Раз, два, три (СИ) - "Deiko" - Страница 9

— Удачно ты упал. На Макарова? — по голосу было слышно, что Олег явно сдерживал злость. Он уже пояснил, что его трогать не надо, как и не надо трогать Разумовского. Пояснил, заплатив за это в свое время и содранными костяшками, и синяками, и разбитым носом, отчего в профиль отчетливо была видна горбинка. Зная, что из Олега отличный спортсмен, который умеет хорошо драться, многие поутихли. Но, особо умным, похоже, нужно все объяснять по два раза.

— Мне больно, вообще-то, — Сережа вновь попытался выдернуть руку, и Олег, запоздало сообразив, что сжимает слишком крепко, разжал пальцы. А затем подхватил Сережу под подбородок, убирая рыжие пряди в сторону.

— Я ему челюсть сломаю, — произнес он, оглядывая лицо Разумовского. — Этот идиот сейчас как всегда на футбольном поле?

Разумовский — его друг. А друзей он трогать не позволит.

— Ты совсем спятил? — Сережа распахнул от ужаса глаза, повышая голос. — Вы же поубиваете друг друга.

— Посмотрим, — кинул Олег в ответ. Отпустив наконец Сережу, он поднял рюкзак и развернулся, направляясь в сторону футбольного поля.

— Олег! — окликнул его Сережа. Тот явно поворачивать назад не собирался. — Олег! — еще раз громко позвал Сережа, опять натыкаясь на полный игнор. — Да твою ж, — выругавшись сквозь плотно сжатые зубы, Разумовский побежал следом, нагоняя, хотя и понимал, что особо смысла в этом не было. Так что он на расстоянии увидел, повернув из-за угла, как Волков подошел к однокласснику. Тот курил, облокотившись о ворота. Олег толкнул его в плечо, а затем, когда тот развернулся, с силой ударил в челюсть.

Через пять минут все, кто был на спортивной площадке, уже сбежались посмотреть, как Макарова и Волкова пытались растащить в стороны под крики толпы.

— Педик, — презрительно бросил Макаров, стиснув зубы и сжимая левой рукой правое запястье, которое, кажется, было сломано.

— Мразь, — процедил в ответ Волков, прижимая ладонь к лицу, чтобы остановить кровь из носа.

К счастью обоих после уроков никого из учителей в школе не было, чтобы устроить всем веселую жизнь. Впрочем, Сережа понимал, что это не минует их завтра. Да и сегодня достанется, — думал он, пока они не особо торопясь шли к детдому.

— Я не знаю, что мне сказать. То ли «спасибо», то ли «ты идиот», — произнес Сережа, поднимая взгляд на Олега. Синяки, кровь, царапины — в отличие от соперника, Олег еще легко отделался.

— Всегда пожалуйста, — ответил тот, поворачиваясь в ответ. — Сильно болит?

— Это я должен тебя спрашивать, — Сережа неловко улыбнулся. А затем искренне добавил: — Я правда ценю. Ты хороший.

Глядя на Разумовского, помятого, уставшего, но так искренне улыбающегося, Олег тоже не сдержал улыбки.

В самом детдоме места улыбкам не было. На обоих орали так, что Олегу казалось, что штукатурка со стен сейчас начнет сыпаться. Олег держался более стойко. По Сереже же было видно, что он еле сдерживает слезы. Директора это не особо останавливало. Выслушав все, местами даже не в самых цензурных выражениях, что и головой их думать не научили, и что родители ничего не успели вложить, обоих буквально вышвырнули из кабинета.

Олег, пропустив Сережу вперед, захлопнул за ними дверь. Разумовский стоял молча, обхватив себя руками и впиваясь в плечи, с видом таким убитым, что Олегу казалось, что стоит его сейчас немного потормошить, как тот в обморок упадет, сорвется или еще что-нибудь выкинет.

— Пойдем, — он легонько положил ладонь Сереже на плечо, слегка подталкивая. От прикосновения Разумовский вздрогнул, и, так ничего и не ответив, побрел в комнату. Пройдя в свой дальний угол под любопытными взглядами, Олег, вместо своей кровати, уселся рядом с Сережей.

— Не слушай их. Ты же знаешь, какую ересь они всегда несут, — негромко произнес он.

Сережа молча кивнул.

— Завтра уже все забудется.

— Я в курсе.

— Может, тебе дать блокнот? — спросил Олег. В плохом настроении Сереже это обычно помогало, тот уходил в сам процесс, хотя бы ненадолго переключаясь.

