Дочь генерала - Демилль Нельсон - Страница 39

— Пока ты отдыхал, я повидалась с полковником Кентом.

— Хвалю за инициативу. Узнала что-нибудь новенькое?

— Кое-что. Прежде всего он хочет, чтобы ты не очень давил на Мура. Тот, наверное, пожаловался на твою агрессивность.

— Интересно, кому жалуется Кент.

— Тебя разыскивал Карл, и я позволила себе позвонить ему домой. Он очень недоволен тем, что явного преступника Далберта Элкинса ты возвел в статус свидетеля с гарантией неприкосновенности.

— Надеюсь, кто-нибудь окажет мне такую же услугу, когда понадобится. Что еще?

— Карл сказал, что завтра он будет докладывать Главному военному прокурору в Вашингтоне. Ему нужно более подробное изложение дела и хода расследования, чем то, что ты уже отправил.

— Перебьется. У меня нет времени заниматься бумажками.

— Я написала отчет и послала ему по факсу.

— Спасибо. И что же говорится в этом отчете?

— Копия у тебя на столе. Я к тому, чтобы твое имя не фигурировало, если дело зайдет в тупик. Я женщина предусмотрительная. Поставила свое имя.

— Что-о?

— Шучу. Сама позабочусь о своей карьере.

— Прекрасно. Что нового у экспертов?

— Начальник полиции получил предварительный протокол. Смерть наступила не раньше полуночи и не позже четырех часов утра.

— Это я и без них знаю.

Заключение патологоанатома о вскрытии, которое почему-то называют протоколом, обычно начинают с того момента, когда заканчивают обследование судебно-медицинские эксперты. В нашем случае обе работы частично совпали, и это хорошо. Чем больше вампиров, тем лучше.

— В заключении также говорится, что смерть наступила в результате удушья. На горле и на шее обнаружили следы внутреннего кровоизлияния. Все подтверждает предположение, что Энн Кемпбелл задушили.

Мне приходилось наблюдать вскрытия — зрелище, доложу вам, не из приятных. То, что человека раздели и убили, — это надругательство, но когда мертвого полосуют надрезами, рассекают на части и выворачивают наизнанку — ни в какие ворота не лезет.

— Что еще?

— Отеки и омертвение мышц согласуется с положением тела. Это свидетельствует о том, что тело не переносили и не перевозили и смерть наступила там, где оно найдено. Других повреждений, кроме тех, что нанесены шнуром на шее, нет нигде — ни в мозге, ни во рту, ни во влагалище, ни в заднем проходе...

— Что еще? — перебил я Синтию.

Она рассказала о состоянии внутренних органов и о том, что найдено в желудке, кишечнике и мочевом пузыре потерпевшей. Хорошо, что я не доел чизбургер: меня буквально выворачивало.

— Обнаружено также чрезмерное расширение шейки матки, — продолжала Синтия, — очевидно, результат какой-нибудь болезни, аборта или введения больших предметов...

— Ладно, ладно... Все?

— Пока все. Да, коронер хочет провести токсикологический анализ тканей и жидкостей в организме — независимо от экспертов... А Кэл тем временем сообщает, что его серологи не нашли в крови ни ядов, ни наркотиков — только небольшое количество алкоголя. В разных частях тела обнаружены следы пота, на краешках рта следы слюны, а у глаз — высохшие слезы. Установлено, что все это ее жидкости и совпадают с положением тела.

— Слезы, говоришь?

— Да, обильное слезотечение. Она плакала.

— Я этого не заметил...

— Они заметили.

— Хорошо... Но откуда слезы, если не было ни побоев, ничего? И при удушении не обязательно плачут.

— Это верно, но поневоле заплачешь, когда тебя связывает псих и объявляет, что сейчас умрешь. Слезы расходятся с твоей догадкой, что она была добровольной участницей какой-то сцены. Боюсь, тебе придется отказаться от этой версии.

— Нет, я буду ее уточнять. — Я помолчал, потом спросил: — Ты женщина. Почему она плакала — как по-твоему?

— Не знаю, Пол. Я там не присутствовала.

— Но мы обязаны как бы присутствовать там. Энн Кемпбелл не из тех, кто ревет по пустякам.

