Раз, два, три (СИ) - "Deiko" - Страница 27

Когда ему наконец-таки разрешают пройти, вид у Сережи все еще никакой. Разумовский, его Разумовский, сидит на кровати бледный, уставший и потрепанный. Олег медленно подходит, осторожно ступая, словно лишний шум может встревожить Сережу, и садится рядом.

Сережа с пару секунду внимательно смотрит на него, а затем подается вперед. Приобняв, утыкается лицом в шею, отчего на Олега накатывают воспоминания: как они стоят в детдоме, после того как их отчитали за драку в кабинете директора, и Сережа прижимается к нему, уткнувшись лицом в плечо, беззвучно рыдая. Сейчас Разумовский не плачет, просто тихо дышит в плечо. Все из-за чертового ОКР.

В палате только они одни. Олег гладит его по спине, прижимая чуть крепче. Хорошо, хоть не отталкивает.

— Ты меня безумно напугал, — наконец произносит Олег, который под утро чувствует себя уже совсем вымотанным и выглядит не лучше. Даже пачка сигарет не особо помогает. — Что произошло?

Сережа молчит пару секунд, а затем наконец отвечает.

— Меня заклинило из-за этого дурацкого розыгрыша, — начинает он. Волков сильнее сжимает пальцы, впиваясь в футболку Сережи. — Хотелось как-то отмыться. Я сначала просто кран открыл, несколько раз протер губы, потом еще, чем дальше, тем противнее, эта дрянь как будто по всему телу прошлась, — Разумовский отстраняется, поморщившись. — А потом я увидел тазик, пустой, чистый. Открыл кран. Пока вода набиралась снял футболку, протер несколько раз руки, где он прикасался, потом наклонился, нырнув в воду, потом еще раз, и еще. Мне показалось, что мало, я нагнулся еще три раза, а потом меня так заклинило. Я несколько раз резко вздохнул и меня начало вырубать… Дальше не помню.

Олег прикрывает глаза, сжав зубы. Будь этот Игорь сейчас рядом, Олег бы собственноручно утопил его в ванной.

По сути, не Игорь был инициатором шутки, да и во всем виновато это гребанное расстройство, но начистить рожу тому мудаку все равно хочется не меньше.

— Сережа, ты меня с ума сведешь, — выдыхает он, погладив Разумовского по голове.

— Это было не самоубийство.

— Я знаю.

— Не попытка…

— И в мыслях не было.

— Врачи все равно прикопаются.

— Ты же рассказал им как все было?

— В любом случае просто вряд ли отпустят, уже что-то начеркали в карточке, — закусив губу, Сережа поднимает глаза на Волкова. — Я контролирую это, — произносит он. Пояснять, что именно не требует. — Просто перебрал.

— Я дурак, что позволил тебе пить.

— Я ведь сам хотел расслабиться, глупая была идея.

«Тебе вообще нельзя пить. А еще тебе нужна помощь», — думает Олег, заглядывая в эти знакомые глаза. Проводит рукой по лбу, убирая рыжие пряди.

— Я хочу домой, — внезапно выдает Сережа. — Здесь все грязное.

Олег помнит, что с больниц Разумовского всегда воротило. Вроде бы место, где все должно быть стерильно, а тот вечно потом чуть ли не до мозолей стирал руки после походов к врачам и подолгу отмывался в душе.

— Я думаю, долго держать не будут. В конце концов не суицид, а несчастный случай.

— Все равно звучит не очень. Чуть не задохнулся на студенческой вечеринке, напившись до потери сознания. Умереть, не встать. Надеюсь, что обойдется без последствий, — устало выдыхает Сережа.

— Давай я уточню у врача, когда можно будет ехать домой? — предлагает Олег.

— Спасибо, — благодарно кивает Сережа и приобнимает себя за плечи, словно в помещении холодно. А затем, когда Волков поднимается, окликает его уже в дверях.

— Олег, — зовет Разумовский, чуть подаваясь вперед.

— Да? — тот оборачивается, внимательно слушая.

— Я тебя люблю, — негромко произносит Сережа. Но так искренне, с такой теплотой, что сцена отпечатывается в памяти Волкова надолго. Его Сережа, уставший, измотанный, тянущий на себе столько всего и уже прогибающийся под грузом своих проблем, учебы, здоровья. Его Сережа, который всегда был рядом, который всегда понимал, приободрял и поддерживал. Его Сережа, которого он тоже никогда не бросит.

