Без воздуха - Загорцев Андрей Владимирович - Страница 42

— Ишь ты, карась какой борзый! — восхитился вахтенный матрос. — Друзья у него из управы, минеры за него горой. Ох и салаги пошли. Ладно, не стой, шевели ластами.

На этот раз за столом, заваленным папками, журналами и листами, сидел офицер в расстегнутой тужурке.

— Садись, матрос, не стой, — бросил он мне и кивнул на стул.

Я аккуратно присел на краешек и пододвинулся к столу.

— У тебя пять минут. Вот листок, карандаши и ручка. В верхнем левом углу номер группы, фамилия, подразделение, дата. Можешь нарисовать схемы боевого порядка. Все, давай, поторапливайся.

Я высунул язык от усердия, начал писать отчет и рисовать схемы как можно корявее.

Офицер тем временем вызвал матроса, приказал принести чаю, заполнил еще несколько бумаг, прямо в кубрике с наслаждением покурил. Когда он затушил сигарету, я уже написал отчет и маялся ожиданием.

Моя писанина была проверена.

— Тебе бы штабной культурки и почерк чуть подправить — неплохой чертежник получился бы, — высказался, глядя на мое произведение, офицер и снова вызвал вахтенного. — Так, все! Этого моряка в роту! Вызывайте следующего.

Я снова оказался в кубрике со стеллажами.

Пока одевался и получал обратно оружие, туда прискакал Михель и сразу же набросился на штабного матроса:

— Ты тут рюкзак не шмонал? Моряка нашего не обижал?

Надо же, какой у нас ротный баталер заботливый!

— За него минеры мазу держат, — спокойно ответил штабной матрос. — И вообще, вали отсюда! Разорался тут, а у нас еще народу куча на очереди.

Я взвалил рюкзак за спину, подхватил пулемет с пистолетом и потопал за Михелем в роту.

— Ну и как отбегал, — спросил меня по дороге баталер. — Что с пайка есть или с трофеев?

Я осторожно ощупал трофейные часы, спрятанные во внутреннем кармане комбинезона, отданные мне минерами.

В роте я отдал Михал Михалычу несколько банок мясного рагу и пару пакетов крекеров. Больше он брать не стал, все же совесть имел.

Через двадцать минут я сдал в оружейку почищенные пулемет и пистолет, оставшиеся боеприпасы. Потом вахтенный известил меня, что баня для личного состава, прибывшего с задачи, через десять минут.

Я взял из тумбочки мыло, чистую тельняшку и трусы, закатал их в полотенце и побежал в баталерку одеваться.

Черт! Где моя форменка? Не понял?! Вот же она, а на погонах лычка старшего матроса! Это что, шутка такая? Кто посмел?

Пришлось мне одевать эту форменку и нестись в баню. На входе нас, прибывших с выхода, проверял старшина из обеспеченцев, поглядывал в какой-то список. Сверхсрочник-медик осмотрел меня на предмет потертостей, осколочных царапин, укусов всяческих гадов и прочих дефектов, спросил фамилию, тоже поставил отметку в какой-то ведомости и отправил в помывочную.

После бани я, заметно посвежевший, помчался в казарму. Успел вовремя. Михель уже строил остатки роты на ужин.

В столовой тоже было немноголюдно. Там сидели обеспеченцы, автомобилисты и парни, прибывшие с выходов. Я заметил нескольких матросов, которых совсем не знал. Они почему-то держались как-то робко, даже испуганно.

Минеры уже спокойно ужинали. Дитер кивнул мне и показал большой палец. Наверное, он хотел этим сказать, что на опросе все прошло хорошо. А в остальном я как будто и не ходил на задачу с водолазами третьей роты. Все по-прежнему. Они старшаки, а я карась.

Ужин был не очень — серая слипшаяся масса макарон, разваренная рыба да остывший чай. Был бы на дежурстве Мотыль, думаю, наверняка угостил бы чем-нибудь вкусненьким. Я даже не наелся. Хотя настроение мое от этого ничуть не ухудшилось. В баталерке лежат несколько банок консервов, есть чай, так что можно будет перед отбоем основательно подкрепиться.

В столовую, бодро топая, вбежала вторая половина моей группы, занятая на каких-то хозяйственных работах. Мы поздоровались, обнялись. Все уже были в курсе, что я был не в госпитале, как им говорил каплей, поздравляли меня с возвращением и с тем, что не опозорил первую группу первой роты.

