Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 42

– А тебя они спросили?

– Родители в Вамаяси не задают дочерям таких вопросов. Почти всегда мы в первый раз видим своих женихов только на церемонии.

– Но может этот Таракану не такой и плохой? Ну и что, что он толстый и против… своеобразный. Ведь характер от фигуры не зависит!

– Но я его не люб…лю! – и слёзы снова хлынули в две реки, смывая остатки пудры, туши и помады.

И тут Ольга вспомнила всё. И стражника в коротком синем кимоно с символом Вечных, такого улыбчивого в первый день их здесь пребывания, и его встречу с Чаёку вчера, и ее резкие смены настроения, понятные задним числом…

– Ну так не выходи за него, Чаинька! – по-заговорщицки оглядываясь, горячо зашептала княжна. – Выходи тайно за своего зазнобу, отец тебя любит, он простит и примет его, пусть даже поругается сначала! А если не простит – убежите куда-нибудь, и будете жить-поживать, на всех наплевать!

Дайёнкю вскинула на девочку взгляд, полный ужаса:

– Да ты что?! Как я могу?! Вы иноземцы, вы не понимаете нас, только поэтому можете так говорить! Ни одному вамаясьцу такого даже в голову бы не пришло! У меня гири перед отцом, а у него – перед Одой-сан! Если отец нарушит свое обещание, он потеряет лицо! И Забияки тоже на это не пойдет, хоть и любит меня! У него гири перед советом, он стражник совета, он не может сделать ничего, что может повредить совету! Мы с самого начала знали, что не сможем никогда быть вместе, ведь я дочь Вечного, а он – всего лишь младший сын бедного самурая!

– Но это же… – Лёлька порылась в вокабуляре в поисках подходящего определения, но кроме "глупость", "идиотизм", "дурдом" и производных от них на язык не приходило ничего.

– Когда человек выполняет свой долг, он обязан пожертвовать всем. Этим мы, вамаясьцы, сильны.

Успокоенная, хоть и не утешенная своими словами, Чаёку поднялась и шмыгнула к умывальнику. Через несколько минут она была свежа и бесстрастна, как шелковая роза.

– Простите меня, благородные даймё, – поклонилась она Лёльке и спящему мальчику. – Я потеряла лицо перед вами, проявила слабость, послушной дочери непростительную.

– Какую слабость? – по вытаращиванию глаз Лёка могла бы дать мастер-класс всему Вамаяси. – Вы о чем, Чаёку-сан? Извините, не понимаю вас…

– Я о своем недостойном поведении и неумных словах.

– Но вы только помогли моему брату уснуть и рассказали, сколько ему следует пробыть в постели. Не вижу в этом ничего недостойного, – искренность и недоумение княжны можно было черпать бочками.

– Но после…

– Но после ничего не было!

Чаёку моргнула, и щеки ее порозовели.

– Да. Не было. Простите. Мне теперь с вами никогда не рассчитаться.

– Не понимаю, о чем вы, – не отступала девочка, – это мы должны вас благодарить за помощь.

Дайёнкю потупилась, и губы ее тронула слабая улыбка простой общечеловеческой благодарности:

– Спасибо.

За окошком смеркалось, деревья и дорожки тонули во влажном теплом полумраке, просыпались и сверялись с меню этого вечера комары. Лёлька шлепнула себя по шее, давя обнаглевшего кровососа, попеняла Тихону, который совершенно не по-лягушачьи на комаров не реагировал, и неохотно спрыгнула с подоконника. Лягух, которого она привыкла таскать на руках, как некоторые девочки – плюшевую игрушку, вывернулся из ее объятий и запрыгнул на грудь Ярославу. Свернувшись у него перед самым подбородком пушистой розовой шапкой, он замурлыкал, и щеки мальчика порозовели тоже, словно ловя отсвет от шерсти их лохматого друга.

