Тот ещё подарочек (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" - Страница 27

Настроение улучшилось, я в прекрасном расположении духа прослушала лекции, меня даже похвалили, что было крайне редко, а вот в обед произошло то, что вновь вернуло меня в скверное состояние. И вновь виновата во всем Дашка! Отец с мамой практически закончили с десертом, я доедала торт, наслаждаясь сливками, которые я же и приготовила. За спиной маячил Гри, раздавая указания прислуге, ужасно раздражая, как вдруг пришло сообщение от Лизы. Я, не задумываясь, его открыла и, чуть ахнув, тут же прикрыла ладонью коммуникатор, с большим трудом перевела его в конфиденциальный режим, своим поведением напугав родителей и себя саму.

— Что случилось? — строго спросил папа, а я проблеяла:

— Ничего.

Оглянулась назад с облегчением переводя дыхание, Гри не было в столовой! Какая удача! Извинившись, убежала к себе, чтобы там в спокойной обстановке рассмотреть то, что мне прислала Лиза. Это оказалась очередная картина Дашки! Я подумала сначала, что снимок из клуба станции «Астрея». На фиолетовом фоне, разбавленном голубыми мазками, расцветала золотая роза, не жёлтая, нет, а именно золотая, как моё платье! Именно поэтому я и испугалась. Но хуже всего — это бледное мужское лицо с алыми глазами. Картина имела налёт незаконченности, лицо оставалось пока белым пятном, но виделись мне в нём знакомые черты лица Гри! Что вообще Дашка о себе думает? Она хоть понимала, что творила?

На снимке от художницы была лишь тонкая рука, измазанная в красках, и кисть, которой она водила на холсту. Получалось, что Лиза фотографировала процесс создания очередного «шедевра». Мне уже дурно, а она ещё не закончила своё творение. Потому что я видела у розы ноги! Получалось, я буду в миниатюре, а лицо Гри чуть ли не основным объектом картины? Жуть! Как, впрочем, всё, что рисовал этот гений!

Затем пришло сообщение от Лизы.

«Тебе ничего это не напоминает?»

Я не выдержала и позвонила ей. Она ответила не сразу, зато узреть фоном стены ванной комнаты было забавно. То есть Лиза еще и ушла для разговора подальше от сестры. А еще у подруги была на лице краска! Но всё это я посчитала несущественным, мне нужна была информация о картине!

— Ты видела эскиз? Что вообще она планирует изобразить? Дашка решила нас выдать?

— Маш, ты только не нервничай, но эскиза нет. Дашка словно в трансе, а я не сразу это заметила. Я тут ей душу изливаю, жалуюсь на мать, а в ответ она угукает, а когда я закончила, то поняла, что она даже не слушала меня! Сидит, рисует. Я её попыталась силой оторвать от стула, и вот, — указала на своё лицо Лиза, — получила кистью чуть не в глаз. Так что придётся потерпеть и подождать, пока у неё вдохновение не иссякнет, и она не дорисует. Кстати, там нет ничего про станцию. Но ты же видела, что она рисует! — трагическим шёпотом закончила Махтан, а я вздохнула.

— Это же ты и дворецкий! А ты видела его дьявольскую ухмылку, и как он к тебе тянет руки с острыми когтями. Брр-р, как Дашке удаётся так всё вывернуть? Я помню ваш танец, вы смотрелись очень красиво и страстно! Просто восхитительно! Я бы даже сказала, ты так легко порхала, словно бабочка, а он искусный танцор. И вот как всё это можно вот так вот нарисовать?

Я напряжённо смотрела на снимок и полностью была согласна с Лизой. Ну как можно рисовать так, что душа уходила в пятки. Неужели в глазах Дарьи наш танец выглядел так, словно Гри пытался поймать меня своими костлявыми руками! Аж мороз по коже.

— А ты ноги у розы видела? — прошептала Лиза, я кивнула.

— Так вот, будут только ноги и всё! Ни головы, ни рук. Извращенка, — шептала подруга, а я чуть выдохнула.

Теперь даже легче дышать, если Дашка остановится на золотом платье, это к лучшему. Бросив комм на кровать, стала рыться в гардеробной, пока с победным кличем не вытащила злосчастное платье, а затем, под изумлённый вопль Лизы, кинула в утилизатор. Всё, я избавилась от улик!

— Оно же дорогое, — заметила подруга, а я отмахнулась.

— Нервы дороже. Зато теперь точно никто не узнает, что за розу рисует Дашка.

