Добрый дедушка Мороз (СИ) - Ильева Анита - Страница 3

Сколько она так провисела, Кинни и не знала, медленно замерзая и задыхаясь. Ей уже казалось, что вьюга стала болезненно горячей, а сердцебиение почти остановилось, как вдруг она почувствовала, что ее тело летит вниз.

Сперва Кинни обрадовалась, что люди одумались, вернулись за ней, и телом ощутила мягкость ткани, к которой была прижата. Тяжелая от холода и переживаний голова совсем не держалась на шее, и хотелось ее куда-нибудь склонить, мороз успел пробрать до самых костей, но как только ледяной воздух стал без перебоев поступать в легкие, Кинни отдышалась, стараясь унять сильно заколотившееся в груди сердце. Ее побелевшие от снега ресницы дрогнули, она распахнула глаза, с удивлением глядя на незнакомое лицо мужчины, с хмуро сведенными от раздражения бровями.

— Ты кто? — тихонько поинтересовалась сжавшаяся в комочек Кинни, боясь пошевелить совершенно околевшими конечностями и ощущая, что от человека исходит тепло, как от жарко натопленной печки.

— Добрый дедушка Мороз! — процедил мужчина, и Кинни поняла, что он не в восторге от всей той ситуации. Однако в следующий момент что-то мягкое и теплое окутало ее.

От новизны ощущений и страха за свою жизнь, все, что сейчас происходило, выглядело для Кинни волшебным сном. До нее дошло только одно: она спасена. Но при этом она совершенно не представляла, что ожидает ее дальше. Перемещения она не почувствовала, только осознала, что мужчина, снявший ее со столба, куда-то пошел, и Кинни ясно слышала, как мороз уютно хрустит у него под ногами.

Вот и познакомились

Но если что-то пошло не так, то дальше будет только хуже. Мощности переместителя не хватило на двоих, и Гейрта с девушкой забросило в такое место, что даже он сам не сразу понял, где они находятся. Вокруг высились деревья, никаких троп или чего-то подобного не наблюдалось, а голая девица в его плаще совсем не добавляла оптимизма. «И вот чего теперь делать?»

Оглядываясь и пытаясь спокойно оценить обстановку, Гейрт подумал, что неплохо было бы сориентироваться по карте куда они попали. А для этого нужно сначала найти место, где можно было бы остановиться. Он перехватил девушку поудобнее и пошел вперед, приглядев довольно ровную опушку, подходящую для привала.

Гейрт решил, что он, усыпив девицу, дотащит ее до корабля, сотрет ей память и отправит на все четыре стороны. Пусть идет куда хочет и делает что хочет. Память никогда к ней не вернется, а это значит, что она не найдет и своих родственничков, которые отправили ее на верную смерть, и сможет начать новую жизнь. Конечно, проще всего было ее бросить и не возиться вообще. Ведь жители деревни явно принесли ее в жертву злому мне, подумалось ему. Эта местность была за ним, значит, все эти прелести в виде жертв и развешанных штук на елках — это ему подарочки.

Когда-то ему было все равно, но потом он заметил, что люди стали исчезать. Пропадать. И не с кого стало собирать онгхус. Он попросил у начальства сменить ему место сбора, но в ответ было сказано, чтобы собирал, что есть, и отваливал. Тогда впервые он задумался о том, что убивать людей просто невыгодно. И чтобы доказать это, он вот уже пару лет старался обходиться без человеческих жертв. Его мало кто понимал и поддерживал, в других конторах коллекторы не особенно заморачивались — два-три дома, и вот уже полна коробочка, можно ехать домой. Но ресурсы истощались слишком быстро, и вскоре высшим пилотажем стало приносить много продукта без убийства людей.

Выйдя на опушку, Гейрт решил, что нужно посмотреть, что там со свалившейся на его голову докукой. Зачем он забрал девчонку, он и сам не мог ответить на этот вопрос. Осталось тешить себя мыслью, что много проблем она ему не принесет. А тем временем девица пришла в себя, закутанная в его термоплащ, и теперь, высунув свой маленький, покрытый веснушками носишко, удивленно оглядывалась по сторонам.

