Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 33

– Это решение совета Вечных, – вздохнула Чаёку.

Надо ли говорить, что через два дня поутру совету Вечных пришлось впервые собраться не по причине выборов Извечного.

В комнате с массивными закопченными стропилами и стенами, увешанными свитками с иероглифами, картинами и трофеями магических битв, за столиком на татами воссели девять самых могущественных[63] магов Восвояси. Невидимые слои магической защиты окружали комнату совета и все к ней прилегающие, как и сады, каналы, гору и весь дворец. Не то, чтобы Вечные думали, будто кто-то в Вамаяси осмелится покуситься на запретное для простого вамаясьца место, но будь они знакомы с покойным царем Костеем, повторили бы за ним "ноблесс оближ" с большим пониманием.

Дайитикю – их первые ученики – с чашками, чайниками, веерами и заискивающими улыбками суетились вокруг, устраивая учителей поудобнее. Четверо из них всего пару дней назад были учениками вторыми, один – пятым[64]. Приблизительно такой же расклад царил за ореховым столиком, отшлифованным так, что в свете ароматных фонарей изгибы годовых колец его спила извивались как живые[65]. Место у токономы – ниши с самой красивой картиной, почетнейшее в любом доме, пустовало. Но не это его состояние беспокоило сегодня магов.

– Пока Извечный не выбран, мои братья, я, как старейшина совета, возьму на себя почетную ответственность начать эту встречу, – проговорил Нивидзима Кошамару. Коллеги его склонили головы, соглашаясь. Календарь – это единственное, о чем в этой комнате еще не спорили за последние три дня.

Прихлебнув из грубой фарфоровой чашки жасминовый чай и одарив своего первого ученика испепеляющим взором[66], старик продолжил:

– Все мы знаем, из-за чего нас созвал Нерояма-сан, хотя не все понимают, с какой целью. С тех пор, как эти маленькие паршивцы появились здесь, они перевернули вверх дном привычную жизнь наших слуг и ремесленников не выходя за порог своей комнаты, что не может не отражаться на жизни их господ, то есть нас. Столяр попытался меня убедить, что для полной гармонии в душе мне не хватает лукоморской кровати, и он готов ее сделать за десять золотых, лучше чем у юных северных даймё. Да за эти деньги я могу купить три воза татами и спать на них десять лет! Каков болван! Как я буду убирать это деревянное страшилище на день в стенной шкаф, он подумал?! А наш первый повар?! Бедный Токусака пожарил мне сегодня красную икру с огурцами и налил сметану в сакэ! Не знаю, что теперь бедняге лучше поможет от расшатанных нервов – успокоительные чаи, вразумляющее заклятье или обезглавливание. А представьте себе, что здесь начнется среди мелкого люда, если этим паразитам дозволят ходить, куда они вздумают! Пусть отказываются от еды, сколько им влезет – хоть останется надежда на возвращение рассудка несчастному Токусаке, принявшему первый удар!

– Брат мой, – Нерояма поставил на стол свою чашку и сложил руки перед грудью. – Мы говорим о детях. Маленьких детях, в один миг очутившихся за тысячи самураев от дома[67]. По нашей вине, позволю себе напомнить.

– О маленьких чудовищах, ты хотел сказать, брат! Это ведь не тебе они под ноги подсунули подушки! И амато тоже не на тебя уронили! И выбросили из окна на голову пять тарелок с едой – не тебе!

– Я уверен, что они не нарочно, брат мой.

– А я бы на твоем месте, брат мой, не спешил с такими утверждениями! Вспомни, что они невзлюбили меня с первого взгляда!

– Ты преувеличиваешь, брат мой. Поначалу они даже думали, что ты и я – один человек.

– Вот-вот! Им претит даже моё существование!

– Если бы восвоясьские дети в их возрасте так себя вели, они бы не заслужили даже упрека. Тем более что мальчик – старший сын брата царя.

– Но они – не восвоясьские дети, – поддержал Нивидзиму тощий безволосый старичок в новом черном кимоно[68]. На Белом Свете встречались мумии более упитанные, чем Ногунада Обути. – А что дозволено императору…

– Братья мои не могут быть такими черствыми! Мне кажется, я ошибаюсь! Какая скорбь! – сокрушенно закачал головой Нерояма.

