколько прекрасна жизнь.

— Когда я, — последнее слово выделяю, — найду изумруд, то вложу в его стоимость каждый пропущенный удар сердца.

Холл снова смеется. А потом берет меня за подбородок и заставляет посмотреть в его глаза. И шепчет:

— Спасибо, что ты такая.

От эмоций, которые я слышу в его голосе, снова спирает дыхание. Открываю рот, чтобы пошутить, но не могу. И почти не удивляюсь, когда он наклоняет голову и целует меня.