Вождь чернокожих (СИ) - Птица Алексей - Страница 38

Пугал он их в основном мною, причём делал это искренне, потому что и сам меня боялся и не понимал меня. Особенно, когда я высказывал мысли, о которых он не имел понятия, либо слышал от людей, которые были намного умнее его и обладали серьезными познаниями в технике.

Он не понимал, как я мог обращаться с винтовками, так, словно видел их не раз и умело разбирал их вплоть до винтика, а потом безошибочно собирал вновь. Откуда я знал географическое расположение стран и вообще все страны, которые сейчас были.

Где находилась Россия, а где Португалия и их столицы, и ещё много информации, которой просто не мог знать вождь людоедского племени. Это приводило его в священный трепет, да и разговоры местных, только укрепляли его в мысли, что тело негра захватил дух белого человека. Так пугая мною других, он только укреплял мой авторитет вождя и тёмной личности, как в прямом, так и в переносном смысле.

Через несколько месяцев, он окончательно уверился, что я как минимум бог и полностью мне подчинился, рьяна выполняя все мои поручения и придумывая, как нам захватить власть над всем племенем и привлечь европейцев, что без толку шлялись по просторам Африки в поисках сокровищ и преступлений.

По его рассказам всякого рода авантюристы всех национальностей, в основном находили в Африке приключения и очень редко сокровища. Когда я ему показал мешочек с алмазами, его глаза разгорелись от жадности, но после того, как я ему подарил несколько штук и насмешливо предложил их ему продать кому-нибудь и остаться при этом в живых, он сильно загрустил.

Действительно, никому в округе двух тысяч километров, эти алмазы были даром не нужны, ни розового цвета, ни коньячного, ни какого-либо другого. Я уже примерно догадывался, где есть их месторождения и португальцу я показал самые мелкие из тех, что приносили мои подданные или находили у других племён, но сути проблемы это, к сожалению не меняло.

Мы были слабы, а значит, не могли выйти к европейцам с предложением о торговле и обмене. А если бы и вышли малым отрядом, то были бы с радостью уничтожены, оставшись в памяти убийц, как группа наглых и глупых негров, не знающих, что за сокровища были в их руках.

Между тем в Бирао началась эпидемия лихорадки и голод, который принесли беженцы. Я со злорадством думал, что не за всякий город стоит бороться, а иногда стоит просто подождать, когда проблема решиться сама собой и ещё более, с удвоенной силой стал тренировать своих бойцов. А также попытался ввести в своём посёлке и в Бырре санитарный контроль. Требуя, чтобы все ходили в туалет в специально выкопанные для этого ямы, а не там, где их застала нужда, и уж тем более не в реку, которая и так была изрядно загажена мусором и трупами животных погибших во время сезона дождей.

В своём посёлке, я этого смог добиться путём угроз, и демонстраций к чему это всё приводит, а иногда и ловя, что называется на "горячем", тупых никчёмышей, которые не желали меня слушать. Я, тыкал их носом, как котёнка в их же собственное дерьмо. Но в Бырре, я был пока ещё бессилен, в виду невозможности своего личного присутствия.

Там уже собралась такая гремучая смесь из разных народностей и племён, что единственным плюсом могло быть только то, что при перекрёстных браках, могли рождаться красивые дети… и то не факт, и больше в принципе ничего. Что, вскоре и сказалось, когда там началось, что-то вроде лихорадки Эбола.

Все кто не заболел, бросились в мой посёлок. Они стояли, перед его стенами умоляя спасти их, с плачущими детьми, больными всех возрастов и обоих полов и призывали на мою голову, кары богов и просили помощи, чтобы я их пустил в посёлок.

Я стоял на вышке и смотрел на искажённые страданиями чёрные лица и не помогал им. Я мог их всех запустить во внутрь, а потом лечить уже весь поселок, сбиваясь с ног, и падая от усталости, пока мои силы бы не пришли к концу, но я это предвидел и не хотел этого.

Поэтому, я приказал, только кидать им пищу из-за стен живой изгороди, словно собакам. И вещал, громким зычным голосом, что они… ослушались меня, и принесли к себе заразу, которая теперь пожирает их тела. Добавив, что я буду молиться за них перед всеми богами, чтобы болезнь, которая захватила их тела, не захватила их души и не унесла их в подземные чертоги на вековечные муки, и так далее и тому подобное.

Мне верили, причём по обе стороны живой изгороди, а после того, когда я выбрал момент и основательно подготовившись, вышел к больным и лечил их всю неделю. По факту один, отпаивая всех настоями трав, а также заставляя делать элементарную гигиену, умудрившись при этом, спасти половину из них и не заболев при этом сам.

Все окончательно уверились, что я послан высшими силами, для их защиты и направления на путь истины. Но так я предполагал сам, а что предполагали они, было не совсем понятно, да мне и не нужно. Главное, что они меня боялись, а всё остальное суета.

Конечно, у меня всегда была замотана морда лица, смоченной в дезинфицирующем отваре травы, от которой даже мухи цеце дохли. А сам я принимал увеличивающие иммунитет настойку корней и листьев растений, на отличном испанском хересе, найденном в качестве трофеев у суданцев, но они то этого не знали.

А я, знал, потому что не пропускал занятия по фармации и фармакинетике лекарственных трав и их производных. Отлично разбирался в концентрации ядов животного происхождения и их влияние на человеческий метаболизм и был в принципе очень хорошо подкован в гомеопатии.

А ещё, я очень охотно собирал гербарии лекарственных трав, периодически навязываясь в компании однокурсницам, а после того, как все нравившиеся мне однокурсницы, были уже в курсе моего опыта собирания гербариев на чистом воздухе, упершись голыми круглыми коленками и нежными ладошками, на подложенную мною куртку, то перешёл и на младшие курсы. Оказывая, тем самым шефскую помощь, будущим светилам фармакологии и фармакопеи.

Но без действительных знаний лекарственных растений России и других стран, этот номер не прошёл бы. А ещё демонстрация любовно собранных мною, тщательно засушенных и приклеенных в красивые альбомы растений, с подробными надписями, сделанными красивыми почерками моих однокурсниц, из тех, что не знали о моих способах совместного собирания гербариев, либо не участвовали в них, довершали общую картину.

Девушки, сначала недоверчиво косились на меня, потом мои мудрые слова падали в их нежные ушки, словно капли пахучего мёда, мелькая в их глазах, досрочно полученным зачётом и они открывались навстречу знаниям, соглашаясь набраться опыта в деле собирания гербариев.

А там, уже тара-рам пара-рам, в уши закладывалась информация о любви и способах её проявления. Романтика склонов горы Машук и её окрестностей, отсутствие наблюдателей и ненавязчивые уговоры, подкреплённые обещаниями красивых подарков, делали своё дело.

И губы девушки раскрывались навстречу моей любви, а чуть позже и ноги. Наконец, где-то на третьем курсе, все были в курсе, в каких гербариях я был специалист, и халява закончилась. Теперь, если только сама девушка не хотела, помочь мне собрать гербарий, ничего не получалось.

Как только я подкатывал к молоденькой первокурснице, тут же следовал строгий взгляд из-под густых ресниц и безапелляционная фраза: — «Я не такая!».

На моё недоверчивое хмыканье, следовал ещё более грозный и гневный взгляд, и несостоявшаяся новая пассия уходила прочь, быстро перебирая красивыми ногами, или… раскачивая шикарными бёдрами, или… нервно подрагивая в такт ходьбе упругой грудью.

В общем, блудливый кот уходил в огорчении, нервно помахивая хвостом и ища утешения у старых подружек. Но, как я и говорил раньше, в конце концов, это до добра не довело, и вот я тут, хватаюсь, уже не за белую или просто загорелую, а за чёрную грудь и почти всегда, абсолютно некрасивой формы, с грустью вспоминая о былых победах.

Но ничего, как стану императором Африки, то выпишу себе от каждой нации по паре красоток, кот я или не кот, в самом деле. Возвращаясь к вышесказанному. Всех спасённых, я уже без опаски заселил в свой посёлок, как переболевших.