Письмо на желтую подводную лодку
(Детские истории о Тиллиме Папалексиеве) - Корнев Владимир Григорьевич - Страница 25

Ответом ему было всеобщее удивление, а Тиллим, сообразив, даже возмутился:

— Насмотрелся за границей всякого… Здесь тебе, Шурик, не Африка, и твои американские друзья тоже далеко! Здесь Советский Союз — у нас в беде каждый каждому друг и Служба спасения! Ясно?

Пионеры с фонариками пошли вдоль шоссе в том направлении, где раздавался плач, тщательно освещая кустарники и лес по обочинам. Взрослые пытались руководить. Поблизости ни справа, ни слева никого не было видно — по обе стороны возвышались живые стены из густой листвы и буковых стволов, перевитых к тому же настоящими (как в джунглях!) лианами.

— Ну что ж. Должно быть, нам всем показалось, — поспешила успокоить детей Людмила Николаевна, — даже скорее всего кому-то одному показалось, что кто-то плачет, а остальные убедили себя, будто тоже слышали. Это неудивительно. Известно такое явление, как массовое самовнушение, и…

Людмила не успела договорить, а детский плач раздался снова, но уже где-то позади «икаруса». Теперь было ясно, что никому ничего не показалось.

— Подождите! Вдруг там и вправду малыш-потеряшка? — взволнованно воскликнула с некоторых пор начавшая понимать, что такое страдание и сострадание, Юля Григорович. — Вдруг он как-то выскользнул из машины, а папа с мамой и не заметили… Всякое случается.

— Ага, скажешь тоже! Разве это можно не заметить? — возразил Вася. — Да просто завезли сюда нарочно и выбросили — еще те предки!

Классная руководительница запротестовала:

— Ты что несешь, Алексеев? Так даже думать нельзя!

— А если так и было? И он ползает сейчас по кустам, ему, наверное, страшно… и больно… — захлюпала носом Лиза Орехова.

В сгустившемся душном воздухе повисла зловещая пауза.

— Значит, так, ребята, — отважно произнесла Людмила Николаевна. — Сейчас мы разбиваемся на группы и прочесываем территорию. Далеко не разбредаться!

Тут подал голос помалкивавший до сих пор водитель:

— Вот шо я вам скажу — даже не думайте туда лезти! Лучше вам того не делать, пионэры…

— Это еще почему? Я решительно ничего не понимаю… — растерялась Людмила Николаевна. — Мы же не можем оставить потерянного ребенка!

— Та то ж не живое дитя, разумеете? То мертвая дивчинка себе жертву кличет! — продолжил Тарас на своем смешанном наречии, понизив голос до трагического шепота, а заодно ловко меняя колесо. — Дивчинка та сперва померла, а уж потом обратилась в упыря-кровососа (у нас говорят — вурдалака). Ежли кто ночью заслышит ребячий или девичий рев, пойдет ту дивчинку искать, она того в горы и утащит, в пещеру какую, и шабаш! От человека даже косточки не остается. Вот как бывает-то, держитесь вместе…

Теперь и в стрекоте цикад слышалось что-то жутковатое. Заменив наконец колесо, водитель как ни в чем не бывало (заметив, однако, какое впечатление его рассказ произвел на школьников) уселся за руль. Большинство юных пассажиров затаились в салоне, как только Тарас рассказал о «дивчинке»-оборотне.

— Не бойтесь, дети, — успокаивала Людмила Николаевна, бросив укоризненный взгляд на невежественного шофера. — Обычное суеверие, пережиток прошлого.

Некоторые ученики еще оставались снаружи, когда из зарослей опять послышался детский плач. Теперь он был еще протяжнее и тревожнее прежнего, а главное — гораздо ближе.

— Пошустрей, пионэры! — крикнул раздраженный Тарас. — Думали, я того — брешу?

Но даже самые смелые, получив порцию острых ощущений, уже и так заскочили в автобус. Экспресс немедленно тронулся с места.

— Вот теперь, пожалуйста, расскажите-ка нам по порядку, что здесь происходит, — вежливо, но требовательно обратилась к Тарасу классная руководительница. — Это наверняка связано с какой-то местной легендой?

