Водяная пустыня - Рид Томас Майн - Страница 24

Из всех пород муравьев Южной Америки ни одна, быть может, не удивляет так чужестранца, как сауба. Проходя по лесу или по вспаханной земле, путешественнику приходится иногда видеть целые пространства, усеянные движущимися зелеными листьями величиною с монету в два су.

Рассмотрев поближе эти листья, он увидит, что каждый из них несет на плечах маленькое насекомое, которое гораздо меньше своей ноши. Продолжая идти вперед, он достигнет дерева, где находятся за работой тысячи насекомых, разрезающих листья на куски требуемой величины, которые они затем бросают тысячам других таких же муравьев, те их подхватывают и поспешно уносят…

Принесенные и измельченные листья вовсе не предназначаются в пищу, а идут на облицовку проходов, по которым движется бесчисленное множество насекомых. Продолжая наблюдения, энтомолог встретит муравьев, существенно отличающихся от саубасов, например «фуражиров», которые, вместо того чтобы удовлетворяться роскошной тропической растительностью, занимаются грабежом и разбоем, нападая на колонии других муравьев.

К числу разбойничьих пород принадлежит также и eciton arpax — великан среди муравьев.

Индеец, встретивший две широкие колонны таких муравьев, непременно вернется назад и всех встречных будет предупреждать об опасности, крича: «Гапоса-Тапока!»

Но самого мэндруку, по-видимому, больше всего интересовал токандейра, или жгучие муравьи. В юности он тоже надевал рукавицы, и токандейра, по всей вероятности, оставили в уме его неизгладимые воспоминания.

На другой день все проснулись на рассвете и, подкрепившись небольшим запасом сыра, попросту загустевшим соком massaranduba, сохраненным в ореховой скорлупе, снова обратили свое внимание на плавучий ствол.

К их великому удивлению, монгубы уже не было на том месте, где они ее оставили вчера.

Когда туман, расстилавшийся над водой, рассеялся под первыми лучами солнца, озеро оказалось настолько освещенным, что без труда можно было различить даже и мелкие, с человеческую голову, предметы. Монгуба была оставлена не далее как в ста метрах от их ночлега. Где же она теперь?

— Вон там! — сказал Мэндей в ответ на общий вопрос. — Смотрите дальше, вон там! Монгуба около деревьев. Видите вы ее, хозяин?

— О! — вскричал Треванио, — конечно вижу. Но как она туда попала?

— Ее, может быть, отнесло течением, — заметил Ричард.

— Нет, хозяин, — возразил мэндруку, — здесь нет течения. Вчера, когда мы хотели перевернуть монгубу, мы сдвинули ее с водяной лилии, а сегодня ночью дул небольшой ветер, он-то и отогнал ее туда. Теперь она на якоре около дерева. Я не удивлюсь, если муравьи попытаются убраться и воспользуются ветвями, нависшими над монгубой.

— Почему вы так думаете?

— Потому что они не могут жить ни на мертвой монгубе, ни в гапо. Токандейра живут на твердой земле, и их пребывание на дереве я могу объяснить только одним обстоятельством: их малокка находилась, вероятно, в дупле этого бревна, когда оно лежало на твердой земле; течение подняло его, а прилив унес их далеко от их родины. Есть, правда, другие породы муравьев, которые живут в гапо между деревьями, но только не токандейра.

Взглянув в сторону плавучего дерева, путешественники увидели, что токандейра все еще сновали по стволу. Они двигались по его поверхности в своих красных мундирах и казались такими же взволнованными, как и в то время, когда пловцы напали на их владение.

Мэндруку вскоре открыл причину волнения насекомых, волнения, которое, по всей вероятности, продолжалось всю ночь. Древесная колода хотя и близко подошла к стволу живого дерева, но между ними было пространство в несколько футов, а так как некоторые ветки немного не доставали до мертвого дерева, то муравьям нельзя было перебраться на дерево иначе, как перелететь или проплыть по воде. То и другое было им не по силам. Они, очевидно, хотели переменить, как это и думал мэндруку, свое жилище на такое, которое бы лучше защищало их от воды.

