Берлин - Париж: игра на вылет (СИ) - Чернов Александр Викторович - Страница 16

Вместо того, чтобы ночью минами потопить русских прямо на их якорных стоянках, покойный адмирал сам породил дальнейшую несуразицу. А ведь командир «Тальбота», как это следует из рапорта коммодора Бейли, в их приватной беседе еще до начала боевых действий настоятельно советовал японцу, воспользовавшись подавляющим численным и качественным перевесом, решительно уничтожить противника на рейде, не стесняясь присутствием иностранных стационеров. Политически Япония уже ничего не теряла.

Увы, итог известных действий Уриу - не только потеря эльсвикского броненосного крейсера в десять тысяч тонн, но и последующий королевский подарок московитам в виде двух близких по типу судов итальянской постройки. Кстати, именно их абордаж сделал Руднева командующим над крейсерской эскадрой во Владивостоке через пару недель с начала войны. Последствия этого единоличного решения царя всем хорошо известны. Но, прошу меня простить, джентльмены, я несколько отвлекся…

Понятно, что дуплет таких феерических фиаско в завязке кампании многих среди азиатов морально надломил. Это все равно, как не сбить фазана в десяти метрах из двух стволов. Конечно, со временем самураи оправились, собрались с духом и в дальнейшем сражались решительно и самоотверженно. Но подлинно «золотое» время было японским флотом бездарно упущено. Русские освоились, нащупали свою контригру, направленную на концентрацию превосходящих сил, и, в итоге, она принесла им желанные плоды.

Вы меня спросите, конечно, в чем же причины такой нерешительности, если не робости, командования японского флота в первых боях? Неужели потомки самурайских родов, известные благоговейным отношением к долгу, чести, а также фаталистическим взглядом на жизнь и смерть, могли чего-то испугаться в ситуации, когда их Микадо решил начать войну, а сами они получили его приказ на внезапный, убойный удар по врагу?

Многие в Адмиралтействе полагают, что для азиатов сам факт первой в их истории атаки на крупнейшую европейскую Державу, на империю Белого Царя, был поводом для мощного стресса. При всей их гордости и самомнении, они представляли себе глобальное соотношение сил прекрасно, и это знание висело над ними дамокловым мечом.

Однако, если вы хотите знать лично мое мнение, джентльмены, должен заметить, что такой взгляд на природу «скованности» японских адмиралов и их очевидное желание всеми способами минимизировать свои потери, как материальные, так и, по-возможности, репутационные, неоправданно узок. И дело тут вовсе не в постулатах трактата Сунь Цзы. Просто многие не желают видеть очевидного для меня факта, что главная причина такого поведения Того и Уриу была порождена здесь, в Лондоне.

Почему? Да потому, что после заключения союзного Договора 1902-го года, японцы полагали, что если ослабление России полностью отвечает британским интересам, а мы сами вооружаем их и благославляем на поход в Маньчжурию, то в случае критической ситуации для «ее штыка на Востоке», Англия решительно бросит на японскую чашу весов свой меч. Или, по крайней мере, нептунов трезубец.

Представьте теперь, каким холодным душем стала для них позиция, высказанная их посланнику осенью 1903-го лордом Лэнсдауном и главой Кабинета? В те самые дни, когда военная машина уже была запущена, и отрабатывать назад для самураев было слишком поздно, мы им мило заявляем, что Англия сохранит нейтралитет в любых ситуациях, не подпадающих под параграфы упомянутого Договора. Пусть благожелательный, но только нейтралитет! Мало того. Им прямым текстом говорят о нежелательности начала войны Японской империи с Россией, «в связи с определенными изменениями в британских внешнеполитических приоритетах…»

Я знаю, конечно, что за полтора года произошло много чего. Немцы распоясались в конец. Мы решились пойти на альянс с Францией против них. И к нему, по логике вещей, желательно пристегнуть Россию в качестве союзницы. Поэтому ее критическое военное ослабление более не входит в сферу британских интересов, и нам надо начинать спешно наводить дипломатические мосты с Санкт-Петербургом. Но…