— Давай, — выдохнул он, заправив прядь за ухо. А затем еще два раза пригладил ее пальцами. Олег приподнялся, достал из прикроватной тумбочки блокнот, протянул Сереже. Сам открыл его портфель, вручил пенал.

Тот благодарно кивнул, взял пенал в руки и сделал то, чего уже давно не было — завис над замком. Дернул из стороны в сторону три раза, потом беззвучно выругался, потом еще три, потом еще. Наконец справившись, Сережа достал карандаш, развернул лист, несколько раз чиркнул длинные линии на полях и из-за волнения надавил так сильно, что грифель сломался.

— Да что ж такое, — резко выдохнул Сережа и вновь схватившись за уже открытый пенал, принялся в нем копаться. Олег ничего не говорил. Да и не нужно было. В глазах было столько понимания и сочувствия, что слова были бы лишние. Когда Сережа был расстроен, злился или на нервах, он зацикливался по ритуалах чаще, увеличивая количество повторов. Как и теперь, тормозил буквально на всем, хотя внешне старался держаться.

— Вообще все это полная хрень, — раздраженно бросил Сережа, продолжая что-то искать. — Знаешь, во всем можно найти плюсы… Где ж второй карандаш, — раздраженно произнес он. — А хрен с ним, — не обнаружив ни запасного, ни точилки, которые у Сережи вечно ломались, Разумовский достал канцелярский ножик. — Так вот, плюсы. Ты напомнил, что можешь всем надавать по морде, значит ни тебя, ни меня не будут трогать, — выдвинув лезвие, он принялся строгать. Раз стружка, два, три, затем пауза, карандаш поворачивается и опять. — В детдоме, пожалуй, тоже, — продолжил он, строгая, когда грифель опять надломился. — Да чтоб тебя, — Сережа принялся резче дергать рукой, отсекая большие куски, чем нужно. — Ну и главное, все завтра свалят на эту дурацкую экскурсию в зоопарк, а мы останемся вдвоем, — еще три резких удара ножом. — Тишина, — продолжил Сережа, размахиваясь сильнее. — Никто не помешает. И вообще…

— Сереж, хватит, — Олег резко прервал его, перехватывая за запястье.

Разумовский испугано замер, смотря на Волкова широко распахнутыми глазами и тяжело дыша. Олег смотрел на него с не менее испуганным видом.

— Господи, ты что творишь, — Олег перевел взгляд с лица Сережи на его руки, в которых он все еще сжимал нож. Тот опустил голову и лишь сейчас заметил капли крови на белом листе блокнота, что положил на колени. А потом уже обратил внимание на то, что три раза успел полоснуть себе ребро ладони левой руки. Сережа медленно разжал пальцы, отчего ножик со стуком упал на пол. Выпустив его запястье, Олег метнулся к ящику и достал платок — Сережа уже давно не пользовался им, чтобы лишний раз протереть руки или что-то из вещей — и прижал к ране, чтобы перевязать.

— Как ты это сделал, Серый? — раздраженно произнес Волков, что совершенно не вязалось с тем, как аккуратно и заботливо он заново перебинтовывал ладонь Сережи — в медпункте бинт затянули слишком туго.

— Не знаю, не мог остановиться, — подавлено произнес он, смирно стоя с протянутой рукой.

Олег выдохнул, заглядывая в голубые глаза, а затем, покончив с перевязкой, притянул Разумовского к себе. Как-то плевать было, если со стороны это смотрелось слишком наивно или… неправильно. Олегу безумно хотелось просто ощутить, что человек, который ему дорог, сейчас рядом, просто почувствовать, что он не один, что есть хоть кто-то, кто от него не отвернется, в какую бы передрягу он ни попал. Олег понятия не имел, чувствовал ли при прикосновении Сережа то же ощущение защищенности, период с отрицательными эмоциями они, вроде бы, прошли, Разумовскому стало явно лучше. Сережа стоял с пару секунд неподвижно, а затем неуверенно обнял Олега за плечи.

Вдруг Олег почувствовал, как намокает рубашка на плече, в которое уткнулся Разумовский, беззвучно трясясь.

В одном Сережа точно оказался прав — утро выдалось действительно спокойное. В виду того, что все уехали на экскурсию к черту на рога, в комнате, кроме Сережи и Олега, не было никого.

— Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, — усмехается Разумовский, лежа на кровати. Поднимает вверх кисть, рассматривая пропитавшийся местами красным бинт.