Алмазы для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 11

Рафаил продолжил изучение обстановки. Неестественно выглядел и тот белый в туристических шортах и футболке с надписью «All you need is love», который долго и увлеченно разглядывал витрину сувенирного магазинчика, хотя, Антуан знал – в ней не было ничего примечательного: пыльные мельницы для кофе, кальяны, макеты Эйфелевой башни разных размеров и прочая туристическая ерунда. Вот он вполне может быть не каким-то тупым растяпой, а полицейским… Или человеком Бальтазара, которому он имел глупость, несчастье и беду проиграть четыреста евро.

Он вспомнил косую улыбку Бальтазара, не вызывающую у нормального человека ничего кроме настороженности и опасений, и его передернуло. Глупость состояла в том, что он вообще сел с ним играть, а несчастье – в том, что судьба раскладывала кости в пользу соперника. Беда же заключалась в том, что после ареста Большого Жерара Бальтазар начал зарываться, вести себя как новый хозяин Центрального Парижа – хотя вершиной его карьеры до сих пор были домовые кражи да ограбления припозднившихся богатеев. Он пускал в ход оружие без веских причин, давил любого, кто проявлял малейшую слабину. Рано или поздно это должно закончиться тем, что его обнаружат с лишней, – фатально лишней, – дыркой в организме. Но пока он куражился, как хотел. И Рафаил знал, что это неспроста: под рукой мелкого налетчика собралось не меньше десятка голодных дерзких отморозков, вышедших после недавних отсидок. И четыреста евро они никому не простят…

За хитрость и изворотливость в Легионе его называли «Ловкач», ему больше нравилось слыть «Ловким Антуаном», но сути это не меняло. И сейчас, осмотревшись, Антуан продолжил свой путь, но когда добрался до «Гуся и противня», то прошел мимо, зашел в соседнюю «Сову», хозяину которой иногда помогал разжиться качественной дурью, прошёл ее насквозь и через служебный выход выскользнул в переулок, ведущий к Пляс Пигаль, машинально погладив рукоятку выкидного ножа «Корсиканец», с которым никогда не расставался.

Те времена, когда у него водились деньжата, давно миновали. И как пополнить кошелек – неизвестно. Время от времени его приглашали взимать мелкие долги с неплательщиков, и это у него неплохо получалось. Но после того как сел Большой Жерар, такие предложения поступали всё реже и реже: расклад на рынке криминальных услуг менялся. Да и сам он, после очередной поножовщины, стал стрёмной фигурой, с которой лучше не иметь дел: опасность перевешивает выгоду…

Лёгкой трусцой он пробежался по извилистому переулку, пересёк площадь и свернул в сторону набережной. Заночует у Милены, новой подружки. Лишь бы её дочки-подростка не было дома: в квартире тесно, и девчонка ворчит, когда мать за стенкой возится с мужиком. А конфликтов ему сейчас следует избегать любой ценой.

Рафаил шёл по людным вечерним улицам Парижа, и с каждым шагом его наполняла неприятная жалость к себе. «Старею, – пришла обречённая мысль. – Раньше так не раскисал». Он думал о том, что с каждым годом шансов окончательно опуститься и стать бездомным клошаром у него все больше, а возможность забрать спрятанные в тайнике, в селении буру алмазы – все меньше. И стоило подумать об алмазах, эта мысль закрутилась, засвербила у него в голове, как назойливый комар. В тысячный раз он представлял, как было бы здорово снарядить экспедицию в джунгли, достать драгоценные камни, вернуться и зажить безбедно, в собственном доме. Но все эти мечты заканчивались одинаково – он с неизменным раздражением напоминал себе, что на такую экспедицию у него нет ни денег, ни товарищей, ни сил. Зато в изобилии есть враги: полиция, разыскивающая его за грабежи, верные слуги Нгваме, а теперь еще и приспешники Бальтазара…

И сложно сказать, кто опасней – ищейки обиженного шамана или оскорбленного головореза. Похоже, всем и каждому в этом городе нужен Антуан Вильре, неспешно приближающийся к дому Милены. Причем, вовсе не для того, чтобы накормить, напоить и устроить на ночлег…

Подул прохладный ветерок, и Вильре плотней запахнул куртку. Через месяц наступит осень, потом зима. Где он будет ночевать тогда? Вряд ли роман с Миленой продлится дольше нескольких недель…

В Борсхане и в конце августа температура не опускается ниже плюс 28 по Цельсию. А в тюрьме не дует ночной освежающий ветерок из джунглей.