Кинни показалось странным, что она не ощущает больше лютого холода. Так ведь быть не должно? Или когда совсем замерзаешь и тело пронзает тысячью колючих иголочек, оно совершенно перестает что-либо чувствовать? Но она же чувствовала, да, чувствовала тепло мягкой ткани, в которую ее закутали, и жуткую сухость во рту, словно не пила несколько дней. А это значило — она живая, и тот незнакомый мужчина ей не привиделся от нехватки воздуха, как Кинни сперва решила. Кто же он? Тот самый злой дух, что высасывает души? Ей стало так страшно, что отогревшееся было тело вновь сковало отчаянием и безысходностью, и сердечко в который раз подскочило в груди. Этот мужчина украл ее и теперь куда-то несет. Зачем? Почему не заморозил ее там, забрав душу?

Время будто бы застыло — минута, вторая, третья, Кинни пыталась изо всех сил прислушаться к тому, что происходит снаружи теплого «кокона», но кроме скрипа шагов по снегу и чужого шумного дыхания так ничего больше и не смогла разобрать. Она аккуратно высунулась из окутывающей ее ткани и, встретившись глазами с мужчиной, ойкнула и вся скукожилась.

— Ты теперь меня убьешь? — неожиданно спросила она тихим, испуганным голосом, разглядывая лицо своего спасителя. А спасителя ли?

— Теперь — это когда? — скептически уточнил Гейрт, не глядя на нее. Девица была не очень тяжелая, но идти с ней по лесу, волоча на своем горбу, оказалось так себе идеей. «Пусть уж лучше она идет своими ногами, так быстрее получится. Если удастся с ней договориться, конечно…»

— Теперь, когда ты забрал меня с собой. Ты высосешь мою душу, и я умру, — бесхитростно пояснила она, а Гейрт только досадливо покачал головой.

— Нужна ты мне сто лет. Есть у меня дела и поважнее.

— А зачем же ты меня украл? — недоверие зазвенело в голосе. Рыжие брови тонкими дугами приподнялись в удивлении. Дрожащие губы и перепуганный, полный ужаса взгляд Кинни сосредоточился на мужчине. На его серых глазах, кривой ухмылке, на хмуром лице. Ей было так страшно, что даже не удивило, что этот необычный дух говорит с ней, и она его понимает. Волшебство, наверное…

— Хочешь вернуться обратно в деревню? Так я тебя и не держу. Ступай, — пожал плечами Гейрт.

Девица несколько секунд сверлила его голубыми глазами, потом рванулась было из его рук, да запутавшись в длинных полах плаща, упала прямо в снег. Поднялась, отряхнула ладони и снова сделала попытку убежать.

Гейрт смотрел на нее и понимал, что влип окончательно. «Вот ведь наказание — возись теперь с ней! Прав был босс, надо было бросать это еще тогда, когда в душе его проснулась жалость к этим недалеким существам. Не надо было их жалеть, они все равно не могут ничего сделать путного, кроме как выработать много онгхуса в момент своей смерти. Или радости, но тогда немного совсем. Вся эта возня из-за слабости. Слабым быть плохо…»

— Далеко ушла? — спросил он Кинни, возникая прямо у нее на пути, подобно высокой преграде.

— Отпусти меня, пожалуйста… — пролепетала девица, почти заикаясь то ли от страха, то ли от холода, и попятилась.

— Повторяю, я тебя не держу. Иди, но тебе все равно не выжить в мороз в лесу, даже если я, как идиот, оставлю тебе плащ. Мне просто интересно, как далеко может зайти человеческая глупость!

— Что тебе от меня надо? Ты же зачем-то преследуешь меня? — почти в панике поинтересовалась Кинни, стараясь посильнее закутаться в теплую ткань плаща, и, переминаясь по сугробу босыми ступнями, пыталась их хоть как-то согреть.

— Я предлагаю тебе прогуляться вместе со мной. Там я кое-что с тобой сделаю, и ты пойдешь куда хочешь.

— Ты меня… возьмешь силой? — ее глаза раскрылись от ужаса широко-широко.

Она сказала это так, что Гейрт даже сначала не сразу понял, о чем она вообще говорит. А когда до него дошло, он расхохотался так, что вспугнул уснувших и пригревшихся было птиц на кривом суку старого дерева. Кинни вздрогнула от его громкого, как ей казалось, зловещего смеха, еще сильнее сжавшись в беззащитный комок, и не понимала, что его могло так развеселить. Некоторые жители деревни говорили, что иногда для этого злой дух и забирает девушек. Она так сжала кулаки, что ее пальчики побелели. Растрепанные ветром рыжие волосы скрывали покрасневшее лицо от этого страшного человека, что навис над ней, и глаза его выражали неодобрение. А самой Кинни казалось, что она вот-вот расплачется и сползет прямо в сугроб, посреди которого она так и топталась, позволив снегу впитывать все свое отчаянье.