Быстро, однако, новости по части расходятся. К чему тогда разводить такую секретность? Да, конечно, чтобы шпионы запутались.

А еще парни поздравили меня с присвоением звания старшего матроса! Оказывается, после выхода на задачу был приказ по части. Помимо меня старшего матроса получил еще и Зеленый.

В баталерке, только я вошел, послышался писк трубки, лежавшей в тайнике. Кто это звонит? Может, особист вычислил тайную телефонную линию? Идут боевые задачи, и бдительность сейчас повышенная?

— Алло, — осторожно сказал я, нажав кнопку на трубке.

— Чего ховаешься, трубку не берешь? — прозвучал чей-то знакомый голос.

— Ох, Николай Сергеич, напугал ты меня. Я думал, нашу линию вычислили, — обрадовано затараторил я в трубку, узнав главстаршину Маслова.

— Да на фиг оно кому надо — внутренние линии и проверять?! Не бзди, земеля, тут и без того забот полон рот. Ты сейчас в баталерке сиди, тебе матрос мой, с близнецов который, гостинец принесет — сальцо там, кофе, конфеты, пару катушек к магнитофону.

— Сергеич, может, тебе консервов каких дать? У меня с выхода остались.

— Нет, у меня такого добра дюже богато! Так что давай. Посыльный уже умчался. Только вот хлеба нету. Тут уж сам, землячок. Пока. У меня еще сеансов до хрена.

Маслов отключился и тут же кто-то семерочкой начал тарабанить в дверь. Сто процентов связист-посыльный, не иначе!

За дверью, зажав в руках чехол от чулков ОЗК, стоял матрос Скиба из экипажа аппаратной Маслова.

— Ты же Балет? Я от Масела!

— Я! Заходи, не топчи комингс.

Матрос зашел и принялся выгружать из чехла свертки. Копченое сало, кофе, сыр, конфеты! Ох, не расплачусь я за земляческую доброту. Маслову скоро на учебу ехать, надо ему какой-нибудь подарок сообразить. Пригласив Скибу присесть на баночку, я достал из тайника несколько банок консервов и запихал их в чехол.

— Это на хрена? У Сергеича их полно, — недоуменно проговорил посыльный.

— Да это тебе! Зря, что ли, носился?

— А, ну добро, — обрадовался матрос. — Ежели чего, забегай, чем смогу, помогу. — Матрос пожал мне руку и умчался.

Так, на ужин мы имеем американскую и нашу тушенку, кашу перловую и гречневую, чай-кофе, сыр, конфеты, а вот хлеба нет. Надо что-то придумать. Сухарей, галет и крекеров полно, но охота свежего хлеба.

На поверку мне идти не надо. Вахтенный записал в рабочую тетрадь, что должен меня разбудить перед самым завтраком. Спи не хочу! Целые сутки отдыха! Поэтому можно попировать. Наши из группы сказали, что Поповских еще с неделю будет за кордоном, поэтому гуляем. А вот хлеб надо все-таки искать.

Вопрос этот можно решить через моего знакомца Ярика. Насколько я знаю, он корешится с хлебовозом. А тот как раз в это время должен подъехать. Надо позвонить ему?

Я набрал телефон обеспеченцев и снова представился мичманом. Ярик находился на месте, только что прибыл из автопарка.

Узнав меня, он хохотнул и проговорил:

— Ага, вернулся наш карасик. Тебе опять поменять что-то надо? Пока вряд ли, мы сейчас на выводах работаем.

— Нет, я по другому вопросу. Мне бы хлеба свеженького булки три.

— Швили как раз на камбузе разгрузился. Ты же с выхода приперся, да?

— Из госпиталя я…

— Ладно заливать! Минеры тебя упоминали. Так вот, к чему я…

Я сообразил, что Ярик за просто так ничего делать не будет. Точно такой же, как наш Михель.

— Три булки — три пачки сигарет. Две китайские с цветами, одна «Лаки Страйк» штатовская. Пойдет?

— Три булки — три «Лаки»! С доставкой, хлеб горячииий, мягкий. Мы сейчас в баталерке чаек пить будем, мичманец разрешил.

Ох, ну и торгаш. Хотя хрен с ними, с сигаретами. Три пачки цветочных и две американских еще останутся.

— Добро, порешали! А кто доставит?

— Салажонок прибежит из молодых, не обижай там его.

— Из каких молодых?

— Совсем в морях с ума сошел. Салажат уже привезли нового призыва.