Весь покрытый потом, Абрафо Траоле лежал на циновке в восточном крыле тюрьмы, известной как Ферма дядюшки Тома, в той самой камере, где когда-то отбывал срок по статье «измена национальным интересам Борсханы» Абиг Бонгани. Недобрую иронию судьбы мог оценить только посвящённый. Траоле являлся заместителем Бонгани, когда случился очередной правительственный переворот. Директор БББ был ключевой фигурой павшей власти, такие первыми попадают под нож «революции». Гильотина, виселица, расстрел… Или столб со стервятниками… Но Абиг Бонгани лично контролировал несколько очень важных и очень прибыльных дел. Зачем убивать человека, который много знает и умеет? Возможно, завтра он пригодится снова. В развивающейся африканской стране остро стояла проблема дефицита кадров.

«Лучше бы я его убил, – думал Абрафо, вдыхая до боли знакомый запах бетонной стены. – Была ведь такая мысль… Тогда директору БББ Джелани Афолаби некого было бы вытаскивать из тюрьмы, чтобы отправить на поиск треклятых алмазов. Но команды убивать никто не давал. А самовольство могло вызвать начальственный гнев, который тоже был чреват нехорошими последствиями. Словом, выбор так себе. Если уж в БББ выпадает плохая карта, игра выдаётся по-настоящему паршивая…»

Траоле отвернулся к стене, каждую щербину и трещину которой знал наизусть, и прикрыл глаза. Ещё одна ночь, ещё одно усилие заставить себя уснуть. Одно время, пока не кончились деньги, он наладил через охранников поставки снотворного. От таблеток его вырубало через полчаса. Но медикаментозный сон – слишком крепкий. Он не слышал, какие гадости рассказывает про него Гвембеш, когда он спит. А тот, в конце концов, сделал ему предъяву – якобы Абрафо, со сна, справил нужду мимо очка, и теперь из его камеры воняет на весь блок. Тюрьма никак не меняла Гвембеша – уже больше пяти лет его любимым занятием было глумиться над новичками. Хотя Траоле не был новичком и все знали подлую натуру Гвембеша, но оскорбления и глумления все равно не поднимают авторитета – как раз наоборот.

Две недели Гвембеш издевался над ним, как хотел. Много раз Абрафо оставался без еды, потому что Гвембеш успевал как-нибудь её опоганить – плюнуть в тарелку или бросить туда мокрицу. Но он недооценил бывшего сотрудника БББ. Однажды Абрафо Траоле так избил его на прогулке, что Гвембеш отлёживался в лазарете месяц, потом учился заново ходить на костылях. А когда переломы зажили, его стали выводить на прогулку отдельно от остальных, и по здешним меркам это был позор.

Абрафо понимал, что Гвембеш воспользуется любым случаем, чтобы поквитаться, и постоянно оставался начеку. Тем более что деньги кончились и от снотворного ему пришлось отказаться, теперь бессонница терзала его взамен Гвембеша. Или наряду с ним.

Абрафо вздохнул и принялся мысленно считать слонов. Коров он считал на прошлой неделе. Помогало плохо. Он забылся тяжёлым душным полусном, когда ночь уже катилась к рассвету. В ночном мороке проплыли обрывки каких-то картин из прошлой жизни – почтительные, зависящие от него люди, важные, хорошо обставленные кабинеты. Едва развернувшись, красивые сны схлопывались в чёрный, наполненный чужим дыханием мрак. А потом и мрак лопнул, как мыльный пузырь, опустившийся на землю.

– Вставай! – услышал он.

Голос был негромкий и как будто не слишком злой. Ещё не вернувшись окончательно в реальность, Абрафо знал, что у камерной решетки стоит тюремный охранник из заступившей смены, который пришёл, чтобы увести его перед общей побудкой.

Абрафо сел на циновку, прислушиваясь к бешеному стуку сердца.

– К двери!

Он шагнул к решетке, отделяющей камеру от коридора, привычно расставил ноги и вскинул руки на стену. Охранник ощупал его скользящими движениями и усмехнулся, ткнув локтем в рёбра – но беззлобно, как будто даже дружески.