Вождь чернокожих (СИ) - Птица Алексей - Страница 35

Ну а в остальном, нормальный такой африканский город. С полной антисанитарией, несмотря на близость большой реки, что была засрана на километр вперёд и назад, отсутствием понимания о канализации и туалетах, а также возможности приготовления нормальной пищи.

Побродив по его центру попинав ногою хилые хижины, и свалив по нечайности парочку, я, распугав немногих возвратившихся жителей, отправился на окраину города, в очень плохом настроении.

Конечно, для начала я заглянул в шалаш верховного дождя, но кроме жалких остатков былой "роскоши" в виде рваных тряпок устилавших пол, по котором ползали разные насекомые, ужасной вони от пота, ссанья и прочих человеческих испражнений ничего не обнаружил.

Конечно в воздухе присутствовали слабые нотки благовоний, из которых уже совсем выветрился первый слог и осталась лишь последняя часть слова, а также запах мускуса, ну и конечно чувствовался запах гиндоры африканской.

В общем весь букет экзотики, начиная от внешнего вида и заканчивая внутреннего убранства "дворца" присутствовал в полной мере. Чтобы, не отходить от образа злого и жестокого завоевателя. Я спалили и это недоразумение и ещё пару десятков более-менее добротных хижин, что располагались вокруг него. Разумеется случайно.

Просто мои воины, не могли ещё контролировать себя в полном мере и сжигали всё подряд, не скрывая своего детского восторга, при виде огня пожирающего всё вокруг. Да и пожары тушить, они к сожалению не умели. Когда огонь утих, то моим глазам, открылась изумительно ровная площадка покрытая чёрным пеплом и трупиками сгоревших насекомовидных завсегдатаев царских хоромов.

Всё это и заставило меня, уйти на окраину города, где я практически собственноручно сваял себе хижину, из разобранных остатков десяти других. И залёг туда, как в берлогу спать. Проснулся я уже ночью и оттого, что кто-то настойчиво в меня тыкался чем-то очень мягким и одновременно упругим. Нет, не надо думать ничего плохого. Тыкались мне этим в грудь и сразу двумя штуками.

В испуге схватив руками непонятное оружие, я обнаружил, что держу действительно оружие, но женское, а именно грудь Нбенге, которая в темноте испуганно смотрела на меня глазами, из которых я видел одни только белки. Ну может, она смотрела на меня и не испуганно, а сладострастно, тут уж в темноте не разглядишь, поэтому приходится ориентироваться на догадки.

Оказывается она ночью, очень испугалась и подождав когда я усну, велела двум воинам, что охраняли мой сон, пропустить её, объяснив им, что я приказал её привести к себе, чтобы она охраняла меня от злых духов этого города, что могли напасть на меня ночью.

Так как все знали, что я не равнодушен к Нбенге, и она к тому же, частенько спала в моей хижине, её пропустили, а увидев, что я дрыхну без задних ног, и без передних тоже, она сразу решила воспользоваться неожиданной оказией и прилегла на мне, прижавшись своей грудью, что усиленно отращивала последние месяцы. Видно вычислила мой любимый размер, а может её природа сама по себе наградила красивой формой груди, а может это была компенсация за все мои тяготы и лишения суровой африканской жизни, в общем…

И скупая мужская слеза побежала по моим чёрным щёкам от переизбытка чувств, да и ветер донёс до меня невыносимую вонь, от моих не сильно чистоплотных воинов, что охраняли мой покой перед хижиной. Повод воспользоваться невинностью, так усиленно домогавшейся до меня девушки был.

Взятие города, победа над суданцами, рана на груди, острые кончики грудей, что словно издеваясь над моей мужской сущностью, вызывающе торчали уставившись в мои глаза.

Мы видели друг друга. Я и её грудь. Вот и встретились два одиночества, точнее четыре если уж считать количество глаз и грудей. Короче, я не выдержал испытания и заключил её в свои объятия наградив самым ценным, что у меня было — моей любовью.

Любовь у меня была многоразовой и очень насыщенной. И Нбенге, в полной мере ощутила её настойчивость и безапелляционность. Но она сама хотела такого шага и думаю осталась довольной, если не сказать больше.

