Танец страсти - Поплавская Полина - Страница 33

Слушая, как мужской голос в трубке шутит и рассказывает всяческие небылицы про Симона, Малин не могла поверить, что разговаривает с тем же человеком, которого она до сих пор представляла себе совершенно иначе. Может быть, причиной этого легкомысленного превращения был телефон? А может, ее отказ поужинать с ним заставил его переменить тактику? Но болтать было легко и приятно, и, когда Йен предложил ей куда-нибудь выбраться, девушка не отказалась.

Большую часть своего времени Малин обычно проводила в театре, но сегодня ради встречи с Йеном она решилась пропустить занятие по классике. Бьорну во второй половине дня она была не нужна — все стало так просто с тех пор, как она поняла, что между ними все кончено и она ему ничем не обязана! — и девушка чувствовала себя открытой тому, что могло сегодня произойти.

После утренней репетиции она приняла душ и просидела в гримерке дольше обычного. Она дважды делала макияж, и оба раза ее что-то не устраивало. В конце концов Малин поняла, что театральный грим, который был сейчас в ее распоряжении, и не мог подойти для такого случая — он был слишком грубым. Вывалив из сумочки на столик всю собственную косметику, она немного подкрасила ресницы и, обведя губы контуром чуть темнее естественного цвета, легко коснулась их недавно подаренной Кристин помадой, которой еще ни разу не пользовалась. Макияж был практически незаметен, даже при ярком дневном свете и самом придирчивом осмотре, но лицо казалось теперь более выразительным и завершенным. Короткое красное пальто эффектно контрастировало с черными узкими брюками и пышными темными волосами. Вполне довольная результатом, девушка вышла на улицу.

Они договорились встретиться на набережной, возле того кафе, где пили кофе в день знакомства. Теперь и это кафе было закрыто, но фигуру Йена Малин увидела издалека. Однако, подойдя поближе, девушка чуть было не усомнилась в том, что это был он. Если бы не рост и борода, она бы, пожалуй, решила, что перед нею совсем другой человек. Узкие очки в тонкой оправе, темный плащ до колен, какая-то смешная шапочка — что все это должно было означать? Йен поднял руку в приветственном жесте, а Малин все продолжала оцепенело созерцать произошедшую с ним перемену. Только когда он подошел почти вплотную, она заставила себя улыбнуться так, как собиралась, тренируясь перед зеркалом в гримерке.

Ее удивление при виде Йена было так велико, что, видимо, она исчерпала весь запас этого чувства, полагавшийся на день. Во всяком случае, когда он предложил прогуляться по Скансену, она восприняла это почти как что-то само собой разумеющееся — куда же еще идти в час дня, тем более, что это близко. Малин только сомневалась, что в такую погоду животные будут свободно расхаживать по вольерам, как уверял ее Йен.

Пока они брели по набережной, а потом через мост, холодный северный ветер стал понемногу стихать. “Снова мы на Дьюргердене”, — с непонятным чувством подумала девушка. Впрочем, сейчас они не свернули направо по дорожке, ведущей к музею, а пошли в глубь острова — туда, где за дорогой вырастал холм заповедника. Выглянуло солнце, и на лице Йена появилась сетчатая тень от ветвей деревьев, под которыми они проходили. Малин подняла голову: небо над ними было испещрено ветками и веточками, как трещинками и прожилками. Засмотревшись, она едва не споткнулась о выпирающий из-под гравия корень, и спутник осторожно поддержал ее. Надо же — вот уже полчаса они идут молча, но она этого не замечала. И Йена это, похоже, нисколько не тяготит. Малин давно не чувствовала себя так легко: все ее страхи, что мир вокруг нее портится, ветшает и распадается на части, внезапно исчезли. Это было, как… возвращение в безмятежность детства.

Посмотрев по сторонам, она увидела припаркованный неподалеку от ограды заповедника “сааб” стального цвета — точь-в-точь такой же, как тот, на котором в прошлый раз приезжал Йен. Малин мысленно сравнила того плейбоя, что стоял у открытой дверцы своей машины, и сегодняшнего чудака. Пожалуй, последний ей нравился больше: с ним не нужно постоянно прикидывать, совпадаешь ты с его представлением о настоящей женщине или до него не дотягиваешь.

