Моногамия. Книга 3 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 43

Sam Smith — Stay With Me

Алекс не мог говорить, слёзы душили его, он всеми силами пытался совладать с ними и продолжал:

— Я сам почти убил то, что было моей жизнью, моим смыслом, моей душой и сделал это дважды, вначале тогда, своим идиотским уроком, а потом своей ошибкой с Кристиной. А если бы это случилось, я не стал бы ждать ни дня, я пошёл бы за тобой. И пойду, если этому суждено будет случиться. Я уже не верю, что судьба позволит нам наслаждаться друг другом, всё равно, что-нибудь да подкинет нам!

— А я верю… Судьба тут не причём, она давала нам шансы много раз… Мы виноваты сами, мы упорно не доверяли друг другу и совершали ошибки! Оба! Мы с тобой оба! Мне всего лишь нужно было принять решение не умом, а сердцем! А ты?! Если ты знал, что я люблю тебя, то что мешало тебе обнять меня, когда я приехала лечить тебя? Когда я с таким трудом прорвалась в твой шикарный кабинет, просить тебя купить мне дом в другом месте? Когда забирал мėня из больницы и сказал мне лишь одну фразу? Когда стоял там, на чердаке, и дышал мне в лицо, что мешало тебе просто обнять меня, скажи? Причём тут судьба?

— Я знаю, всё знаю. И я исправлюсь, обещаю тебе! — с этими словами он поднялся и обнял меня со всей нежностью, какая у него была, а было её всегда очень много для меня… Она исцеляла меня раньше, успокоила и умиротворила и на этот раз.

Успокоившись, я сказала:

— Так хочется выпить чего-нибудь покрепче… Ты не мог подождать со своими признаниями, пока мне можно будет пить?

Он засмеялся, целуя меня, и я тоже… Потом у меня родился еще один вопрос:

— Ты спросил у доктора, когда нам уже можно будет… ну, ты понимаешь…

— Можно будет что?

— Как будто сам не знаешь, ты ж наверняка спросил, ты вечно всё у них спрашиваешь…

— Нет, не спросил, на этот раз.

— А вот и зря.

— Не зря.

— Почему это?

— Потому что мы сами поймём это, никто лучше нас самих не определит этот срок.

— А мне уже не терпится!

— Мне тоже, поверь, но придётся подождать, пока ты полностью не перестанешь чувствовать боль, а я страх, причинить её тебе …

ГЛАВА 55

Coldplay Gravity

Четыре … четыре раны было на моём теле, и теперь это были уродливые шрамы, иссиня- бордовые разливы сросшейся заново ткани. Алекс склонился к ним своим лицом близко, его кисть не решалась тронуть их и зависла, потом, едва коснувшись, он нежно и медленно стал обводить их контуры. Εго рука была так изящна, так нежна. Он целовал уродство, едва касаясь губами, и его вьющиеся пряди ласкали мою кожу. Я была живой и жаждала любви, страсти, поцелуев, его рук и его губ, я мечтала о нём. А он боялся коснуться меня, потом поднял глаза, и я увидела, что они наполнены слезами. Я поняла: он любит меня, он хочет меня, но боится сделать мне больно. И я не знала сама, будет ли мне больно или хорошо, моё тело незнакомо мне теперь, оно другое.

Мы были на пляҗе около нашего дома. Это была суббота, и мы снова одни, совершенно одни. Алекс не целовал, он ласкал своими губами мои, со всей страстью, он отдавал мне своё желание, а я гладила его поседевшие волосы, но глаза, его глаза, глубокие, тёмңые, умные, они были прежними, они любили так, как не способен никто, они не оставляли сомнений, они проникали внутрь меня, растворяя страхи, растапливая боли, они исцеляли, ласкали, они любили, любили, любили …

Я закрыла глаза и поцеловала его в шею, туда где было моё имя… Затем, в ложбинку у основания шеи, куда меня так влекло всегда — одно из самых нежных и трепетных мест на его теле. Я всегда скрывала это: есть у него такие особенные места, которые сводят меня с ума, влекут, раздавливая в щепки мою волю и достоинство. Я чувствовала, что нельзя было этого делать, и потому никогда раньше не касалась этих мест губами, я прятала свои желания и порывы, ведь они выдавали мои чувства. Чтобы удержать мужчину, не нужно показывать ему, как много он значит для вас. Моя гордость оказала мне услугу в этот раз, не зная того сама, я не заходила в запретную зону, ту, которая переворачивала душу Αлекса на её тёмную сторону. Нельзя было его ласкать, в постели нельзя — он неизменно замкнётся, покроется льдом и покорно отдаст себя …

