Тень Скорпиона - Плахотин Александр - Страница 1

Александр Плахотин

Тень Скорпиона

ПРЕЛЮДИЯ

Он хирел с каждым днем. Не то чтобы он бился в агонии, задыхаясь от боли, охватывающей тело, просто с каждым днем все вокруг становилось для него пустым и безразличным. Пропадал интерес ко всему — к миру… жизни… смерти. Тело было уже вялым и прозрачным, и силы неспешно вытекали из него. Порой он не мог понять, что сейчас: день или ночь и какие времена настали в гранях.

Он забросил свои обязанности и почти все время пребывал в забытьи. Лишь изредка, когда приходила Вига, находил в себе остатки сил, чтобы, поднявшись, усесться рядом и заставить себя слушать ее праздную болтовню в плывущей полудреме.

Вига, в свободном бесцветном одеянии похожая на утренний туман, брала его полупрозрачные руки в свои и щебетала о пустяках, стараясь не затрагивать неприятных тем, стремясь пробудить в умирающем хоть какой-то интерес к жизни. Но раз от раза это давалось все труднее, да и сами новости по своей сути так или иначе только ухудшали состояние.

— Вига, назови мое имя, — однажды попросил он, прерывая ее празднословие.

— Прости… — нахмурила она брови.

— Значит, ты тоже забыла… — обреченно вздохнул он. — Что ж, тогда прощай. Не приходи сюда больше. Не дело молодой и полной жизни красавице тратить свое драгоценное время на разлагающегося старика, чье имя бесстрастно изъели мгновения бесконечности.

Подбирая слова, он замолчал, щуря тусклые, почти бесцветные глаза.

— Уходи, Вига, у тебя так много дел. Жизнь порой сплетает непонятные узоры, бросая нас и все окружающее в безмерность тлена.

Вига встала, еле сдерживая слезы.

— Последний совет, ватау. — Он вытянул перед собой ладонь, пытаясь разобрать на ней линии судьбы. — Спутайся с каким-нибудь парнем из смертных. Желательно из тех, кто иногда видит больше собственного Я. Роди от него. Плохо, когда никто не может тебе подсказать ни твое имя, ни твое прошлое.

Здесь он слукавил. Свое прошлое он еще помнил. Как и представлял близкое будущее.

И он приступил.

Из нитей эфира он соткал бумагу и переплет, украсив его запретными рунами. Выловив из великого Ничто пустую мертвую звезду, он втер пустой свет в кожу бумаги. Призвав Знание, выждал, когда Вига последует его совету, принятому за последнее желание, и, дождавшись момента, вошел в нее, выкрав из чрева зародыш, заменив его тремя перепелиными яйцами.

Тело неродившегося, смешав с дыханием гор, он превратил в чернила.

Когда его собственное тело стало достаточно мягким и податливым, он выбросил ступню и, вырезав берцовую кость, соорудил писало.

Он тайно призвал к себе того, чье имя запрещено произносить вслух. Они заключили договор. Непроизносимый оградил его жилище от чужих глаз, вдохнул в покалеченное тело толику жизни и послал ему в услужение сорок уродцев — помесь хищных обезьян и сбившихся с пути ангелов, проклявших и покинувших своих хозяев. Уродцы-то и украли для него Великий Кристалл, указав на нем ту грань, где впервые его имя было потеряно.

Долго всматриваясь в него, он указал начало. Кристалл был возвращен на место, а из паутин дорог и селений в его чертоги принесли двух сестер-близнецов.

За одну земную ночь, которая длилась целую вечность, и была написана эта Книга. Под крики боли и страсти он выцарапывал одну за другой ровные строки.

Когда труд был закончен, сестер вернули в отчий дом, а Книгу…

Не прошло и одной смены звезд, как его призвали Старейшины и был задан вопрос, на который он не смог, а может, и не захотел ответить. Его изгнали, хотя как можно изгнать изгнанного?

По пути он встретил молодого, только что народившегося божка.