Глава 7

Гри

Белые лёгкие облака проплывали по голубому небу, гонимые ветром на юг. Тёплая погода обещала к полудню разрастись в зной. Лето в столице Яшаме редко мучило своих жителей пеклом. Обычно температура воздуха прогревалась в среднем до тридцати. Нырнув в кристально чистую воду открытого бассейна, Гри смотрел на ровные синие плиты, уложенные на дне, но мыслями был рядом с янарой. Вчерашний день принёс очень много милых моментов. Манипуляции по привязке новоманской красотки давали свои плоды. Многие заметили странное поведение Марии, тем приятнее, что причина была именно в нём, в Буреле. Ему нравилось играть с ней, заодно мстить зарвавшемуся телохранителю. Наместник здорово отчитал того за прогул смены, не помогло даже заступничество начальника охраны. В конце концов, не склад овощной охраняет, а самое драгоценное, что вообще существует в Галактике, янару!

Вызов на поединок так и не последовал, хотя Гри надеялся, что Мартан не стерпит, но, видимо, тот понял, с кем решил тягаться, и дорогу Бурелю лучше не переходить. Мария не для таких, как Мартан. Он просто не создан для неё.

Доплыв до края бассейна, Гри легко поднялся на руках на бортик, а затем выбрался полностью. Вода ласковым потоком облизала его тело, стекая вниз, оставляя мокрые следы. Бурель взял полотенце с лежака и, стряхнув с волос воду, энергично стал вытирать их. Забавно было бы, если бы Мария пришла сюда, но для неё слишком рано. В шесть милая малышка ещё спит, укутанная в розовое одеяло. Облизав губы, Гри вспоминал их поцелуй, согревая своё сердце драгоценными минутами счастья. Девушка оказалась сладкой, даже слаще, чем он себе представлял, и чувственная, не как шиянарки. Это открытие поразило сильнее, чем сам факт поцелуя. Мария отзывалась в его руках, трепетала, и он чувствовал власть над ней. Запредельно запретное наслаждение. Мужчина не должен властвовать над женщиной, он должен быть ведомым, исполнительным. Но это на Шиянаре, не здесь.

В своей новой жизни на Новомане альбинос многое открывал для себя, порой поражаясь и даже пугаясь. Здесь мужчины могли указывать женщине, и она слушалась. Здесь, как в зазеркалье, роли менялись и… Бурель запрещал себе думать об этом. Настанет день, когда ему придётся вернуться в ту прошлую жизнь, оставив здесь все новые знания. Безысходность пропитывала его существование день за днём. Он знал своё предназначение, но влюблялся в эту свободную жизнь в резиденции. Он видел, как на него смотрел наместник, словно ждал от него чего-то. Он никогда не разговаривал с ним о шиямате после того как принял присягу. Верность семье наместника стала смыслом жизни для Гри, но только лишь потому, что Мария должна стать следующей шияматой. Пусть наместник и дал дочери иллюзию выбора. Ничего не изменить.

Тяжело вздохнув, Бурель накинул полотенце на шею и направился в раздевалку. Хотелось бы ему хоть что-то изменить в судьбе Марии, ведь он знал, какая жизнь ей предстоит на Шиянаре. И он готов служить ей до самой смерти, оберегать, подсказывать, но не дать избежать участи шияматы, потому что от хрупкой новоманской красавицы зависели судьбы миллионов подданных.

Гри в течение дня любовался янарой издали, лишь в обед позволил себе присутствовать в столовой. Он видел, как нервничала Мария, чувствуя его взгляд. Когда же она получила сообщение, и взгляд Буреля зацепился за золотое пятно на чёрном фоне, то напрягся. Ведь он проследил, чтобы не было ни одного снимка со станции. Он быстро ретировался из столовой в кабинет охраны, радуясь, что телохранители стояли в коридоре и не знали что произошло. Приказав начальнику охраны показать последнее сообщение, пришедшее на коммуникатор янары, выпроводил из комнаты наблюдения всех, чтобы в одиночестве на пару минут выпасть из реальности. То, что он увидел, было чудовищно притягательным, младшая Дорош поразительно умела рисовать изнанку бытия. Хрупкая роза, убегающая от тянувшихся к ней рук с длинными, костлявыми пальцами. Гри посмотрел на свои, усмехнулся. Шиямата часто говорила, что у Буреля пальцы аристократа, прямые, точёные. Он всегда следил за ними, зная, как женщины придирчивы к внешнему виду своих подопечных. Он должен быть безупречным во всём, чтобы соответствовать янаре. И даже на картине Дорош он казался себе дьявольски красивым.