Близость смерти изменила мои знания об этом мире, сместила мои приоритеты, дезориентировала все направленные жизненным опытом векторы, всё, что было во мне живого, первобытного, рвануло лавиной наружу. Мой язык прошёлся по всей длине этой надписи, и я, наконец, ощутила его вкус, солёный, терпкий. Мой нос жадно втягивал запах его волос, пряный, мужской. Такого наслаждения я не испытывала никогда в жизни, но новые ощущения и открытия были не только у меня, скажу я с хитрой улыбкой. Стон наслаждения вырвался вдруг из него, стон, которого я не слышала прежде, тихий, но такой искренний и чувственный. Его прекрасные глаза закрылись от удовольствия, его губы, такие мягкие, изящные и сексуальные в своих очертаниях, всегда влекущие, пылкие, сейчас приоткрылись, сдерживая дыхание …

Алекс впервые принял ласку и насладился ею, он открыл, наконец, эту дверцу и в первый раз вошёл в этот мир, восхитительный мир ощущений … Мой бедный, красивый, 15-летний мальчик…

Мои губы ползли ниже, ведь там есть ещё одно место, самое главное, самое любимое. Стоило ему обнажиться и при виде его моё тело сгорало желанием все эти годы. Ему не нужно прелюдий, ему нужно только раздеться, вернее, снять рубашку, ведь это место — его живот, то место ниже пупка, где узор волос увлекает взгляд еще ниже. И вот, наконец, он перед моими глазами так близко, как никогда, упругий, совершенно плоский с ңежнейшей кожей, и он пахнет, дурманяще пахнет. Здесь другой запах — запах секса. И я целую его нежно, только касаясь губами, потом сильнее, мой язык пробует его на вкус, и я снова слышу стон, я поднимаю глаза и вижу, что Алекс закрыл лицо руками. Он пытается остановить бешеный поток своих эмоций, но не может, больше не может. Он задыхается, его глаза не видят, его разум затмился, он сгибает ноги в коленях, и это выдаёт его физиологию и возбуждает меня еще больше. Моё лицо над его лицом, я всё сделаю сама, ведь он боится, и я знаю, он не коснётся меня.

Алекс впервые позволяет себя җелать и отдаётся этому желанию сам, и в нём не происходит тех чудовищных перемен, которые превратили его в распущенного, униженного, безвольного … Εго ладони у моих щёк, он задыхается, на его глазах пелена, он смотрит на меня, но что он видит — впервые неясно мне, я снова склоняюсь и целую его шею, не скрывая своего наслаждения, я овладеваю им так, как хотела этого всегда, на этот раз я веду нас в сексуальном лабиринте, и делаю это впервые с его согласия, и он идёт за мной, а я выбрала самый длинный путь, самый чувственный, самый интимный, он соединяет не только наши тела, но и души, главное души.

Кажется, мы избавились от последнего демона, и Алекс понял, наконец, как восхитительно, когда тебя любят и тебя желают, он впервые по-настоящему позволил себе испытать это чувство, то, что должен был сделать со своей первой любовью ещё давно в юности и то, что было отнято у него в 15 лет …

ГЛАВΑ 56

Matthew Perryman — Looking for you again

Мне 40 лет, Алексу 42. С момента неприятного события по имени «Кристина» прошло уже целых два года. Два невероятно счастливых, спокойных, хороших года. Мы прожили их в полном согласии, любви, нежности, взаимопонимании и гармонии. Ни одного плохого события, ни единого огорчения не случилось за это время, и я стала верить в ту семью, которую нарисовал мне когда-то Алекс — благословенную, утопающую в любви и счастье.

На моём животе, на месте страшных порезов, поселилась огромная шармовая бабочка. Алекс не выдержал моего напора и всё-таки сдался: рисовал её для меня целый месяц на бумаге, старательно выводя по вечерам мельчайшие детали, символы, узоры её неодинаковых крыльев. Она не чёрная, как это изначально представляла себе я, она — сочетание голубых, лазурных и изумрудных линий и контуров графического рисунка. В каждом символе, каждой пиктограмме заложен особенный смысл, где есть отсыл и к семье, самым дорогим мне людям, и к любви, и к счастью, здоровью, мужеству и силе духа. Эта бабочка — соединение потрясающей эстетики и сакральных смыслов, многочасовой плод работы моего мужа.