Когда ты будешь моей (СИ) - Резник Юлия - Страница 26

В действительность меня возвращает резкий сигнал клаксона. Плавно нажимаю на газ и, проехав с десяток метров, включаю поворотник.

— Эй, милая, мы приехали, — окликаю Марьяну.

— Да? Прости. Задумалась…

— Пойдем, — машу головой и первым выхожу из машины. Марьяна выпрыгивает следом, не дожидаясь, пока я ей открою, и с видимым интересом оглядывается по сторонам.

— А где все? — спрашивает, когда мы заходим.

— Да я тут всех разогнал по случаю нашего визита, — чешу в затылке и, отодвинув завешанный полиэтиленом проход, пропускаю Марьяну в готовую часть помещения.

— Боишься, что я тебе таки наваляю?

Оглядываюсь, не совсем уверенный, что правильно уловил ее настроение, и хмыкаю. Ну, надо же! Таки шутит. И черти в глазах — тому подтверждение. Недоверчиво качаю головой. Знаете, она поразительная женщина. Сильная, цельная, настоящая… Это то, что я люблю в Марьяне, наверное, больше всего.

Дергаю молнию на куртке и развожу руками:

— Я весь твой, детка. Ни в чем себе не отказывай.

Кажется, мне удается её смутить. Я почти уверен, что ее щеки порозовели, прежде чем она отвернулась.

— Где я могу переодеться?

— Прямо здесь. Я выйду в другую комнату.

Я переодеваюсь, шнурую кроссовки и, прежде чем выйти, ору:

— Ты готова?

— Минуточку.

Наверное, это глупо. Я ведь уже видел её… Любой. Но я смиренно жду разрешения войти.

— Эй, ты, выходи, подлый трус! Я готова.

Улыбаюсь во весь рот, хотя и понимаю, что все эти шуточки — лишь попытка скрыть волнение, которого в Марьяне с избытком. Выхожу из раздевалки. Марьяна стоит посреди ринга, неуверенно оглядываясь по сторонам. Эх… Зря я размечтался. Никаких тебе топов и шорт. Хотя… в лосинах ее ножки выглядят просто отпадно. Стараясь на нее не пялиться так уж сильно, подхожу к стеллажу с недавно закупленными перчатками.

— Что ты делаешь?

— Думаю, какие тебе выдать перчатки.

— А что, есть какая-то разница?

— Угу, — бросаю на нее взгляд через плечо и опять, как дурак, улыбаюсь.

— А какими боксируешь ты?

— Грантами. А тебе, наверное, вот эти подойдут…

— Эй-эй! Вот уж нет. Себе, наверное, самые лучшие выбираешь, а мне что попало подсовываешь? — ее возмущению нет предела, а я… я замираю от какой-то изматывающей, щемящей в груди нежности.

— Мои перчатки не самые лучшие.

— Да ладно, — недоверчиво тянет она.

— Для тебя — так точно.

— Так почему же ты их выбираешь?

Откладываю в сторону перчатки и под ее пристальным взглядом захожу в ринг, подхожу вплотную и беру её маленькую ручку в свою огромную ладонь. Поднимаю их между нами и, глядя ей в глаза, объясняю:

— Видишь, какие разные у нас руки? Моя кисть очень большая по любым меркам. Плюс в моей команде отличный катмен, который обычно делает мощную плотную тейпировку. Я выбираю Гранты потому, что у них отличная колодка. В ней достаточно пространства, чтобы моя рука чувствовала себя комфортно. Тебе же будет комфортней в перчатках другой марки. Так понятно?

Под моим пристальным изучающим взглядом Марьяна кивает. Взволнованно облизывает губы и голосом, чуть более хриплым, чем обычно, шепчет:

— В общем-то, да, но есть кое-что, что мне, видимо, следует уточнить…

— Валяй.

Марьяна сводит красивые брови и, опустив взгляд, интересуется:

— Что это за зверь такой — тейпировка? И кто такой катмен?

Откидываю голову и смеюсь. Она ведь правда не знает. В отличие от всех других женщин, которые в попытке произвести на меня впечатление, изучают эти вопросы от и до, Марьяне такое даже не приходит в голову.

— Что здесь смешного? — морщит она нос.

— Ничего, детка… Ничего. Я тебе сейчас все объясню, но, пожалуйста, если ты чего-то не знаешь, спрашивай об этом только у меня.

— Это еще почему?

— Потому что я не хочу давать своим парням лишний повод для шуточек. Женщины боксеров… как бы это сказать? Они обычно в теме немного глубже.