— Я тоже люблю тебя, — произносит Олег, едва улыбаясь уголками губ.

========== Доктор ==========

Без последствий не обходится. После произошедшего Сережу, кажется, переклинивает еще сильнее. Когда они приезжают домой, Сережа, несмотря на жуткую усталость, с полчаса стоит в душе, отмываясь. Олег все это время стоит под дверью, прислушиваясь, на всякий случай, если опять что случится.

На утро Сережа еще несколько раз моет руки, зацикливается с зубной щеткой, положив ее на место лишь в девятый раз. Про вчерашний день не говорит, лишь спрашивает, как отреагировали остальные. Убедившись в том, что всех жутко напугал, тему закрывает. Даже не отвечает на звонки, когда ребята спрашивают по телефону про самочувствие. Просто просит передать через Олега, что он в порядке.

А потом Сережа устраивает генеральную уборку, в которой Олег вынужден принимать участие. Вся квартира вычищена до блеска, посуда сияет, вещи, в которых Сережа был в больнице, да и многие другие перестираны. Причем Разумовский их с таким удовольствием швыряет в ванную, что Олегу кажется, что тот вообще с радостью сжег бы все, что имело отношение к больнице и тому дню. Уборка — это, конечно, как рассуждает Олег, хорошо. Но та маниакальность, с которой Сережа за нее берется, пугает.

Несмотря на то, что квартира чуть ли не стерильна, Сережа опять зацикливается на кранах, причем начинает мыть руки после прикосновения ко всему. Абсолютно. Проходит на кухню, моет руки. Берет кружку — моет руки. Наливает чай — моет руки. Открывает печенье и тоже моет руки. Доедает и снова. Все то время, усилия и старания, которые ушли на то, чтобы ритуалы спрятать, свести к минимуму или скрыть, оказываются опять бесполезны. Как только появляется новый раздражитель, то Сережу снова уносит. При Олеге он старается сократить действия, мыть руки быстрее, или просто прикасается по-быстрому к крану, надеясь, что тот не заметит. Олег замечает. И прекрасно осознает, что нужно что-то делать. В какой-то степени «помощь» даже появляется. Сереже в течение месяца сказали понаблюдаться у психолога, что, как боялся Разумовский, наверняка фиксировалось в карточке. С одной стороны, направлением к врачу можно было воспользоваться. Психолог мог помочь с терапией, с другой стороны — диагноз мог быть зафиксирован на бумаге, а это могло плохо отразиться на учебе Разумовского, а затем и работе. Но Олег настаивает.

После первого сеанса Сережа приходит не в особо радужном настроении. То, что Сережа не в духе чувствуется еще по голосу, когда они говорили с Олегом по телефону по пути домой. Поэтому Олег и предлагает немного развеяться и выбраться в кафе.

— Я так понимаю, что все прошло не очень? — интересуется Олег. В небольшой кофейне несмотря на то, что вечер в самом разгаре, народу немного. Олег выбирает самое дальнее место у окна, где их никто бы не услышал.

— Мне этот психиатр не нравится. Ладно бы это действительно был суицид. А так, какого хера ему от меня надо? — Сережа сердито мешает ложкой кофе по часовой стрелке. Ровно три раза. Перерыв. Еще три раза. Перерыв. А затем делает ровно три глотка и, поймав себя на этом, поджимает губы и с шумом ставит массивную зеленую кружку на стол, чудом не расплескав по потертой клетчатой клеенке кофе. Отпустив кружку, потирает ладони друг о друга, словно пытаясь очистить их таким образом. — Повсюду грязь, — произносит он, закусив губу.

Судя по всему, помня прошлый опыт общения с психологами, идти навстречу Сережа не собирался. Один раз уже поделился проблемами и выяснил, что просто не высыпается. Хватит.

— Что он хотя бы спрашивал? — уточняет Олег.

— Стандартные вопросы о себе, плюс куча тестов.

— Есть ли у тебя суицидальные наклонности, что ты из себя представляешь и так далее?

— Вроде того. Пытается подкопаться со всех сторон. Все-то ему надо прокомментировать, пояснить. Про детство много спрашивает. У всех же детдомовских куча психологических травм, — наигранно произносит Сережа, состроив недовольную гримасу. — Придирается ко всему.