— Согласна. Может, ей была нанесена эмоциональная травма?

— Я тоже так думаю. Кто-то заставил ее плакать, даже не притронувшись к ней.

— Может быть. Но она ведь могла и просто заплакать. Мы ничего не знаем.

Результаты анализов и свидетельства — объективная реальность. Итак, высохшие слезы в большом количестве. Слезы принадлежат жертве. То, что они текли из глаз к ушам, указывает на лежачее положение тела. Точка. Кэл Сивер сыграл свою роль. На сцену выходит Пол Бреннер. Слезы означают, что Энн плакала. Отсюда вопросы. Кто заставил ее плакать? Что заставило ее плакать? Почему она плакала? Когда она плакала? Насколько важно это знать? Думаю, важно.

— Найденные волокна, — продолжала Синтия, — либо от ее собственного белья, либо от казенной формы, может быть, даже чужой. И волос около тела тоже ее собственный.

— А волос в рукомойнике туалета?

— Явно чужой. Волос черный, некрашеный, принадлежит белому, выпал с головы, не сострижен и не выдернут. Поскольку нет корня, невозможно определить доминирующий ген, да и пол человека под сомнением. Правда, Кэл, считает, что, судя по длине, отсутствию красителя и тому, что он не подвергался укладке, волос принадлежит мужчине. Да, и вьющийся, не прямой.

— Я только что видел человека с такими волосами.

— Верно, нам нужно раздобыть прядь волос полковника Мура и сравнить под микроскопом.

— Соображаешь. Что еще?

— На теле не обнаружено засохшей спермы и ни в вагине, ни в анусе нет следов какой-либо мази или крема. Значит, посторонний предмет не вводился.

— Значит, полового сношения не было.

— Могло и быть, если мужчина был одет в такую же форму, как и она, и не снимал ее, так как никаких следов чужого волосяного покрова или пота на ней нет. Если он использовал кондом без мази или вообще обошелся без него. Если он вошел в нее, но эякуляции не произошло.

— Слишком много «если». Нет, совокупления не было. По закону передачи и обмена должен был бы остаться хоть микроскопический след.

— Пожалуй, ты прав. Но мы не можем исключать искусственной стимуляции половых органов. Ты предполагаешь, что шнур на шее должен был вызвать сексуальное удушье. Но если так, то отсюда следует, что имела место и стимуляция.

— Логично. Но боюсь, что логика в этом деле — плохая помощница. Хорошо, как насчет пальчиков?

— На теле никаких отпечатков нет. На шнуре — неотчетливые и неполные. А вот на кольях несколько отпечатков хорошо просматриваются.

— Их можно пропустить через фэбээровские компьютеры?

— Нет, но их можно сравнить с теми, которые мы уже сняли. Некоторые определенно принадлежат Энн Кемпбелл, но остальные чужие.

— Надеюсь. Энн трогала колья, а это означает, что она была вынуждена помогать преступнику или они вместе разыгрывали какую-то эротическую сцену. Я склоняюсь к последнему.

— Но почему она плакала?

— Может быть, от удовольствия, в момент экстаза. Плач — эмпирическое явление, его можно наблюдать. Причина же плача поддается многим истолкованиям. Некоторые плачут после оргазма, — добавил я.

— Да, я слышала об этом. Вроде бы фактов у нас сейчас больше, чем утром, а знаем мы меньше. Кое-что просто не укладывается в нормальный порядок вещей.

— Очень уж осторожно ты выражаешься... На джипе тоже были отпечатки пальцев?

— Множество. Они и сейчас там. Над ними работают, как и над теми, которые нашли в уборных. Сам джип и нижние скамейки Кэл перевез в третий ангар. У него там как будто универсам открылся...

— Это хорошо. У меня было всего два дела об убийстве, которые я распутал, но не добился обвинения. В обоих случаях преступники были умные и хитрые — они не оставили никаких улик. Мне не хочется, чтобы это был третий случай.

— Да, но задолго до того, как выработали научные методы изучения улик, был еще один способ: добивались признания. Преступнику часто просто не терпится признаться, он только и ждет, чтобы его об этом попросили.

— Да, так говорили во времена инквизиции, салемских судилищ и показательных процессов в Москве. Нет, мне подавай улики.