Все с интересом продолжали наблюдать за муравьями в надежде, что бесчисленные красные гости мертвого дерева, найдя какое-нибудь средство перебраться на дерево, наконец оставят их единственными хозяевами монгубы.

Вдруг зрители заметили движение между ветвями дерева, на котором, как они надеялись, токандейра найдут себе убежище, и почти тотчас же появилось странное существо.

Это было четвероногое, величиной с кошку, но совсем не похожее на нее по внешнему виду. Его длинное цилиндрическое туловище кончалось трубкообразным хвостом, удлиненным на конце. Плоская и низкая голова его завершалась узкой и тонкой мордой.

Глаза были так малы, что их с трудом можно было различить. Рот походил на круглое отверстие.

Животное было покрыто шелковистой шерстью, слегка курчавой, отчего оно казалось мохнатым. Шерсть была соломенного цвета, а на плечах и вдоль спины имела каштановые оттенки. Хвост представлял собою смесь обоих цветов.

— Тальмандуа! — вскричал мэндруку.

— Что это такое? — спросил Треванио.

— Муравьед, — отвечал индеец, — только маленький. Муравьеды этой породы всю жизнь проводят между ветвями и странствуют с дерева на дерево в поисках меда, пчел, ос и червяков.

— Ах! — продолжал индеец, точно осененный новой идеей. — О чем я думал! Я сказал, что токандейра хотели перелезть на дерево. А дело-то совсем не в том! Напротив… их волнение происходит оттого, что они увидели тальмандуа. Вот посмотрите, животное готовится к нападению на них.

Действительно, тальмандуа спускался вниз по веткам, помогая себе то когтями, то хвостом.

Очутившись на мертвом дереве, муравьед неподвижно растянулся на брюхе, потом начал слизывать муравьев, тысячами кишевших вокруг его, заостренным языком. Десять минут безостановочно пожирал муравьед токандейра, и тысячи насекомых исчезли в отверстии, заменявшем ему рот. Наконец муравьед, казалось, насытился и стал высовывать язык лишь через длительные промежутки, когда его снова искушала жадность, потом он и совсем прекратил свое занятие, с разбегу опять перепрыгнул на дерево и, выбрав там самую высокую ветку, поместился на ней. Здесь, обернув хвост вокруг туловища и спрятав морду в длинной шерсти на груди, он сладко заснул после сытного завтрака.

Но прежде чем предаться отдыху, тальмандуа, по всей вероятности, сначала убедился, что токандейра не могут уйти от него. И действительно, единственным спасением для них было скрыться в воду, но муравьи, по природе своей, боятся воды. Значит и муравьеду особенно нечего было беспокоиться за обед.

Пословица «далеко устам до чаши» так же справедлива для муравьедов, как и для людей. Когда животное, проснувшись после десятиминутного сна, посмотрело на мертвое дерево, чтобы удостовериться, что муравьи все еще там, оно было немало удивлено, не найдя на монгубе ни одного токандейра! Удивление читателя будет, пожалуй, так же велико, в особенности когда он узнает, что насекомые не укрылись в своем жилище, в дупле колоды, теперь наполненном водой, и что они не взобрались на соседнее дерево, от которого их все так же отделяло небольшое пространство воды.

Когда тальмандуа убрался, наконец, с монгубы, муравьи все еще копошились бесчисленными мириадами. Язык муравьеда уничтожил сравнительно незначительное количество токандейра, и они после ухода его продолжали сновать все такими же бесчисленными массами по стволу мертвого дерева. Но за время сна муравьеда темно-бурый ствол был совершенно очищен от красного воинства.

Всего только несколько сотен их ползали там и сям по стволу дерева; по их испуганному виду можно было судить, что они только что избежали какого-то страшного бедствия. Причина исчезновения токандейра настолько интересна, что требует, чтобы об этом было рассказано отдельно.

Не прошло и нескольких секунд с момента, как уснул муравьед, когда мэндруку заметил маленькую птичку, приблизительно размером со скворца, порхавшую между ветвями деревьев.

Птица была очень похожа на мухоловку и почти такого же цвета: вся темная, с перьями темно-серого цвета, с синеватым отливом.