Но помилуйте! – Фишер картинно всплеснул руками, - Вот так запросто, мимоходом, предать союзника, который уже вложил в подготовку к этой войне массу денег, если не последние свои деньги, поставив ВСЕ на одну-единственную карту? При этом он дал кучу военных заказов нашим заводам. Набрал громадные кредиты на ведение кампании в течение полгода у наших же банков. И уже убедил в неизбежности схватки с русскими собственный народ, распалившийся настолько, что дальше – или война, или бунт…

Конечно, я понимаю, что расчетливая, прагматичная политика – наше все. И флот – лишь один из ее инструментов, сир, - Первый морской лорд многозначительно взглянул на своего короля, - Я понимаю, что интересы Японии, каких-то азиатов, мы никогда не поставим во главу угла нашей политики. Я знаю, что изменение обстоятельств повелевает, и все такое прочее. Но, честно говоря, джентльмены, сегодня мне просто стыдно смотреть несчастным японцам в глаза.

- Что же. Мнение, вполне имеющее право на существование, адмирал. Вот только не припоминаю за Вами склонности к сантиментам, - с деланой печалью в голосе вздохнул лорд Мильнер, - Неужели наш «Неустрашимый Джек» стареет? Откуда такое сострадание к тем, кто столь изрядно заляпал грязью наш сегодняшний политический небосклон? Да, и к тому же… э… не европейцам…

- Я сам родился на Цейлоне, если Вы помните, сэр. И полагаю, что немного понимаю азиатов. Знаете, китайский мудрец Конфуций сказал однажды: «Не делай другу того, чего не пожелал бы себе». Разве эта строчка не достойна стать одиннадцатой заповедью?

Сказанное мною – вовсе не сантименты. Я лишь хочу, чтобы все мы поняли: в глазах японцев Британия «потеряла лицо». И если мы тщимся сохранить их в сфере имперского влияния, нашим дипломатам нужно очень хорошо поработать на мирном конгрессе. А нашим банкирам очень хорошо подумать, как смягчить для японцев долговое бремя. В противном случае дружеское плечо им подставят янки. Или даже русские, с этих станется.

- Спасибо, Джек. Мы тебя услышали, не сомневайся, - Эдуард задумчиво кивнул, - Ну, а теперь, джентльмены, давайте обсудим новость, которую нам принес лорд Эшер. И подумаем, что можно сделать в столь гадкой ситуации. Беднягу Маккиндера вчера нашли. В Скотланд-Ярде уверены: нашего друга и члена Тайного совета перед смертью пытали…

Глава 3

Глава 3. «В шесть вечера, герр корветтен-капитен!»

Берлин. 26 июля 1905-го года

Монументальный, гулкий свод Лерского вокзала, чем-то напоминающий огромный эллинг для гигантских дирижаблей из не столь отдаленного будущего, встречал гостей столицы Рейха запахами дыма, перегретого пара, раскаленного металла и типографской краски. Несмотря на летнюю жару, застегнутые на все пуговицы форменных пиджачков, вездесущие мальчишки-газетчики в ярких фуражках с броскими названиями издательств, обливаясь потом, наперебой предлагали новоприбывшим свежие новости.

Правда, стоически парились вокруг не одни бедные парнишки. Дресс-код мужского костюма в имперской Германии тяготел к «мундирности» с глухим воротником-стойкой. И, в отличие от дам, ни широкополых шляпок, ни зонтиков от солнца, ни тем паче вееров, представителям сильного пола в присутственных местах не полагалось.

Военные, железнодорожники, машинисты, проводники, полицейские, контролеры и многочисленные носильщики, сверкая начищенными до блеска пуговицами и бляхами, поскрипывая кожей ремней и портупей, изредка украдкой смахивали предательскую влагу с висков или кончика носа. Не теряя при этом многозначительной серьезности лиц, как и положено добропорядочным гражданам, находящимся при исполнении. Ибо служба есть служба. Порядок есть порядок. Превыше них для немца – только сам Фатерлянд.