Atem (СИ) - "Ankaris" - Страница 86

Встретились с Ксавьером в Центральном парке в пять. Добрались до спортцентра на метро. Кажется, попали в час-пик. В Нью-Йоркской подземке слишком душно, а поезда тормозят оглушительно громко. Освещённое прожекторами внушительных размеров квадратное здание, увешанное баннерами с изображением баскетболистов, располагалось на «пустыре»: вокруг ни одного строения, только широкие обочины, дороги, да «хайвэи». Перед главным входом, на заснеженной лужайке, на высоких флагштоках величественно развевались красно-белые полосатые флаги со звёздами на синем прямоугольнике. А вот небо тут совсем беззвёздное, всё из-за искусственного ночного освещения. Под козырьком центра, над которым на белой стене приветствовали громадные красные буквы «IZOD», уже толпились фанаты, оживлённо обсуждающие предстоящую игру. Мы купили по жёлто-оранжевой бейсболке с логотипом команды и прошли внутрь. Лос-Анджелес «Лейкерс» играли против Нью-Джерси «Нэтс».

По тому шквалу эмоций, что мы испытали сегодня, игру можно было бы сравнить с последним матчем «Вольфсбурга», на котором я побывал. Бесспорно, всё дело в «живом присутствии». «Лейкерс» выиграли: «105» — «90», но Коби получил травму. Великолепный игрок, то, как он работает с мячом, — настоящее искусство. Я бы сам сейчас был не прочь побросать мяч в кольцо на какой-нибудь площадке.

— У меня непреодолимое желание пропустить пару стопок. Ты со мной или в номер? — озадачил своим вопросом Ксавьер, мне казалось, что мы направимся именно в спортзал отеля.

— Есть повод? — После каждой встречи с Sony он был похож на выжатый лимон, но так ничего и не рассказывал. Ксавьер снова промолчал, давя улыбку, ответившую за него.

Мы нашли какой-то бар на противоположной стороне Бруклинского моста у самого побережья Ист-Ривер. Внутри было темно, много неона и людей, а из колонок гремела музыка, резонируя низким басом где-то между рёбрами. Не самое лучшее место для задушевных бесед, но идеальное для того, чтобы как следует надраться.

Сев за барной стойкой, мы заказали по кружке пива. Ксавьер завёл разговор об экономическом кризисе. Его жалкие попытки перекричать музыку, при этом сохраняя серьёзность лица, выглядели крайне комично, будто два уставших клерка с Уолл-стрит решили запить своё горе.

— Так они закрывают GUN? — прокричал я. Он пожал плечами, сказав, что с апреля будет управлять офисом Sony в Берлине, пока только в качестве «стажёра».

— Если их, конечно, всё устроит, они переведут меня туда в сентябре, найдя для лейбла в Бохуме замену.

— А что не так со столицей?

— Хёфэ подал в отставку.

— I’m sorry! — опрокинула на меня бокал вина какая-то девица с ярко-красными губами. — I guess, I just splashed some wine on your shirt.

— I guess, она отдаёт отчёт своим действиям, — засмеялся Ксавьер. — Я отойду, — кивнул он на дверь туалета.

40

— Штэф, какого чёрта?! Или я должен сказать «whatta fuck»? — отвернулся он к окну.

Знаю, я вспылил. Девушка всего лишь хотела познакомиться. А я же в достаточно резкой форме выказал своё нежелание запоминать её имени. И ей показалось грубым моё поведение. Откуда-то появилась свита разгневанных дружков красногубой брюнетки. Завязалась драка, и охрана бара вышвырнула нас за дверь, где мы продолжили «выяснять отношения». Вовремя я занялся кикбоксингом. Моя физиономия не пострадала. Однако за нарушение общественного порядка и сломанную скамейку нас всех всё равно затолкали в полицейские машины, доставив в участок Metropolitan Detention Center. Пока сидели в камере, говорили о том, что, в отличие от виновницы этой стычки, ночь в тюрьме придётся провести именно нам. Так, слово за словом, мы разговорились и познакомились с Эдди, Биллом и Мэттом. Всем — явно не больше тридцати. Эдди был мексиканцем, со смуглой кожей и густой шевелюрой по самые плечи, а при взгляде на Билла и Мэтта в голове щёлкало: «С ними лучше не связываться». У одного из-под ворота свитера торчали языки пламени татуировок, у другого на правой руке наколка «RIOT», по букве на каждом пальце. На деле же все трое оказались приятными в общении, и мы заговорили о женщинах и их поразительной способности «выходить сухими из воды».

