Нолат: Безумие Силы (СИ) - Зайцев Александр - Страница 1

Глава 1

Крыши. Вид на вечерний город. Десятки, сотни, а то и тысячи огней раскинулись внизу. Далекий шум, такой разный: от гула автострады, хлопающих на ветру рекламных растяжек, до резкого рева полицейских сирен. Шелест пролетающих внизу листьев приятно холодит после знойного дня. Здесь нет той духоты, которая стекается на дно улиц между стен многоэтажек, проникает всюду, зажимая, будто в печке, даже после того, как солнце уже сбежало за горизонт.

Крыши. Место, нет, не тишины — одиночества. Спокойствия. Здесь можно побыть одному, наедине со своими мыслями, желаниями. Сколько себя помню, всегда любил крыши. В далеком детстве, воспоминания о котором поблекли и стали подобны старой кинохронике, я также забирался повыше и, свесив босые ноги, смотрел вниз: на машины, на суету, на людей. В основном на людей, они с высоты такие маленькие, такие ненастоящие, как игрушечные солдатики. Кажется, протяни ладонь к любому и можно передвинуть его или её туда, куда тебе захочется. Иллюзия, обманчивая, но такая притягательная для одинокого мальчишки, у которого не было друзей.

В ранней юности, когда было уже не до игр и подобных мечтаний, крыши тоже спасали. Передышкой в бесконечной череде опытов, тренировок, лекций и постоянного ощущения взгляда серо-стальных глаз, которые вечно наблюдают, даже если ты не видишь отца рядом. Даже там, в людском муравейнике, который представлял из себя комплекс небоскребов Фарм-Индастриал, крыши были пусты от человеческого присутствия, только тихое жужжание камер наблюдения, но с этим я все же тогда научился мириться.

После побега, когда за каждым углом, в каждом переулке могли поджидать ищейки, наемники, подкупленные полицейские. Когда в любом шуме мне слышалась характерная немного неравномерная поступь, которую мне не забыть никогда. Или не шаги, а легкий шелест почти невесомого плаща, и тихий искренний девичий смех, который я когда-то любил. Или не любил, а люблю и сейчас. С этим всегда было сложно. С первого дня, с первой встречи. Крыши выручали, успокаивали, ведь с них было легче всего вести наблюдение, если, конечно, ты умеешь скрываться от чужих глаз.

Даже в последнее время, когда не надо было прятаться, когда все следы заметены, нет не десятки, а сотни, если не тысячи раз. Нет-нет, но я перечеркивал все свои планы и, бросив все дела, забирался как можно выше, и смотрел вниз. Это так успокаивает, умиротворяет, приводит мысли в порядок. Кто-то скажет «привычка» и будет прав. Но мне все равно, я просто люблю крыши.

Вот и сейчас стою почти на самом краю, и один шаг отделяет меня от пропасти под ногами, той пропасти, которая обрывается вниз сразу за парапетом на высоту двадцати восьми этажей.

Только вот я не помню, как оказался здесь. Как будто кто-то вычеркнул из моей памяти два десятка минут. А точнее одну тысячу двести одиннадцать секунд. Нет, если сосредоточиться, то я вспомню. Как прочитав сообщение, сбился с шага, от чего меня толкнули в плечо несколько раз в толпе спешащих по своим делам прохожих. Как мерно, будто сомнамбула, не разбирая дороги, почти не видя ничего перед собой, брел по городским улицам, пока не шагнул за молодой женщиной с двумя детьми. Как придержал дверь парадной многоквартирного дома, на автомате помогая с коляской, за что получил обворожительную улыбку в ответ. Как шел, не считая ступеней, пролет за пролетом, по пожарной лестнице. Как знакомыми, привычными движениями с помощью скрепки вскрыл замок, а затем, будто робот с вложенной программой, обошел сектора двух камер слежения. Это было так привычно, просто, для этого вмешательство рассудка совершенно не требовалось.

И только, замерев почти на краю, поймав лицом освежающий ветер с легкой горчинкой морского бриза, мой разум вновь соизволил осознать себя.

Крыши. В этот раз их магия не работает, не приносит успокоения.

Взгляд на левую ладонь. Я смотрю на свою руку так, будто держу в ней не смартфон, а самую ядовитую из змей. Черную мамбу, которая уже нанесла укус, впрыснув в кровь яд, от которого нет спасения. Впрочем, был бы это змеиный яд, даже самый страшный и смертоносный, было бы не так сокрушающе. Подумаешь — змея, какой-то органический яд. Мелочь, которая стоит внимания только в аспекте того, как я мог докатиться, что позволил какой-то безмозглой твари себя укусить. Увы, реальность куда как страшнее. Не змея и не любой другой гад зажат в ладони, а просто смартфон. Банальное средство связи. Он не важен, а вот то сообщение, которое на него пришло. Вот оно — да. Не страшное даже, а раздавливающее, уничтожающее, переворачивающее.

Все мои планы, вся та жизнь, к которой я столько шел, все это теперь не важно! Тридцать девять месяцев бесконечного бега, заметания следов, десятки чужих личностей, сотни взломанных баз данных, хождение по краю, за которым смерть — все это оказалось зря. Три слова без подписи с неопределившегося номера. Простые слова, для многих будничные. Для большинства даже радующие слова.

«С днем рождения!».

Очередной порыв ветра, но я закрываю глаза не из-за него. Так просто легче: прикрыть веки и хотя бы на секунду представить, что вокруг ничего нет, вообще ничего, а главное — этого сообщения. Нелепый самообман, который не мог стать правдой, как бы мне не хотелось, как бы я этого не желал, конечно же он не сработал.

Разумеется, даже невзирая на множество смен паспортов, файлов, имен, я помнил, какой сегодня день. Но придавать этому значения не собирался, просто кивнул утром своему отражению в зеркале, выслушал музыку, проигранную Сефом, и закрыл для себя эту тему. Праздновать, радоваться не имело ни малейшего смысла даже на публику, потому как у той личности, под именем которой я проживаю последние четыре месяца, дата рождения совсем в иной день.

Но главное, то, когда я родился, кроме меня знает только один человек на всем белом свете. И это значит одно.

Меня нашли.

Хороший такой подарок на день рождения. Крушение всех планов, надежд и вообще всего. Вполне в духе того, кто прислал сообщение. Конечно, можно попробовать сбежать опять. Вновь месяцами бегать, создать новую личность, которая пройдет все проверки на любом уровне. Но что потом? Надо признаться самому себе: от него мне не скрыться, слишком разные у нас весовые категории. А юношеские мечты и иллюзии — мне только что показали всю их несостоятельность.

Впрочем, строить сейчас какие-либо планы бессмысленно.

Большой палец левой руки снимает блокировку смартфона. Зачем гадать? Можно просто позвонить. И расписаться в своей капитуляции. Нет. Понимаю, что глупо и по-детски, но нет. Отключаю экран. Больше трех лет прошло, а за такое время меняется многое, может изменился даже он? Разве за моей спиной стоят люди в черном городском камуфляже? Разве доноситься знакомый смех из ближайшей тени? Разве было в том сообщении что-то еще, какое-то пожелание? Нет, никогда не приказ, не распоряжение — всегда пожелание. Ничего этого нет.

Понимаю, что надежда на то, что мне позволят жить своей жизнью настолько же иллюзорна, как вера в детские сказки, но она так заманчива, так манит. Да, я помню его обещание, слова о том, что могу быть свободен, когда пожелаю, после того как его очередной эксперимент войдет в финальную фазу, и единственный эталон потеряет свою актуальность. Помню, как и то, что он никогда не обманывал меня. Кого угодно, сколько угодно, но не меня. И его сообщение может быть намеком. Простое поздравление отца. Улыбка на моем лице полна горечи. Если бы!

Если бы мой отец не был настолько безумен. Настолько, что даже моё богатое воображение пасует перед той бездной, свидетелем которой я однажды стал. О! Уверен, он свято верит в то, что все, что он делает, никак не вредит мне, а даже приносит благо.

Воспоминания, как кадры в старом проекторе.

Ломается рука, и острая боль пронзает, будто молния, но эта боль ненадолго, жуткий хруст в шее, и темнота. Я мертв. Но если бы так просто было сбежать, умер и все, тебя нет. Куда там. Кровь течет по венам, позвонки и кости становятся целыми, мышцы, сосуды, нервные волокна срастаются, мозг наполняется кислородом. Меня не было четыре минуты и две секунды. Раз в три дня четыре года подряд все повторяется. Разве что умираю каждый раз иначе. Но проходит четыре минуты и две секунды, и мои глаза открываются вновь. Всегда. Сколько бы смерть не приходила за мной, через точно отмеренное время она отступает.