— А как же ж! — Словоохотливый шофер, казалось, только и ждал обстоятельных расспросов. — То не просто легенда, то о-очень древняя быль. Ей, может, тыща лет, а может, и поболе! У нас тут греческие колонии были — развалины кругом. Археологи до сих пор все копают какую-то антЫчность — крепость, а то храм, или еще чего… И название месту тоже греки дали — Новый Афон. Главный, значит, в ихней земле, а этот у нас… Вот, говорят, в те самые времена жил здесь один греческий пан… ну это, как там он у них называется? А по-нашему богач или купец. И была у него в прислуге дивчина-краса, да еще говорят — ведьма, в лесу ворожила. И почуял пан тот такую к ней любовь, прямо страсть, и стал проходу не давать. Погнался однажды за ей, а та — умная все ж таки была! — в винном погребе спряталась, но тот хозяин греческий ее тогда все ж догнал… Срок пришел, родилось дитя, дочка. Батька, ну, хозяин, значит, узнал про то и выгнал ее из хаты — или как там у греков? — со дворца, наверно. Пошла мать-ведьма с крохой своей вот в этот самый горный лес, запихала ей в роток носовой платок и давай деру. Думала, задохнется дивчинка, а потом ее звери лесные сожрут — и косточки не останется. Тут же в горах зверья и сейчас полно — заповедник все ж, а тогда их тут больше людей было… Но только сама та ведьма скоро с тоски смертной в чащу подалась и там сгинула, а младенчика-то, дивчинку, волк с рысью не тронули, даром что хищники. Так до сих пор и скитается, рыщет по лесам да нам, людям, мстит. За лютую жестокость человечью — она ж еще лютей звериной бывает! И все здесь быль эту знают, а не то чтоб я сочинил…

— Конечно, не вы, — скептически улыбнулась Юля. — Вы же «Мастера и Маргариту» нам пересказываете! А я эту фантасмагорию уже читала… И не стыдно? Это обман называется. Может, даже и плагиат!

— А про кровожадную девочку-монстра — это из сказки-страшилки. Только там про мальчика было: он утонул, а потом на людей охотился… И совсем не страшно! — выпалила Наташа Плотникова, и ее разобрал смех.

Вместо того чтобы испугаться еще больше, школьники теперь дружно развеселились. Заметно посерьезнел только Тиллим, а простодушный Тарас огорченно пожал плечами:

— Какой такой мастер? Ничего не разберу… Ну, раз такие умные все, то не верьте! Только по ночам уж в этих местах вам шататься не советую. И особо прошу, пионэры: на кладбище старое ни-ни — никогда не забредайте! На погосте-то она всего больше и промышляет. А кого занесет туда, так я предупреждал…

Тиллим, у которого сердце колотилось часто-часто, нагнулся к водителю и спросил:

— Простите, а как ее звали?

— Эту дивчинку, шо ли, кровопийцу?

— Да нет… Как звали ее мать?

Тарас почесал затылок.

— Да как же ж ее… Склероз такой… Так это — Сирена ее звали! Старики так и говорят — Сирена… Да какая разница? Важно не имя, а шо ведьма…

Но Тиллим дальше уже не слушал. «Неужели такое совпадение? И Пана тоже ведь вспомнил… Действительно — античная мистика!»

Потрясенный Тиля подошел к Ольге с Шуриком и вполголоса сказал:

— Послушайте, тут все может быть очень серьезно. Помните нимфу из кроссворда? Ее звали Сиринга! Одну-две буквы местные жители, сами не греки, за тысячи лет, пересказывая быль бесконечно много раз, вполне могли изменить. В истории такое сплошь и рядом. Теперь: она была нимфа, но для абхазцев нимфа непонятна. Ведьма — совсем другое дело! И еще: Сиринга обратилась в тростник, а его здесь по всему побережью целые заросли. Стоит отойти с дороги — сразу наткнешься… Только мы этого делать лучше не будем… От этого жутко становится.

Шурик небрежно бросил:

— Ну что, страшно? Да тебя тут с перепугу укачало, Тиля. Сядь, не мельтеши и не нагнетай.

А Оля, от природы не робкого десятка, только плечиком повела:

— Папалексиев! Какая связь?? Убивает-то не мама, а ее дочурка!.. Ты такой потешный — все еще в сказки веришь, да?

— Напрасное легкомыслие! — строго сказал Тиллим. — Пивное, что сразу столько совпадений не бывает, а значит, нужно быть бдительными. Девочка-оборотень — одно, но кто поручится, что за ней не стоит оскорбленная мать — лесная колдунья, которая способна превратить нас из мести во что угодно?