Апофеоз (СИ) - Рудазов Александр - Страница 68

Но смутно представляя сами понятия «свет» и «зрение», делали они это плохо и невпопад. Большая часть улиц тонула во мраке, кое-где передвигаться можно было только ощупью, зато в иных местах света оказывалось столько, что глаза болели.

Кажется, хобии думали, что свет – это как воздух. Сам равномерно распределяется повсюду.

А искатели Криабала по-прежнему не понимали, зачем здесь находятся. Заклинание Незаметности работало отлично – их никто не замечал, пока они не заговаривали первыми. Но бесцельно шарахаться всем быстро надоело. А Мектигу еще и не нравилось, что по улицам иногда приходится ходить пригнувшись. Это не наземный город, тут у каждой улицы есть потолок.

Обычно достаточно высокий, впрочем. В Гаратаке встречались существа и покрупней рослого дармага. Искатели Криабала несколько раз видели пещерных вардов, похожих на сильно исхудавших медведей. Те ходили на двух ногах, как человек, и были выше человека на полторы головы.

А еще тут были циклопы. Не подземные циклопы, теканы, что всего-то шести локтей в высоту, а громовые, в которых аж двадцать локтей. Закованные в цепи, эти одноглазые великаны выполняли тяжелые работы – ворочали фабричные рычаги, крутили мельничные колеса, толкали вагонетки. Делали то, что наверху делают ветер, вода и крупные животные.

Не будь на них одежды, их можно было бы с гигантскими зверями и перепутать. Циклопы выглядели не как очень большие люди с одним глазом, а скорее как двуногие мамонты. Без бивней, без хобота, без огромных ушей – но с таким же телом, такой же головой.

Мектиг, много раз видевший мамонтов в тундре, сразу заметил сходство.

Тоннелей циклопических размеров в Гаратаке хватало. Они вели на склады и фабричные пещеры. В гигантских вагонетках по ним возили грузы – добытое в тысячах шахт и награбленное в Кобольдаланде и Яминии. Водили пленных циклопов и огромных чудовищ.

Сотням тысяч горожан требовалось есть. Гаратак окутывали сети грибных плантаций и рыбных хозяйств, звероферм и червесейных. Но хобии промышляли и охотой – добывали внизу и на поверхности по-настоящему крупных животных. Их старались поймать живьем и живьем же доставить в город. Приводить своим ходом было проще, чем тащить по тоннелям груды мяса.

В городе их тоже держали живьем. А если забивали, то либо сразу выбрасывали в продажу, либо засаливали и хранили в глубинных погребах, где царит вечная мерзлота. В Суркуре такие тоже есть, Фырдуз знал, как они устроены. Его двоюродный дед работал морозителем, водил иногда внуков к себе, показывал. Фырдуз до сих пор помнил ту глубочайшую шахту, в которую на тросах спускали бочки с солониной.

Видно было, что Подгорное Ханство победоносно воюет. И оно явно готовилось к новым войнам, тоже победоносным. Повсюду мифрил, жахатели, трофейное оружие цвергов. Хобийские патрули – но не злюще-грозные, как в Суркуре и вообще везде, где их раньше видел Фырдуз, а веселые, задорные.

Тут они были дома. Тут они никого не боялись. Тут повсюду крутили рыльцами молодые девчонки. И играла музыка.

Подгорное Ханство процветало, чувствовалось. Но и на чем это процветание построено, тоже не было секретом. В тени прятались костлявые серые фигурки – сородичи Фырдуза, кобольды. Те, кому повезло чуть больше отправленных в лагеря. Те, кого кроты пригнали в метрополию и отрядили на грязные работы. Пленные кобольды трудились на фермах, убирали мусор, прислуживали хобиям побогаче.

Фырдузу было больно смотреть на этих грязных, запуганных существ. Слишком хорошо он понимал, что лишь по стечению обстоятельств не находится сам в месте еще хуже.

Возможно, на каторге его сейчас и в живых-то не было бы. Лагерники там недолго жили.

Фырдуз стал осторожно расспрашивать своих сородичей. Незаметность переставала действовать, если он сам с кем-то заговаривал. На случай, если попадутся фискалы, Фырдуз выдавал себя за такого же пленного, но свежего, на днях привезенного в Гаратак.

Выяснил он не очень много. Кобольды знали только то, что знали все. Они ничего не ведали ни о йоркзериях, жутких союзниках хобиев, ни об Антикатисто, этом глубинном темном ужасе.

