Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Абнетт Дэн - Страница 78

Но пробиться к нему оказалось непросто из-за постоянного движения. Гибкость его псионической структуры раздражала. Он как будто перетекал от одной марионетки к другой – или перелетал, как птичка, порхающая с ветки на ветку, – но при этом делал все очень точно и четко. Это были не просто хаотичные скачки между сознаниями.

Быстрый. Сильный и быстрый.

Я снова попытал удачу. Неизвестный разум ускользнул, но на этот раз мне удалось вырвать несколько слов из его ускользающего подсознания:

«Граэль Охр, Желтый король».

– Граэль Охр. Так тебя зовут?

Нет ответа.

– Желтый король… Король чего?

Нет ответа.

– Желтый обозначает трусость? Не хочешь отвечать?

Я надавил на него еще раз:

– Граэль Охр, скажи мне, кто такой Орфей? Почему это слово так ярко горит в твоем разуме?

Он ударил в ответ. Нестерпимое жжение охватило нервные соединения моего тела и аугметических систем, заставив меня хватать ртом воздух и опереться на стену. Все мои старые раны – все искусственные нейроны, с помощью которых я управлял своими внешними и внутренними имплантами, – наполнились фантомной болью: воспоминанием о ранах и хирургических вмешательствах.

Умно. Он попытался обратить против меня мои же страдания, чтобы вышвырнуть из своей головы.

Он скрылся. Откуда-то продолжали доноситься крики и топот отрядов стражи, бегающих вверх и вниз по узким деревянным лестницам. Я прохромал в комнату для отдыха и запер за собой дверь. Внутри было холодно и неуютно. Никто здесь сегодня не топил. Тусклый серый свет струился из высоких окон. Занавески и гобелены свисали, будто погребальные саваны. У стен стояли какие-то книжные шкафы и потрепанная мебель.

Нужно было присесть. Я изо всех сил пытался унять боль, которой он меня накачал. Этот Граэль Охр, кем бы он на самом деле ни был (а я уверен, что имя, которое я узнал, – всего лишь маска, псионический псевдоним), оказался жестоким и весьма умелым противником. Мне удалось выведать всего несколько слов и тот факт, что он не ожидал столкнуться с другим псайкером на симпозиуме.

Он разжег во мне забытую боль – фантомы всех ранений и травм, которые я когда-либо получал, и речь идет не только о телесных страданиях. Меня практически поглотило чувство утраты и потерь, горькие воспоминания. На миг перед мысленным взором всплыли лица, о которых я уже много лет старался не думать. Убер Эмос, мой давно погибший архивист. Незаменимый Мидас Бетанкор. Фишиг, до самого конца оставшийся верным себе. Тобиас Максилла и его полная притворного блеска жизнь. Елизавета Биквин.

Он пробудил их всех. Граэль Охр вызвал их и заставил терзать мои мысли в течение нескольких минут. Наконец боль стихла.

– Зачем ты пришел?

Я резко обернулся. Он был прямо у меня за спиной. Возможно, он тоже решил скрыться в этой комнате. А может, его привлекла псионическая вспышка. Темный силуэт, замерший у выходящих к морю окон, выглядел так, будто не хотел принимать никакого участия в происходящем.

– Ты узнал меня? – спросил я.

– Ну конечно. Даже когда маскировка еще работала, у меня были подозрения. То, что случилось, как-то связано с тобой? Я про сегодняшний кукольный театр и резню.

– Нет. Сначала мне подумалось, что кто-то решил воспользоваться моим появлением на публике, но, видимо, я переоцениваю себя. Я не был их целью. Имя Граэль Охр тебе что-то говорит?

– Нет.

– А Желтый король?

– Нет.

– Понятно…

Я задумался: не лукавит ли он? Трон его знает. У него не было причины говорить со мной откровенно. Уже много лет не было.

Я отключил иллюзию и показал ему свое настоящее лицо, покрытое шрамами и лишенное возможности выражать эмоции.

– Рад тебя снова увидеть, – сказал я.

Из вокс-динамиков кресла раздался шум, вероятно, означавший сардонический смех. На самом деле я не видел его, а он – меня. Ни один мускул, даже самый маленький, не шевелился на моем неподвижном лице. Ничто не могло сказать, что я действительно рад.

А он был просто креслом – массивная бронированная система жизнеобеспечения на гравитационной подвеске хранила беспомощные органические останки. Он смотрел на меня через оптические датчики и говорил с помощью вокс-системы. Толстые лицевые пластины кресла точно так же не могли передавать эмоции, как и мое лицо.