Я готов к тому, что она скажет — я не твоя женщина, но, к удивлению, Марьяна молчит. И я тараторю, боясь молчанием спугнуть хрупкую надежду, которую она мне подарила:

— Руки боксера перед боем обматывают специальным образом комбинацией марлевого бинта и пластыря. Это делается для стабилизации пальцев и кистей рук. Тейп переводится с английского как лента. Ну, а катмен — это специалист, в чьи обязанности входит предотвращение травм и обработка ран спортсмена.

— Значит, сегодня ты будешь моим катменом?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Марьяна опускает голову еще ниже, и в какой-то момент ее лоб касается моей груди. И я понимаю, что в ее вопросе намного больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Мое сердце замирает, подпрыгивает в груди и вновь набирает ход.

— И им тоже, малышка. И им тоже… Я залечу твои раны, маленькая. Ты только позволь.

Она ничего не отвечает. И мы просто стоим вот так, посреди ринга, еще очень долго. Пока Марьяна, откашлявшись, не говорит:

— Ну, давай уж… Бинтуй. Или что там надо?

И я бинтую. Старательно. Как если бы Марьяне сейчас предстоял бой за чемпионский титул. Становимся в ринг. Начинаю с азов — показываю основные стойки. Марьяна — хороший ученик. Все схватывает на лету, а может, и впрямь так хочет мне навалять. По большому счету, начинать нужно с работы ног, но я вижу, что Марьяне хочется совсем не этого. Выдыхаю.

— Так, ладно. Сейчас я покажу тебе основные удары. Начинать нужно всегда из расслабленного положения. Выдыхай, когда наносишь удар, а мышцы сжимай лишь в момент соприкосновения с целью. Вот так! — показываю ей свой коронный левый прямой. Марьяна тут же повторяет, я инстинктивно ухожу от удара, а она, не рассчитав силу, летит вперед. В последний момент успеваю ее поймать, сгруппироваться. На ринг мы приземляемся вместе.

Глава 18

Марьяна

— Ох, — выдыхает Демид, когда мы падаем. Мне неудобно, я барахтаюсь на нем, прежде чем соображаю просто скатиться в сторону. Сажусь на колени рядом.

— Ты как? Очень больно? — шарю обеспокоенным взглядом по его мужественному лицу, зачем-то пробегаю руками в перчатках по ребрам. Балашов закусывает губу и тихонько стонет. — Что? Я что-то повредила тебе, да? Ну, вот зачем… зачем ты мне разрешил это все?

— Брось, Марьяш. Что мне будет?

— Ты стонешь, как будто у тебя открытый перелом! — я, конечно, преувеличиваю, но все же!

— Неужели?

Демид открывает ясные глаза и я, наконец, понимаю, что стонет он отнюдь не от боли. Невольно мой взгляд скользит вниз. К рукам, которые замерли на его мощной груди, и медленно возвращается к исходным. Нет. Не показалось. То, что я вижу в его глазах, заставляет мое сердце сбиваться с ритма. Смачиваю вмиг пересохшие губы языком и безуспешно дергаю зубами шнуровку.

Зачем? Даже себе боюсь признаться.

— Погоди, что ты делаешь? — Демид приподнимается, опираясь на локти. Стараюсь на него не смотреть и протягиваю руки в перчатках.

— Сними.

— Ты не хочешь больше тренироваться?

Качаю головой. Сейчас мне не до драки. Совершенно. Нет, конечно, можно пнуть… себя! Чтобы привести в чувство, но… что-то не хочется. Я устала от этой извечной борьбы. Борьбы собственных чувств и страхов.

Демид касается моей щеки. И все же заставляет меня посмотреть на себя. Наверное, хочет убедиться, что я действую по доброй воле. Я и смотрю. Прямо. Уверенно. Настолько, насколько это вообще возможно.

— О, детка, — выдыхает он и касается моих губ губами.

— Перчатки, — напоминаю я.

— Да-да, сейчас… — он не сразу находит в себе силы от меня оторваться. Некоторое время Демид исследует языком мой рот, лижет губы, прихватывает своими, а в момент, когда я забываю, кто я, и что вообще происходит, отстраняется и в два счета освобождает мои руки.

— Так?

Трясу головой, сбрасывая наваждение, и медленно киваю. Стараюсь не показать, что вместе с реальностью ко мне возвращается страх… Но Демид каким-то образом тонко улавливает мое настроение. И не спешит. Ни целовать меня, ни касаться. Напротив. Он смещается немного в сторону, увеличивая разделяющую нас дистанцию. А потом поднимает руку и, удерживая футболку за горловину, стаскивает ту с себя одним уверенным исконно мужским движением.