Два одиночества (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" - Страница 5

— Не ты ли меня назвал писакой слезливых женских романов?

— Я. И это был комплимент! Именно в слезливых женских романах ты как раз мастер.

— Комплимент!? — взвилась я, уже ничего не понимая. Разве это комплимент?!

— Да, может, я неясно изъяснился, но именно это имел в виду.

Я расслышала смущение в красивом голосе и растерялась. Получается, я не так его поняла? Надо же. Как стыдно. А ведь именно с этого комментария и началась наша с ним перепалка.

— Обалдеть, — расстроенно прошептала я, поражаясь своей ошибке.

Глава 2

Виола

Тихий смех легко пробежался по нервам. Удивительно чарующий и бархатистый. Я пыталась вспомнить его внешность, но она ускользала от меня, как и имя. Что-то смутное вертелось в голове. Ангел. При чём тут ангел? Затем, как вспышка, пришло воспоминание. Он ведь назвал мне настоящее имя, не Крум, нет-нет, что-то другое. Неужели его зовут Ангел? Как-то странно для манаукца. Хотя теперь уже и в этом я стала сомневаться. А был ли тот, с кем я вчера напилась вдрызг, манаукцем?

Противно признаваться себе, что я неверно истолковала его комментарий. Возможно, он прав, и нужно было лучше изъясняться. Но лично для меня писака — уже оскорбление. И я не выдернула это высказывание из контекста, нет. Он так и написал мне, что я писака слезливых женских романов и что порнуха не моё. Тяжело вздохнув, прислушалась к тому, что делал манаукец, но услышала лишь его дыхание рядом. Нужно было уже разбираться в том, какую цель он преследует, удерживая меня в таком положении, можно сказать, в прологе моего же слишком откровенного романа.

— Скажи, что ты от меня хочешь? — осторожно спросила.

Он обещал меня не трогать и вроде бы собирался держать слово. Насколько я знала манаукцев, они все насчёт женщин немного повёрнутые, и бережное отношение — это не дань традициям, это у них в крови. Вот только у меня в голове не укладывалось как можно сочетать яростный нрав и трепетное отношение к женщине. Мне казалось, что всё равно рано или поздно сорвутся все предохранители. Не зря же есть поговорка: «В тихом омуте черти водятся».

— Или откажись от идеи дописывать «Порочную плоть» или перепиши так, чтобы мне нравилось. Увы, но я не верю твоим стервам, они слишком искусственные. Я могу научить тебя, показать, как ведут себя настоящие стервы, и ты сможешь написать так, чтобы все твои читательницы пищали от восторга. Поверь, я знаю, о чём говорю. У тебя получится написать настоящую хозяйку жизни. Стоит лишь рискнуть или отказаться от этой идеи и написать то, в чём ты сильна, в красивой нежной эротике про милых и искренних девственниц.

Я вспыхнула от злости. Опять он намекал на девственниц. Почему? Неужели я проболталась ему? Могла ли я раскрыть ему страшную тайну вчера? О господи, могла. И суд по всему даже сделала это! Словно в подтверждение моих страхов манаукец прошептал рядом с моими губами, обдавая их тёплым дыханием, от чего я дёрнулась назад, вдавливая головой подушку:

— Я знаю твой секрет, Виола. Поверь, я никогда не расскажу, что ты невинная девушка, которая пишет самое откровенное порно на станции.

— Нет, не самое! — возмутилась в ответ. — Алана Фреш — вот кто самый крутой автор эротических романов.

— Виола, ну нашла с кем себя сравнивать. Да у неё героини все потасканные жизнью женщины, которые ненавидят мужиков. Поэтому и измываются над ними, и пол книги рассказывают какие они несчастные, пока не найдётся единственный, который вместо того, чтобы отомстить за весь мужской род, падает к ногам, прости меня, Виола, за бранные слова, но потаскухе. Поверь, это не то, что готовы читать многие.

— Ты не понимаешь, там такая страсть…

На мой рот опустилась горячая ладонь, и тихий смех опять пробрался под кожу. Обалдеть как приятно. Если он так продолжит… Нет, лучше чтобы остановился. И как это у него так получается, вроде и молчит… Так, стоп, что это за странное чувство де-жавю? Казалось, я уже так говорила. Или думала. Господи, только не это! Меня бросило в жар от мысли, что я могла… или не могла? Да зачем я так нажралась вчера, что не могу вспомнить ничего толком? Говорила я или всё же подумала, что хочу его, такого сладкоголосого? Вот только манаукцу было невдомёк о моих страданиях, он продолжал уговаривать меня. Да как уговаривал! Не каждый попрошайка, вымаливающий кредитки, обладал таким даром убеждения, как этот порочный Ангел.