В чём я смог убедиться поздним утром, когда проснулся от великих трудов и в прямом и в переносном смысле. Нбенге сияла, и надела на грудь, красивую побрякушку сделанную местными мастерами из ракушек, бусин и ещё какой-то хрени, что я ей как-то подарил. Теперь этот подарок, гордо раскачивался между её стоячих грудей и подпрыгивал при ходьбе так же радостно, как и соседки по бокам.

Я хоть и был дурак, дураком, но её сияющее лицо, выдало её с головой и этот подарок очевидно был не так просто надет, а нёс какой-то скрытый для меня смысл и возможно был подтверждением её, уже теперь высокого статуса, который, она тут же начала подтверждать, усевшись перед хижиной и готовя мне завтрак, покрикивая на моих воинов, чтобы они принесли котёлок, чистую воду и продукты.

Если Нбенге потеряла девственность, то я, судя по её поведению, потерял гораздо больше, и незаметно для себя приобрёл статус женатого мужчины, естественно по их африканским обычаям. Задумчиво почесав свою покрытую мелкими и жёсткими кудряшками голову, я горестно хмыкнул и пошёл заниматься делами.

Дел было много. Набрать в своё войско крепких молодых мужчин, найти продовольствие, накормить голодных. Разместить возвращающихся жителей.

Поначалу, я даже взялся строить хижины по своему проекту, но быстро бросил это занятие, поняв его бесполезность. Окрестные деревни, отказались признавать мою власть и стали жить сами по себе, а недобитые суданцами вожди и прихлебатели старшего вождя засели по деревням и собирали воинов.

У меня же осталось сто тридцать человек и ещё за спиной моя деревня, которой, я никак не мог подобрать название. Жители Бирао, никак не хотели принять того, что я теперь их главный вождь, хотя я и объявил себя его приемником. Требовались казни и достаток, в который я мог привести город.

Но казны здесь не существовало в принципе, а что было, было же и разграблено. Что-то я, смог вернуть, разбив суданцев, что-то они унесли с собой. Что-то забрали местные жители и сбежавшие прихлебатели старшего вождя. Но в целом мне досталось разрушенное селение, в котором ничего не было, кроме голодных и диких негров.

Ещё вокруг сжималось кольцо недоброжелателей, последней каплей, стало известие, что главный вождь, который обитал на западе страны, направил на борьбу со мной, огромное по местным понятиям войско — целых пятьсот воинов. У меня же оставалось 130, да в моей деревне около трёхсот. Так что да, силы были явно не равны, да и поддержки от местных не было.

И я решил уйти обратно.

Глава 16 Отступление

Плюнув я стал собираться в обратную дорогу, продовольствия у меня было мало и надо было поспешать. И тем не менее, я взял с собой всех желающих, включая женщин с детьми, не взял только стариков и убогих, которые были балластом. Со мной шло, ещё тридцать негров изъявивших желание стать у меня воинами.

Всего, вместе с воинами, получилось около трёхсот человек. Бросив всё ненужное, я приказал отправляться в дорогу, и мы тронулись, растянувшись длинной колонной, словно тело огромной змеи, ползущей под палящим африканским солнцем.

Двое суток мы шли по саванне следуя вдоль реки, из-за женщин и детей невольно сбавив темп, на третьи сутки мои разведчики сообщили, что за нами есть погоня. Главный вождь, действительно выслал за нами большой отряд, который жаждал мести.

Хотя с чего бы это. Я вождя не убивал, его визиря тоже, суданцев разгромил, добычу отнял, женщин детей стариков спас, город захватил, старшим вождём себя провозгласил! А тут такая чёрная неблагодарность. Прям черствость чёрствостью, безо всяких намёков на белое пятнышко признания моих заслуг, перед партией и правительством. Ну, в смысле, перед народом и собой.

В общем, не любят меня негры, ой неее любят. Ну да ладно, ещё пару суток форы у меня есть, а там посмотрим, как чёрная карта ляжет, вверх рубашкой, или вниз рубашкой, всё равно она с обеих сторон чёрная, как ни посмотри.