Лёлька закрыла ставни, и в комнате стало совсем темно. Тоже что ли спать ложиться, как брат? Ужин прошел, завтрак еще не скоро, сухофруктов, оставленных на столике, не хотелось даже в компоте, которого не было…

За полдня Ярослав не просыпался ни разу и не ворочался. Если бы не ровное дыхание, доносившееся с кровати, княжна решила бы, что пора начинать панику. Но братец мерно посапывал в обе дырки и даже иногда улыбался чему-то, так что сердце девочки хоть в этом отношении было спокойно. В остальном же там шла глобальная война, осложненная эпидемией на фоне непрекращающихся катаклизмов. Биться с Обормоту Яр не сможет ни через неделю, ни через две, начни он тренировки хоть прямо сейчас. Значит, действовать надо будет изворотом. Но как исхитриться на глазах всего дворца оставить высокорожденного хама с носом, в голову не приходило. Переодеться в одежду Яра и драться с ним самой? Подставить ему ножку накануне, когда будет спускаться с какой-нибудь лестницы, чтобы грохнулся и сломал ногу? Посыпать ему суши слабительным? Снотворным? И тем и другим вместе?

Лёлька поморщилась. Даже Ярка придумал бы план получше бородатого анекдота.

От нечего делать она взяла палочки для еды и попробовала ловить комаров по звуку, но впотьмах было неясно, переловила она их или просто распугала, и попыток после пяти настроение заниматься боевыми искусствами пропало. И впрямь что ли спать завалиться в такую-то рань? Скучно без Ярки…

Легкие шаги в коридоре возвестили о приходе Чаёку еще до того, как открылась дверь.

– Добрый вечер! – оживилась девочка. Дайёнкю улыбнулась в ответ, зажгла над головой светошар и шагнула к шкафу с одеждой.

– Ори-сан, переоденьтесь, пожалуйста, во что-нибудь красивое.

– Еще более? – девочка глянула на свой красный сарафан и алую рубашку, вспоминая, что в шкафу выбор состоял из тех же моделей, только в зеленых и черных тонах.

Чаёку припомнила то же самое.

– К сожалению, зеленый не слишком гармонирует с вашим цветом лица, особенно после заката. Зато черный выглядит достаточно торжественно.

– В Лукоморье единственное торжество, на которое я могла бы надеть черный сарафан с черной рубашкой – похороны.

– Тогда не надо! – всплеснула руками лайёнкю. – Идём тогда так.

– Куда?

– В главную мастерскую совета.

– Зачем? – от недобрых предчувствий ёкнуло сердце, а ноги сами остановились. Девушка помялась, размышляя, ответить или нет, и решилась:

– Вечные и их первые ученики разбудят Большое Око Луны, чтобы попытаться дотянуться до Адарету-сан. Затем Извечный изложит ему условия вашего возврата домой.

Чаёку взяла ее за руку и повела к лестнице. Шаркающие шаги их ночного охранника в смешных плетеных тапочках, носимых половиной Вамаяси, и постукивание ножен о стены узкого коридора сопровождали их всю дорогу.

– Вы скажете Адалету, что обменяете нас на амулет, который вам нужен?

– Да. Вечные покажут ему вас, чтобы он убедился, что вы живы и здоровы.

– Я-то здорова…

– Вы можете ему рассказать, как всё было.

"И как всё будет. Интересно, что сделает тогда Адалет? Мама с папой, наверное, и так места себе от беспокойства не находят… может, уже выехали домой за Масдаем. На нем по-любому быстрее получится, чем всю дорогу верхом. Эх, если бы Масдая взяли с собой, они бы уже на пути к Вамаяси были! А еще лучше, если бы у Адалета и дяди Агафона были рядом какие-нибудь знакомые маги, они бы могли собраться вместе и открыть переход сюда, как это сделали Вечные! Но если бы кошка гавкала, она была бы собакой, как говорит Граненыч… Наверное, скажу лучше, что у нас всё хорошо. Если папа с мамой там – пусть хоть не волнуются. Больше чем уже и так…"

– …И еще скажите, что Яри-сан получает самый лучший уход и заботу, – поучала тем временем дайёнкю, нервно теребя рукав кимоно. – Мальчики всегда дерутся…

– А Кошамару-сан и Тонитама-сан так и не пришли, – ворчливо напомнила девочка. – А если бы Яру стало хуже?

– Они передают своё искреннее сожаление и наилучшие пожелания больному, а также просят сообщить, что завтра обязательно наверстают упущенное.

Лёлька угукнула в знак понимания и согласия, и остаток пути они проделали молча.

Поначалу она пыталась запомнить дорогу, но после десятого перехода и двенадцатой лестницы в почти полной темноте, едва рассеиваемой светошариком Чаёку, бросила сие безнадежное занятие. Похоже было, что возведению замков Вечные с Адалетом учились по одному учебнику: снаружи кроме их башни и небольшого павильона-пристройки видно не было ничего.