— Я научу тебя ещё большей страсти. Просто доверься. Согласна? — искушал меня мужчина.

Он убрал свою руку, и я могла здраво рассуждать, не реагируя на чужое, слишком интимное прикосновение. Как же всё глупо выходило. Лежала привязанная к кровати, на глазах повязка, чувствовала себя слепой и совершенно беспомощной и разговаривала с читателем, который требовал переписать рассказ. Какой сюжет! Просто садись и строчи. И самое противное это то, что моя авантюрная натура сделала стойку. Конечно, я могла бы отказаться и выбросить «Порочную плоть» в корзину, как он и требовал, расписавшись в своей несостоятельности создать что-то по-настоящему взрослое и жаркое. А можно попробовать исправить то, что уже есть. Отказаться и сожалеть? Мучиться в сомнениях, а что было бы, дай я согласие? Или же рискнуть? Хотя чем я, собственно, рискую? Я, которая собиралась покончить жизнь самоубийством.

— Ты уверен, что у нас получится? — робко уточнила.

— Не сомневайся, а для начала, если хочешь, чтобы я тебя отпустил, прикажи мне.

— Что приказать? — не поняла его рассуждений.

— Прикажи мне тебя отвязать. Ты же стерва, доминант по натуре, хозяйка своей жизни. Ты хоть и боишься, что тебя похитили, но мужчина признался тебе в своей любви. Он слабак, боялся открыться в своих чувствах. Он так давно болен тобой, что решился на отчаянный шаг. А ты сильная женщина, поэтому смело прикажи мне развязать тебя.

Как он чётко расписал мне психотипы героев! Да, именно так я и задумывала. Именно такой я и видела свою героиню, правда, передать это мне не удалось.

Тяжело вздохнув, решилась:

— Развяжи меня.

И вновь я услышала смех.

— Нет, ты просишь и даже умоляешь, а ты должна приказать. Хлёстко, как свист плети, как пощёчина, от которой подчинишься не задумываясь.

— Я так точно не умею, — потрясённо замотала головой.

Было жутко даже представить, что я повышу голос на мужчину. Даже не так, на манаукца!

— Попробуй, Виола. Иначе мне придётся показать тебе что такое хозяин, чтобы ты поняла на примере. Это будет больно, милая.

— Развяжи меня! — выкрикнула я, задёргавшись в путах от представшей перед мысленным взором картины. Я так и знала, что зря поверила этому сумасшедшему. Извращенец! — Слышишь меня? Развяжи!

Горячая ладонь легла на живот, придавливая меня к матрасу в попытке успокоить.

— Нет, Виола, не так. Просто приказ, холодный, равнодушный. Ты должна чувствовать свою власть надо мной. Быть уверенной, что я подчинюсь. Ну же. Прикажи.

— Ты сам-то понимаешь что просишь?

— Я — да.

Я словно воочию увидела его улыбку. Тонкие алые губы с приподнятыми уголками рта. Да, я видела его улыбку в баре и не раз. Он постоянно улыбался, слушая меня. Я разозлилась, и эта злость остудила разум. Я сглотнула, прежде чем открыть рот.

— Развяжи меня немедленно. Это приказ!

— Умница.

С облегчением почувствовала, как чужие пальцы отцепляют мои руки. Волнующий мужской аромат дразняще окутал меня. А от горячего соприкосновения тел, когда он тянулся к моим запястьям, пробило током. Я даже задержала дыхание, растворяясь в необычных ощущениях. Слушала краем уха волнующий голос, а думала совсем не о рассказе, а о том, что мне срочно нужно уединиться и привести своё сердце в порядок.

— Так и напиши. Доминант ничего не объясняет. Просто приказывает и всё.

Я села, резко срывая повязку, сощурилась от света, разглядывая Крума. Точно он. Тот, с кем я вчера пила. Его улыбка, его голос. Рука сама взвилась от злости, которая меня переполняла. Но удара не получилось, альбинос с невероятной скоростью сумел поймать моё запястье и добродушно продолжил наставлять меня: