Дочь генерала - Демилль Нельсон - Страница 92

Он вошел, и его крупная фигура, казалось, заполнила всю нашу комнатенку. Мы с Синтией встали. Карл небрежно кивнул, осмотрелся, последовали рукопожатия. Синтия, будучи самой младшей по званию, предложила ему кресло у своего стола, сама села на свободный стул, а я присел на мой стол.

На Карле была зеленая выходная форма. Фуражку он положил на стол. Как и я, Карл начинал пехотинцем. Мы оба воевали во Вьетнаме, причем примерно в одно время. На нас красовались практически те же награды и знаки отличия, включающие Бронзовую звезду за мужество и заветный Знак боевого пехотинца. Мы оба прошли огонь, воду и медные трубы, были среднего возраста и потому обычно обходились без формальностей. Но в это утро я был не в настроении и решил придерживаться правил протокола.

— Выпьете кофе, сэр? — спросил я.

— Нет, не хочу, спасибо.

Карл хорош собой: шапка густых темно-каштановых, с проседью, волос, твердый подбородок, голубые глаза. Женщины, однако, не находят его привлекательным. Причина, по-видимому, в его сдержанной манере держаться. Рядом с ним самая сдобная булочка через неделю сделается сухарем. Но это не в счет: дело свое он знает, как никто.

После обмена любезностями Карл сказал мне с легким акцентом:

— Как я понимаю, наш главный свидетель по делу о попытке незаконной продажи оружия пустился в бега?

— Так точно, сэр.

— Вы можете припомнить, чем руководствовались, освобождая его?

— Нет, сейчас не могу, сэр.

— Возникает вопрос: почему человек, которому обещана неприкосновенность, совершает еще одно преступление — побег?

Действительно, такой вопрос возникает.

— Вы ему объяснили, что такое гарантия неприкосновенности?

— Объяснил, сэр, но, очевидно, не очень хорошо.

— Видите ли, Пол, иметь дело с глупыми людьми — это целая проблема. Вы переносите свое восприятие мира и умение рассуждать логично на полного идиота, а он вас подводит. Он невежествен, напуган, он раб своих инстинктов. Если тюремная дверь открылась, надо бежать — вот его примитивная логика.

Я откашлялся.

— Я думал, что успокоил его, завоевав доверие.

— Естественно, завоевали. Этого он и добивался — чтобы вы так думали. Хитрющий народ.

— Так точно, сэр.

— Может быть, следующий раз вы посоветуетесь со мной, прежде чем выпускать на волю уголовного преступника?

— Пока он проходил только как свидетель.

Карл подался вперед:

— Он ни хрена не видит разницы. Вы сажаете его за решетку — значит, преступник. Выпускаете — он бежит.

— Совершенно справедливо, сэр.

— Статья 96-я военного кодекса предусматривает наказание для тех, кто по умыслу или недосмотру ошибочно освобождает заключенного. Вам грозит серьезное взыскание, Пол.

— Я это понимаю, сэр.

Он снова откинулся на спинку кресла.

— Ну а теперь докладывайте, что здесь произошло за последние часы.

Начать с того, что мне не удалось переспать с Синтией, она наврала мне про мужа и развод, я подавлен и смертельно устал, никак не могу выбросить Энн Кемпбелл из головы, начальник военной полиции, чей кабинет находится в том же коридоре, вероятный убийца, дурак Далберт дал тягу, и вообще день начинается скверно.

Хеллман повернулся к Синтии:

— Может быть, вы? У Бреннера отнялся язык.

— Слушаюсь, сэр, — отчеканила Синтия и начала рассказывать о вещественных доказательствах, о компьютерных открытиях Грейс Диксон, об отце и сыне Ярдли, о причастности к судьбе Энн Кемпбелл майора Боуза, полковника Уимса и других высших офицеров базы.

Карл Хеллман внимательно слушал.

Далее Синтия пересказала отредактированные варианты наших разговоров с генералом Кемпбеллом, миссис Кемпбелл, полковником и миссис Фаулер, а также с полковником Муром. Я слушал вполуха, но обратил внимание, что Синтия не упомянула ни об особой роли Фаулеров, ни о подвальной комнате удовольствий в доме Энн Кемпбелл. О Кенте вообще не было сказано ни слова. Я бы рапортовал точно так же. Как же многому Синтия научилась за последние два дня!

— Как видите, — продолжала Синтия, — тут все взаимосвязано: похоть, месть, извращенные представления о психологической войне, то, что случилось в Уэст-Пойнте десять лет назад.

Карл кивал.

В заключение Синтия в связи с личными взглядами Энн Кемпбелл на жизнь упомянула Фридриха Ницше. Карл, казалось, заинтересовался, и я понял, что Синтия играет, что называется, на публику.

Сцепив пальцы рук, Карл, видимо, размышлял над вечными проблемами бытия и, как мудрейший из мудрейших, готовился дать на них ответ.

— Пол проделал большую работу, — добавила Синтия. — Очень поучительно быть с ним в паре.

Во дает, подумал я.

Карл сидел неподвижно, как идол. Становилось ясно, что никакого ключа к загадке и жизни у нашего мудрейшего из мудрейших нет. Синтия старалась поймать мой взгляд. Я отворачивался.

— Да, Ницше... В вопросах любви, ревности, мести женщины еще пребывают в полуживотном состоянии по сравнению с мужчинами, — изрек наконец полковник Хеллман.

— Это Ницше, сэр, или ваше личное мнение? — полюбопытствовал я.

Он посмотрел на меня так, что я почувствовал, как лед подо мной проламывается. Потом сказал Синтии:

— Хорошо. Вы вскрыли тайные мотивы и последствия массового развращения нравов.

— Благодарю вас, сэр.

Карл посмотрел на меня, потом на часы.

— Нам не пора в церковь?

— Пора, сэр.

Мы все встали, взяли фуражки и вышли.

Ехали мы в моем «блейзере», Карл сидел на почетном месте сзади.

— Вы знаете, кто это сделал? — спросил он после долгого молчания.

— Думаю, да.

— Может быть, соблаговолите поделиться со мной?

Тебе-то что, подумал я и сказал:

— Кое-какие вещественные доказательства, свидетельские показания и косвенные улики указывают на полковника Кента. — Я взглянул в зеркало заднего вида и первый раз за сегодняшний день почувствовал радостное возбуждение, увидев, как округлились глаза Карла. Его гранитная челюсть, однако, не отвисла. — Начальник военной полиции, — подсказал я.

Карл взял себя в руки.

— Вы двое готовы выдвинуть официальное обвинение?

Спасибо, что подкинул туза, Карл.

— Нет, полковник. Я передаю дело ФБР.

— Почему не сами?

— Над обвинением еще надо поработать.

Я въехал на стоянку возле церкви — массивного кирпичного сооружения, пригодного для армейских свадеб, похорон, воскресных служб и молитв в одиночку перед отправкой в зону военных действий. Мы вылезли из «блейзера» на жаркое августовское солнце. Стоянка была почти заполнена, и машины парковались на шоссе и на траве.

Синтия вынула из сумочки листок бумаги и вручила его Карлу:

— Это письмо Энн Кемпбелл к миссис Кент. Мы нашли его в ее компьютере.

Карл прочитал письмо и вернул его Синтии.

— Представляю степень унижения и недовольства полковника Кента, когда его супруга получила такое письмо. Но неужели это толкнуло его на убийство?

В этот момент Кент, помахав рукой, прошел мимо нас. Синтия сказала Карлу:

— Это полковник Кент.

— По нему не скажешь, что его преследуют призраки содеянного.

— По-моему, он вот-вот убедит себя, что содеянное им справедливо, — сказала Синтия.

— Главный секрет нашей профессии в том, чтобы не читать преступнику нотации о добре и зле. Надо дать ему возможность объяснить свои мотивы, — изрек Карл. — Какие еще доказательства у вас есть?

Синтия пересказала ему дневниковые записи Энн Кемпбелл, сообщила о следах, оставленных Кентом, о содранной коре на сосне и наших разговорах с подозреваемым.

— У него были мотив и возможность совершить преступление, а также достаточно воли сделать это, по крайней мере в тот момент, — закончила Синтия. — По натуре Кент не убийца, но как полицейский повидал немало подобных случаев. Он чувствовал себя в безопасности, поскольку был в курсе расследования, мог в известной степени влиять на него хотя бы тем, что подтасовывал обстоятельства. Он, например, не укрыл место преступления брезентом, и дождь смыл все следы. Вместе с тем у него слабое алиби, если оно вообще есть.