Одиссея Талбота - Демилль Нельсон - Страница 47

– Думаю, дело здесь лично во мне, а не в той роли, которую я играю во всем этом.

– Лично в вас?

Абрамс кивнул.

– Ну да. Ведь покушение произошло сразу же следом за моей первой и единственной пока встречей с вашими друзьями. Может быть, танцуя, я наступил кому-то на ногу.

– Ну, это вряд ли.

– Теоретически. На практике те, кто убивает, решаются на это по самым невероятным и мелким причинам. Когда вы встаете у убийцы на пути, что-то не то говорите или не так делаете, он вас сразу приговаривает к смерти. Если вы продолжаете жить еще некоторое время, то только потому, что ему требуется спланировать преступление, причем он испытывает необыкновенное возбуждение, ощущая себя хозяином вашей жизни.

– У меня такое впечатление, что вчера вечером мы были с вами в разных местах.

– Вы, наверное, слышали, что некоторые убийцы внешне вполне респектабельны. Они могут носить смокинги и мило шутить. Но на самом деле они исключительно чувствительны к воображаемым обидам или угрозам. Посчитав, что такая угроза существует, они становятся мстительными, вспыльчивыми и крайне опасными. Как ни странно, иногда это может проявляться в демонстрации ими всяческих знаков внимания или даже сердечности по отношению к будущей жертве. Как вы думаете, я не встретил вчера кого-либо, подходящего под это описание?

Кэтрин не ответила. Абрамс отбросил сигарету.

– Знаете, если мне придется столкнуться с таким типом, то, даже не будучи уверенным в его намерениях, я, возможно, последую его же правилам: буду защищать себя самым прямым способом – путем уничтожения этой угрозы для себя. Зачем мне рисковать?

Кэтрин коротко бросила:

– Знаете, лучше я оставлю ваши бытовые проблемы вам и пойду по своим делам.

– Хорошо, только будьте осторожны.

Она направилась было вниз по лестнице, но остановилась в задумчивости и обернулась к Абрамсу.

– Послушайте, Тони. В нашей организации мы избегаем односторонних решений. Прежде чем вы сделаете вывод о необходимости прямых действий, пожалуйста, посоветуйтесь со мной.

Он кивнул.

Кэтрин сбежала вниз по лестнице на Пятую авеню, Абрамс сел на ступени, оказавшись рядом с пьяницей-стариком, державшим в руках бутылку вина.

– Нет ли у вас сорока центов, мистер? – попросил выпивоха.

Тони положил ему на ладонь два четвертака.

– Спасибо, парень, – поблагодарил старик. Затем с гримасой, которая, по его понятиям, должна была, видимо, означать улыбку, продолжил: – Зовут меня Джон. А вас?

– Одиссей, или Улисс.

– Крутое имя. Есть сигареты?

Абрамс дал ему сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Ты знаешь, Джон, человеческий организм способен выдерживать чудовищные перегрузки. Иначе ты не смог бы продержаться столько лет на улице.

Старый алкоголик кивнул.

– Как насчет доллара?

– У Арнольда Брина был замечательный мозг. Думаю, он часто ходил в эту библиотеку. Но ему не удалось выжить, как тебе, Джон. Он видел, что к нему приближалась смерть, но он переборол в себе инстинкт самосохранения и, вместо того чтобы попытаться бежать и спастись, обнаружил присутствие духа и разума, оставив некое послание, которое могло помочь выжить другим.

Старик встал, покачнулся и снова сел. Из нескольких радиоприемников неслась громкая музыка. Группка студентов расположилась возле одного из львов. Абрамс слегка наклонился к Джону.

– «Одиссей». История Одиссея. Если коротко, то это история воина, который после одержанной победы через много лет странствий возвращается домой, где его давно считают мертвым. Так что же пытался сказать нам Арнольд, Джон?

Тот снова встал и осторожно шагнул вперед.

– Да ну тебя!

– Ну, попытайся подумать, Джон.

– Ну тебя. – И пьяница медленно пошел к тротуару.