– Мы не черствые, о отзывчивый брат наш, – мумия приложила ручки-веточки к груди. – Мы всего лишь практичные, как последние торговцы, о позор нам, позор!

– Но разве практично дать заложникам зачахнуть до того, как мы даже свяжемся с другом их семьи? – одноглазый маг возраста неопределенного, как цвет его потертой катагину, встал на сторону Нероямы. Казалось, Тонитама Тонитута потерял способность стареть лет полсотни назад вместе с глазом и эмоциями. – Конечно, когда Адарету попросит показать детей, мы можем заставить двигаться их тела или оживить иллюзию, но старый ёкай распознает обман, и мы потеряем лицо.

– Обманывая врага, лицо еще никто не терял, Тонитама-сан, – почтительно возразил Наоко Ивухо, новый Вечный, невысокий и узколицый, с украшенным золотыми палочками пучком волос на макушке – единственной растительностью на лысой, как картошка, голове.

– Мы потеряем лицо, когда враг разоблачит наш обман, – глядя мимо собеседника, изрек одноглазый маг. – А он разоблачит. Я достаточно слышал про него, чтобы это знать. А еще мы потеряем амулет Тишины, который он не станет обменивать на два мёртвых тела.

– Погодите, мы сейчас вообще о чем говорим? Вы когда-нибудь слыхали про ребенка, заморившего себя голодом? – презрительно воскликнул толстяк в зеленом кимоно, искусно вышитом цветами сакуры и бабочками – еще один новый Вечный, проходивший в первых учениках у Неугроби Шизуки, полностью соответствовавшему своему имени, дольше, чем некоторые ветераны пробыли Вечными. Говорили, что Ода Таракану менял наряды чаще всех императриц и императорских наложниц вместе взятых, но горе было тому, кто обманется фатоватой внешностью и манерами, больше присущими ронину, чем дайитикю.

– Проголодаются по-настоящему – начнут есть! – сердито выпячивал он толстые слюнявые губы. – Небольшое воздержание пойдет им на пользу! Особенно мальчику! Он – будущий даймё, а не муж гейши!

Нивидзима отхлебнул из чай и прикрыл глаза, наслаждаясь тонким вкусом южных хризантем и ранней земляники. Аромат, достойный вечности… и Вечных, как не преминул бы добавить громогласный гурман Таракану-сан.

Как и ожидалось, голоса делились. Когда выскажутся остальные члены совета, неизвестно, в чью сторону богиня удачи покатит свое колесо. Мало среди них найдется любителей жареных огурцов и нахальных ремесленников. Жаль детишек…

– Если уважаемые старшие братья дозволят высказаться младшему брату, – голос Исами Сусами, самого молодого Вечного в истории совета, надевшего пояс своего учителя, звучал почтительно, но без традиционного подхалимства молодого члена совета перед стариками. Нерояма отметил сей факт и благодушно кивнул:

– Конечно, говори, Сусами-сан. Свежие мысли радуют разум, как свежий ветер – лицо в полуденный зной.

Ветераны, сделав похожие наблюдения, тоже закивали.

– Мы все, тут собравшиеся, натуры чувствительные, отзывающиеся на трудности слабых и сирых желанием помочь. Давайте же принесем Око Луны и глянем на бедных детей. Так ли им плохо, как боится премудрый и еще более добрый Нерояма-сан, когда они думают, что никто их не видит?

А Ярке и Лёке было плохо. Очень плохо. Они лежали на постели Лёки, забравшись под старое одеяло, прихваченное ей из замка Адалета, и тихо стонали.

– Я же говорил тебе… – еле слышно шептал Ярка, – не надо было… столько… есть…

– Умник нашелся, ага, – страдальчески мычала Лёка. – А если бы пришел кто-нибудь и нашел всё это, тогда что? Мы же голодаем, разреши напомнить кое-кому с памятью дырявой, как старая кастрюля!

– Тогда хоть повидло со щеки сотри, – обиженный несправедливым намеком на его мнемонические способности, буркнул Ярка.