Рассказали Фырдузу разве что о ханском дворце – что к нему, мол, лучше и близко не подходить, там чарами черными все оплетено, кроты из самострелов на звук лупят, если пахнешь как-то неподобно. Еще сильней стерегут разве что городскую тюрьму – там вообще пещера полузатоплена, специальный лифт ходит. На нем спускают еду и новых заключенных... а иногда и обратно кого-то поднимают, но это уже гораздо реже.

- А как тут вообще живется-то? – тихо спрашивал Фырдуз.

- Голодно, браток, - хрипло отвечал старик-кобольд. – Кто на фермах пристроился или в услужении у богача – то еще ладно. Разносолами не потчуют, но все грибок на зубе имеется. А вот кто, как мы, дерьмо со стен чистит, да мышей летучих гоняет – то хоть ложись, да помирай. Сам видишь.

Окружающие согласно загомонили. Эта бригада кобольдов-уборщиков и впрямь выглядела так, что краше в гроб кладут. Все худые, щеки впалые, шерсть свалялась. Номера у некоторых прямо на коже вырезаны – старые, видать, давно уже здесь.

- А ты сам каких будешь? – провел Фырдузу по макушке старик. – Номер-то где?

- Там он, там, - наклонил голову Фырдуз. – Зарос сильно, не обновляли давно. Я, дедуль, лагерник – раньше на серебряной руду рыл, потом на мифриловой. 45-14 мне номер.

- Ишь как. А сюда как попал? – чуть прищурился старик.

- Обвал был, - вздохнул Фырдуз. – Там циклоп умом тронулся, крушить все начал. Еще и субтерма рванула. Главный штрек рухнул, лагерников много засыпало. Нас вот, кто уцелел, пока сюда перегнали... потом, может, опять в лагерь...

- Гладко стелешь, - хмыкнул старик. – Только не верится. Что ты тут один ходишь, лагерник? Привезли вас сюда, и на улицы гулять пустили? Ну-ну. Фискалишь?..

Фырдуз замешкался, сглотнул. Другие кобольды обступили его тесно, слушали с интересом – и ответить нужно было прямо сейчас, пока не забили свои же.

- Я...

- Что спрашиваете, коли сами уже ответ знаете? – раздался приятный голос. – Загляните в сердца свои, добрые кобольды. К богам обратитесь. Они уж вам раскроют глаза, что негоже товарища-севигиста невесть в чем подозревать. Смиритесь! Истинно говорю вам, что сего кобольда боги призрели, да провели по пещерам темным, да втолкнули в объятия святой матери-церкви, да ко мне его прислали, к смиренному служителю божьему...

Кобольды растерянно уставились на огромную тучную фигуру. Отец Дрекозиус вдвое возвышался над каждым из них, и они невольно попятились. Не давая им опомниться, стряхнуть с ушей белиберду, жрец принялся говорить, уточняя и развивая наспех придуманную легенду Фырдуза. А когда завоевал доверие – сам начал задавать вопросы. Попросил поделиться слухами, поведать о своих бедах и чаяниях – и уж как сразу кобольды загомонили!.. Дрекозиус словно устроил им массовую исповедь.

Мектиг, Плацента и Джиданна интереса к происходящему не проявили. Они лениво жевали снедь, что недавно наколдовал Фырдуз заклинанием Пищи. Дрекозиус тоже, впрочем, одновременно говорил и жевал кусок жареной курицы.

Кобольды смотрели на это, роняя слюни. Жрец с жалостью поглядел на них, вздохнул и печально спросил:

- Что, дети мои, голодаете?

- Голодаем, отче... – скорбно закивали кобольды.

- Вот беда-то. Вот беда. Вы не голодайте уж так, дети мои, - доел курицу Дрекозиус. – Слушайтесь богов и не грешите, а мы пошли.

Фырдуз растерянно заморгал. Спрятавшись за дородным жрецом, он быстро раскрыл Криабал на одной из заложенных страниц и скороговоркой пробормотал еще одну Пищу – на всех кобольдов, что собрались в переулке.

И в руках каждого появилась любимая еда! Кобольды зашумели, загомонили, но большая часть тут же вцепилась в лакомство зубами. Они так хотели есть, что их не слишком волновало, откуда что взялось.

- Вот видите, несчастные, боги вас не оставили, - самодовольно заявил Дрекозиус. – Это они послали вам пищу насущную в трудный час. Возблагодарите же их.