Встал и Абрамс. Арнольд, подумал он, записывал этот книжный код для посвященных. Скорописью он писал для людей, которые обладали опытом и знаниями, сравнимыми с его собственными. Он писал для людей, которые мыслят быстро и способны в темпе прокрутить в мозгу все вводные и прийти к необходимому выводу. Он логически вычислил возможное значение послания Арнольда. Хотя как раз с точки зрения логики оно было настолько невероятно, что Абрамс с трудом убеждал себя в правильности своей догадки.

29

Старенький двухмоторный «бичкрафт» выровнялся на высоте пятнадцать тысяч футов. Пилот Сонни Беллман посмотрел на приборную панель: 280 километров в час. Он проговорил в микрофон внутренней связи:

– Пустоши Пайн Бэрренс прямо по курсу. Десять минут до места прыжка.

Патрик О'Брайен кивнул сам себе. Они были милях в тридцати к западу от Томз Ривер, Нью-Джерси. Еще через десять минут они будут над одним из самых пустынных уголков штата.

О'Брайен выглянул в иллюминатор. Ночь была ясной, светил месяц. Он отбрасывал голубоватые отсветы на находящуюся внизу равнину. Конечно, совершать боевые прыжки в такую ночь нельзя, а вот спортивные – отлично. О'Брайен сидел, скрестив ноги, опираясь спиной о стенку фюзеляжа.

Эти ночные воскресные прыжки были для О'Брайена своеобразным обрядом – обрядом очищения и поминовения погибших. Он приземлится на полях Пайн Бэрренс, разведет небольшой костер и проведет ночь, беседуя сам с собой, вспоминая и забывая. Перед рассветом он сообщит свои координаты по радио старому другу, местному фермеру, и тот в назначенное время подъедет к назначенному месту на своем фургоне, оборудованном для проживания.

О'Брайен примет в фургоне душ и переоденется. Побриться и позавтракать он успеет еще в полях, но со стариком он выпьет чашечку кофе.

О'Брайен сердцем чувствовал, что нынешнее лето последнее, больше прыжков не будет, и поэтому он наслаждался этими теплыми летними ночами с мерцающими звездами так, как старики наслаждаются всем вокруг, зная, что жизнь идет к закату.

Толчок от снижения тяги двигателя вывел О'Брайена из раздумий. Он понял, что пилот сбавляет скорость до 200 километров в час: при такой скорости можно прыгать.

Его взгляд обежал темный пустой салон с единственной красной сигнальной лампочкой. В красном отсвете ему вдруг привиделись силуэты людей, стоявших по стенкам фюзеляжа. Их восковые лица медленно повернулись к О'Брайену, а глаза сверкали красноватыми отблесками. Он тряхнул головой. Видения исчезли. Через несколько секунд О'Брайен бросил взгляд на часы – скоро Беллман даст ему сигнал.

О'Брайен встал и проверил снаряжение, потом прошел к двери. «Бичкрафт» был модифицирован для парашютистов. Дверь у него откатывалась по специальным направляющим вбок, а не поворачивалась на петлях, как на обычных самолетах. Вместо восьми стандартных сидений по бокам были расположены скамейки, на которых могли усесться двенадцать человек. «Бичкрафт» был также оборудован автопилотом, чтобы после совершения прыжков пилот мог пройти в заднюю часть самолета и закрыть дверь. Это устраняло необходимость присутствия в самолете инструктора или второго пилота.

О'Брайен встал у двери и посмотрел вниз через маленький иллюминатор. Самолет слегка накренился. Внизу то зажигались, то гасли огоньки. Это напомнило О'Брайену сигналы партизан во время войны. Но в то время они не знали, кто на самом деле подает им эти сигналы. В его памяти навсегда остались страшные воспоминания: старт с погруженного в ночь аэродрома на фанерных самолетах, которые, казалось, никогда не взлетят; уход от преследования истребителей противника; обход зенитных батарей; прыжок из относительной безопасности самолета в мрачную негостеприимную темноту и медленный, слишком медленный, спуск на парашюте в неизвестность.

Выжив после всех этих ужасов, ты еще должен был выполнить свою задачу и умудриться вернуться обратно. А ведь для агентов секретных служб захват отнюдь не означал отправку в лагерь для военнопленных. Он предполагал концлагерь, допросы, пытки и почти всегда – ящик с песком, перед которым ставили на колени, прежде чем пустить пулю в затылок. Правда, в запасе оставался и другой выход – в случае захвата попытаться принять яд.