Похоже, он уже давно не следил за внешностью – на корпусе системы виднелись царапины и вмятины, краска отслаивалась; видимо, его больше не заботил угрожающий вид во время полевых операций.

На боковой поверхности кресла виднелись пятна свежей крови.

– Зачем ты здесь?

– Чтобы встретиться с тобой.

– Грегор, мы не виделись уже очень давно. И я не думал, что увидимся.

– Времена меняются, – ответил я.

– Как и люди. Ни ты, ни я больше не те, кем были когда-то. Мы оба стали отступниками.

– Тебя к этому вынудили обстоятельства.

– И это стоило мне карьеры. И, судя по ответу, тебя обстоятельства ни к чему не вынуждали. Ты и правда тот радикал, каким тебя описывают? Угроза уровня диаболус, за которой гоняются в пяти секторах?

– Кто я такой – неважно…

– Ты ошибаешься, – ответил он. – Но даже если ты невиновен, сейчас не время и не место это доказывать. Твоя репутация уничтожена. Не стоило тебе приходить.

– Я сам решаю, куда мне идти.

– И это всегда оказываются какие-то сомнительные места.

– Я пришел не доказывать свою невиновность, а встретиться с тобой.

– И именно поэтому тебя не должно здесь быть, – сказал он.

Раздалась стрельба. Наверху инквизиторы предприняли очередную попытку выкурить или убить псайкера.

– Ты мог бы все это прекратить. Сокрушить его, – сказал я.

– Нет.

– У тебя самый могучий разум на острове.

– Когда-то был.

– Ты не станешь использовать дар, чтобы восстановить здесь порядок?

– Пусть этим занимаются другие. Гагуач и Корвал прижали убийцу. Осталось всего несколько минут.

– Ни один из них не обладает достаточной силой.

– Но вместе они справятся.

– Так ты больше не используешь силы своего разума? – спросил я.

– Это было условие моего оправдания. Грегор, разбирательство длилось пятнадцать лет. Молох устроил страшный бардак.

– Не такой страшный, как собирался. И ты его остановил.

– Я согласился оставить полевую работу и прекратить использовать псионические способности. Теперь в моем распоряжении только крохотные импульсы, позволяющие управлять креслом и системой жизнеобеспечения. Больше ничего. Совсем. Даже телепатии.

– Почему? Ты же лучший в своем поколении!

– Но мое тело изуродовано, а репутация разрушена. Если взять мой разум и твое тело, то получится собрать почти полного человека. Почти.

Я отвел взгляд. Даже без мимики он понял, что задел меня.

– А ты стал более ранимым, – отметил он. – Я всего лишь пошутил, но тебя это резануло. Раньше ты не обращал внимания на подначки. Неужели ты так стыдишься пути, который выбрал?

Убрав пистолет в кобуру, я снова включил маскировку.

– Я пришел к тебе. Знаю, что прошло уже много лет, но речь идет о важном вопросе. Однако ты изменился, и в разговоре вряд ли есть смысл.

– Мне жаль.

– Я справлюсь с разочарованием.

– Нам нельзя работать сообща, – произнес он. – Нельзя, чтобы нас видели вместе или могли хоть как-то связать.

– Потому что я радикал? Диаболус?

– Потому что после Молоха меня поставили перед выбором, – ответил он. – Уйти от полевой работы и отказаться от псионики – или по поручению Святых ордосов выследить и поймать моего бывшего наставника, еретика Грегора Эйзенхорна.

Я не нашелся с ответом. Ради меня он выбрал заточение в кресле и отказ от способностей.

– А что до сегодняшнего инцидента с псайкером в доме Веков… – продолжил он. – Думаю, все из-за меня. Я нажил немало врагов. Молох, Куллин и остальные работали не в одиночку. Они входили в тайные ордены и братства, которые теперь хотят моей смерти. Но без псионики я им не интересен, поэтому они пытаются провоцировать меня. Уже не в первый раз. Им нужно, чтобы я снова воспользовался даром. В этом случае я снова стану целью, достойной усилий и мести. Все происходящее тут, с этим Граэлем Охром… скоро закончится. Покой восстановится. Уходи, Грегор. Уходи сейчас, прежде чем они перекроют выходы. Нельзя, чтобы тебя нашли тут. Говорю это и для твоей, и для моей безопасности.