На территории заповедника оба, не сговариваясь, купили себе по мороженому, а очутившись среди музейных цехов старинного мастерового городка и вовсе повели себя, как дети. Малин, решив попробовать ремесло стеклодува, выдохнула так, что у нее закружилась голова, а из трубки вылез смешной кривобокий синий пузырек. Парень из стекольного цеха уже собирался кинуть его в ящик с браком, но Йен заплатил парню и попросил обработать этот шедевр, как того требовала технология, после чего положил его в карман. Сам он пожелал стать работником типографии, но не стал показывать девушке плоды своего труда, пообещав, что когда-нибудь соберет здесь по страничкам целую книгу и преподнесет ее Малин.

По извилистым тропинкам между скользких влажных валунов они поднимались все выше в гору.

— На кого ты хочешь посмотреть? — спросил ее Йен.

И Малин, зажмурившись от предвкушения, стала перечислять, загибая пальцы:

— На волков, на медведей, на лося… и еще на северного оленя.

— Ты увидишь их всех. Иди за мной.

Йен начал уверенно спускаться по другой стороне холма. “Интересно, откуда он здесь все знает?” — удивилась Малин, едва поспевая за быстро перемещавшейся по склону фигурой в смешной вязаной шапочке. Тропинка, по которой они шли, вскоре уткнулась в загородку вольера. В нем, метрах в трех от заграждения, стоял, вопросительно глядя на них, небольшой серый олень.

— Как жаль, что нельзя ничего ему дать, — вздохнул Йен, кивнув на табличку с просьбой не кормить животных.

— Ну, с меня хватает и наглых уток.

— Ты кормишь уток? — Из-за стекол очков на Малин с интересом взглянули его глаза.

— Иногда.

Лось спал стоя и чуть покачивался во сне, что очень развеселило Малин. Выйдя на гравиевую аллейку по пути к волчьему вольеру, Йен предложил ей руку. Его согнутый локоть находился почти на уровне ее плеча, и, зацепившись за него, она с трудом удержалась от того, чтобы подогнуть ноги и повиснуть на руке Йена. Сейчас он казался ей добродушным папашей, гуляющим в свой выходной с маленькой шалуньей-дочкой. От неловкости, которую прежде вызывал в Малин этот человек, не осталось и следа.

Она уже знала, куда захочет пойти после того, как они навестят волков и медведей, — в какой-нибудь из супермаркетов, чтобы оказаться в ресторане “фаст фуд” и заказать дурацкой еды вроде гамбургеров или пиццы, а на десерт — противоестественных цветов мороженое. День должен быть выдержан в едином стиле! Когда девушка поделилась своими соображениями с Йеном, он сразу согласился.

Они вышли из Скансена через те же ворота, в которые вошли, и у все еще стоявшего здесь стального “сааба” Йен остановился. Так это была его машина! Значит, он был уверен, что Малин пойдет с ним в заповедник. Эта мысль должна была бы разозлить девушку, но почему-то только позабавила ее. Йен открыл дверцу, и Малин уселась. За спинками задних сидений были утоплены черные решетки дорогих динамиков. Между ними лежал радиотелефон.

— Ты что-то ищешь? — спросил Йен, устраиваясь за рулем.

— Нет, просто хочу посмотреть, что у тебя тут есть.

Придуманный Малин “детский” обед подходил к концу. Было около шести вечера — время, когда люди обычно еще только встречаются, чтобы куда-нибудь пойти. Здесь, в Остермальме, их зазывали яркой рекламой кинотеатры с любым репертуаром, несколько театров и опера, но сейчас девушке не хотелось на два или даже на все три часа очутиться в положении зрителя, что бы ей ни показывали. Малин мысленно перебирала всех своих знакомых, но не могла придумать, к кому можно было бы без предупреждения привести Йена — одних смутит неожиданный визит, другие, возможно, и не смутятся, но сами способны оконфузить кого угодно. С наступлением вечера она уже не чувствовала себя маленькой девочкой на прогулке и сидела теперь, грустно глядя в стаканчик с раскисающим мороженым. Чувство неловкости, от которого удалось избавиться днем, настигло ее вновь, повиснув в воздухе вместе с банальным вопросом “к тебе или ко мне?”.