— Ты прости, что я тебя помял, — сказал Ксавьер Биллу. Тот только махнул рукой и тоже извинился. — Второй раз за последнее время получаю по морде, — его осуждающий взгляд упал на меня. — Если бы они тебя разукрасили, тебе пришлось бы наложить тонны грима или и того вовсе разрисованным клоуном по сцене прыгал бы.

— По сцене? Чем вы, мужики, занимаетесь?

Невинный вопрос обернулся концертом в Нью-Йоркской тюрьме. Темой музыки увлеклись и мы, и соседи-сокамерники, и надзиратели. Полицейский по фамилии Фостер позволил Ксавьеру и мне надеть настоящую служебную форму американских копов. Ещё один надзиратель принёс металлофон, стеклянную банку с канцелярскими кнопками, стул и карандаши, которые можно было бы использовать в качестве барабанных палочек. Хотя они не пригодились — Ксавьер отстукивал ритм ладонями. Мне досталась банка-маракас, а Билл должен был сыграть на металлофоне, но в последний момент спасовал, увидев, сколько зрителей столпилось вокруг импровизированной сцены перед нашей камерой. Тогда банку-маракас взял Эдди, я — стул-барабан, а Ксавьер — металлофон. Джемсейшн перетёк в выступление, и мы стали играть каверы на классические рок-хиты. Завершилось всё тем, что я и Ксавьер решили создать собственный музыкальный проект.

41

Проведя бессонную ночь в камере, а утром, выплатив административный штраф и уладив все бумажные формальности, мы отправились в отель — паковать вещи. Вылет в половину пятого из аэропорта Ньюарк. Снова пересекаем воды Гудзона. На въезде в Нью-Джерси попали в пробку. Я был уверен, что мы опоздаем на регистрацию, но судьба нам сегодня благоволила.

Ксавьер отошёл за кофе, а я остался сидеть в зале ожидания, сверля взглядом табло отправления, на котором горела информация о следующем рейсе: Ньюарк — Париж-Орли.

— Выкинь эти мысли, — ввалился Ксавьер в кресло рядом, протянув бумажный стаканчик с кофе. Я лишь усмехнулся, ничего не ответив. Подобные мысли меня не посещали вот уже как пару недель. Но стоило какой-нибудь незначительной мелочи задеть «живые» уголки памяти, сердце начинало щемить колющей болью.

— Ты из Дюссельдорфа в Берлин? — спросил я его, уткнувшегося в телефон.

— Нет. Со следующей недели. Понедельник–четверг я в Берлине. Пятница–воскресенье — в Бохуме.

— А выходные?

— Отдыхать буду в самолёте между Дортмундом и Берлином, — засмеялся он. — Бери своих и приезжай в понедельник. Том кидал демо какой-то певицы, говорит, что хочет разбавить альбом женским вокалом. Убьёте двух зайцев разом. Запишитесь в студии Sony, дай знать заранее, как только согласуете время. И скинь трек… — он всё продолжал рассуждать о планах на ближайшее будущее, а мои глаза застыли на мужчине с таким же коричнево-зелёным стаканчиком кофе, как и у меня. Но я обратил на него внимание не поэтому. Мужчина был высоким, а рядом с ним, повернувшись к нам спиной, стояла женщина, чья голова едва доходила ему до груди. Её короткие чёрные волосы и худоба напомнили мне о матери Эли. Потому я и перестал слушать Ксавьера и наглым образом стал вслушиваться в разговор странной пары. Но они говорили так тихо, что я и слова разобрать не мог. — Эй, Штэф! — толкнул меня Ксавьер.

— Мне кажется это Жюльет, — кивнул я на женщину.

— Какая ещё к чёрту Жюльет?!

— Мать Эли.

— Не начинай, — его глаза мгновенно округлились, и он отрицательно замотал головой. — У тебя паранойя.

Но я уже поднялся с кресла и направился в сторону воркующей пары. Остановился в метре от них, у окна. Объявили о начале посадки на рейс до Дюссельдорфа.

— Штэфан! — проорал Ксавьер так по-военному громко, что, кажется, все присутствующие в зале аэропорта Штэфаны услышали его командный зов. Мужчина и женщина оживились и тоже завертели головами по сторонам в поисках источника звука. — Штэф! — позвал он во второй раз. А мои глаза встретились с тёмными глазами женщины. Это была Жюльет. Сердце заколотило барабанной дробью. — Пойдём, — Ксавьер потянул за рукав.