— Здравствуй, старче, — с усмешкой приветствовал его божок, — куда лежит твой путь?

— Туда, где рано или поздно будут все те, кто забыл себя, дружок, — сквозь рвотный кашель улыбнулся он в ответ. — Лучше скажи мне, какая птица попалась тебе по пути?

— Аист… — тихо ответил молодой бог, отводя в сторону глаза.

— Красивая… хорошая птица, — пустился он в воспоминания, — помню, две с половиной тысячи лет назад… — он осекся, всматриваясь в чужое лицо. — На какой лиге?

— На двенадцатой… — прошептал тот, шагнув назад.

— Судьба… Никто не смеет ее исправлять… — И растворился над дорогой облаков.

Божок, придя на гору Старейших, рассказал о встрече.

Седобородый, встав с выточенного руками тленных из цельного минерала кресла, призвал к себе четверых.

— Найдите Книгу. Уничтожить вам ее не удастся, поэтому просто спрячьте ее. Призовите Красу Неба на ее стражу. Наложите замок, но помните: если смертные найдут ее, все мы потеряем имена.

Четверо сделали свое дело. Спрятали Книгу среди вековых лесов и гор, на одной из граней Кристалла.

И не то по року судьбы, не то по воле Непроизносимого, но именно в этом мире две сестры родили в один год и тот же месяц мальчика и девочку, которые и положили начало династии царей.

И были они прокляты смертными и тем, чье имя никогда не произносится…

Так началась месть Бога, которого в суетной жизни своей забыли люди.

Глава 1

ЗАРЕВО

Быстро-быстро перебегая от одного дерева к другому, девушка то и дело оглядывалась — не заметил бы кто. Солнце уже село за верхушки деревьев, и видеть в надвигающейся темноте становилось все труднее. Кое-как разобрав, где находится, она вышла на широкую лесную поляну с неказистым, скособоченным бревенчатым домом. Поправив съехавший платок и немного отдышавшись, она украдкой осенила себя знаком креста в круге и, собравшись с духом, засеменила маленькими ножками к избе.

Сидевший на еще не развалившемся крыльце старый толстый кот при неярком свете из окна казался еще более черным и массивным, чем на самом деле. Перестав на мгновение умываться, котяра безразлично взглянул на вечернюю гостью и, громко мяукнув, словно объявляя о ее приходе, продолжил вылизывать лапу.

Девушка, еще раз перекрестившись и шепотом помянув Единого и Отца Его, робко постучала в приоткрытую дверь.

— Матушка Мийяра, вы дома? — И отступила на шаг от порога.

— Дома, дома… где ж мне еще-то быть? — ворча, появилась в проеме двери сгорбленная женщина.

На вид и семьдесят, и все сто. Если бы не горб и абсолютно голый череп — память о перенесенном море, то ей можно было дать и не больше сорока. В деревне говорили, что в молодости Лысая Мийяра была чудо как хороша. «Не иначе, — шептались селяне, — от Нечистого краса такая, от Отродья».

Не всякий, кто хотя бы раз узрел статную чернобровую прелестницу, мог просто забыть увиденное.

Деревенские парни, да и грешным делом седовласые мужики, толпами ходили за первой красавицей, пока однажды проезжавший летом через деревню знатный вельможа не обомлел, встретив Мийяру, и силой не увез ее с собой в столицу, в великий Уилтаван.

Минула не одна весна. Легли в землю за деревенской околицей сначала отец, а следом и мать Мийяры. Под осиротевшим очагом поселились муравьи да шепот сквозняков. Уносила годы река Вира, что огибала село, впадая в воды могучего Келебсира. И вот однажды по дороге, что брала свое начало от Перекрестка Семи Дорог, мерно застучали копыта, заскрипели колеса крытых повозок. В деревню после пятнадцати лет отсутствия вернулась Мийяра.

По бокам от нее стояли два отрока — четырнадцати и двенадцати лет.

Слуги сгружали тюки с телег. Дюжие работники зазвенели топорами, возвращая заброшенный дом к жизни.