Та сторона времени - Дембский Еугениуш (Евгений) - Страница 13

— Оттуда не возвращаются? — догадался я.

— Да. — Он вспомнил о кофе и налил его в чашки.

— А кто-нибудь умер?

— Ведь для каждого из них прошло всего три года, неполных три, а ты, наверное, понимаешь, что прекрасное состояние здоровья — одно из условий отбора. Туда берут людей в расцвете сил. Кроме того, в первой партии там оказались двое врачей, правда, не практиков, но в их распоряжении мощный компьютер, ну а элемент риска никто не исключает. ТЭК честно предупреждает, что ни при каких условиях не позволит оттуда выйти, и все с этим соглашаются.

— Позволяют похоронить себя заживо? — Только теперь до меня дошло, что согласие на погребение в Кратере Потерянного Времени является своего рода актом самопожертвования.

— Знаешь, там ведь они занимаются тем же, чем занимались и раньше. У них прекрасные условия, никто им не мешает. Они входят в историю уже самим фактом попадания в сокровищницу ТЭК, хотя и испытывают некоторые неприятные последствия. Каждое отключение катушки стоит им немалых страданий, и после каждого такого сеанса они ни на что не годны от нескольких дней до полутора месяцев. Отказывает вестибулярный аппарат, начинаются приступы тошноты и так далее. В итоге расходы на их содержание оказываются достаточно высокими, но при этом их семьи, естественно, получают полное финансовое обеспечение. При очередных «похоронах» они обмениваются кассетами, записями, письмами, фотографиями и чем только пожелают. Впрочем, они неплохо зарабатывают на публикации фрагментов этих материалов. Некоторые из ученых даже ведут дневники, но все проходит цензуру ТЭК.

— Ясно… — Я глотнул кофе и посмотрел на свой стакан.

Линдон потянулся в кресле, раскинув руки. Я встал и прошелся по комнате. Сзади послышалось тихое бульканье. Не подходя к окну, я через щели в жалюзи бросил взгляд на «харлей». Мотоцикл стоял на месте. Я вернулся к столику.

— У тебя еще есть время? — спросил я.

— Конечно. А у тебя еще есть вопросы?

— Пфф! — фыркнул я. — Как мне кажется, да, только я не в состоянии их сформулировать. Погоди. — Я протянул руку к стакану, и сразу же выкристаллизовался один из таких вопросов: — Кто-нибудь отказался от предложения ТЭК? Кому-нибудь было наплевать на славу, прекрасные условия и долгую жизнь, и он выбрал нормальную… Стоп! — Я хлопнул себя по лбу. — А как насчет женщин? Они что, основали клуб педиков?

— Там две женщины. Одна — похоже, первая на самом деле бессмертная проститутка. Понятно, что работа у нее отнюдь не научная. Она относительно молода, но биография у нее богатая. Вторая — совсем другое дело. А что там происходит, никому неизвестно. Наверняка у них есть какая-то техника и препараты, жизнь есть жизнь…

— Погоди, погоди… — Я нахмурился и стиснул кулаки. Что-то промелькнуло у меня в мозгу, какая-то мысль пронеслась со скоростью света, оставив после себя лишь туман, размытый след, словно хвост кометы. — Погоди… А! — вспомнил я. — Так кто-нибудь отказался? Все отобранные соглашаются?

— Один. На втором году существования кратера отказался некий Барнс. Биолог. Было немного шума… Ага! И математик, Богг. Слушай, что ты мудришь? Не можешь же ты вообще ничего не знать. Это исключено. Выкладывай!

— Согласен. — Я поднял руки. — Кое-что я знаю, но хотел выслушать информацию из твоих уст, не из компа. Мне это помогает разобраться.

— И что? Помогло?

— Еще не знаю, но одно могу сказать наверняка — с компьютером не столь приятно пить, как с тобой.

— Ну тогда… — Он поднял стакан.

Мы выпили, закурили и выпустили две струи дыма в потолок. Я сосредоточенно размышлял над полученными и освеженными в памяти сведениями. Мне не хотелось во второй раз каким-либо образом связываться с Линдоном, не хотелось его и пугать, но молчать я тоже не мог.

— Страшно тебе благодарен за разговор. — Я поднялся с удобного дивана. — Теперь я тебе кое-что скажу. Лучше, если ты на какое-то время забудешь обо мне. Мне кажется, что контакт со мной может доставить тебе ненужные хлопоты. До сих пор мы встречались столь редко, что пару недель без меня ты, скорее всего, выдержишь, а потом я дам тебе знать. Хорошо?

Он оскалил зубы, совсем как Элчин, только дантист у него был намного хуже.

— Мне больше делать нечего, как тебя искать? Ты так считаешь? — Он встал и протянул руку: — Если что, дай знать. И не пугай меня. В спецкоманде я был отнюдь не хуже тебя.

— Знаю, но и ты знай, что я очень осторожен. — Я хлопнул его по плечу: — Ну, пока.

Он быстро запер за мной дверь. Я был уверен, что он побежал к окну, и мне даже казалось, что я мысленно вижу, как он сжимает в руке свой любимый «колът-пайр». Но когда я сел в седло и посмотрел вверх, его лица в окне не было видно. Что-то со мной было не так…

Я устроил себе поездку по городу через Элсип, Блю-Айленд и Калумет-парк. Езда на оседланном рычащем мастодонте доставляла мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Час с лишним я отменно развлекался, круто вписываясь в повороты, обгоняя автомобили, огибая, словно на трассе слалома, медленно движущиеся машины. На парковку перед отелем я вернулся уже ближе к вечеру. Выключив двигатель, я с разгона въехал в ворота и докатился до бокса. Хозяин мотоцикла появился в ту же секунду. Я сбросил шлем и комбинезон, достал из кармана пятьдесят долларов и молча протянул парню.

— Понравилось, — утвердительно произнес он, понимающе улыбаясь.

— Угу. Покупаю, — сказал я и вовсе бы не разозлился, если бы он вдруг согласился.

Он что-то пробормотал, но я не стал уточнять, что именно. У меня не было сомнений, что он самое меньшее послал меня к черту. Вернувшись через служебный вход в номер, я заказал легкий ужин, а потом меня ввела в искушение ванна. Я почти наполовину опорожнил бутылку «Клуба 1999», и, может быть, поэтому на меня нахлынули беспокойные мысли относительно собственной персоны. Я чувствовал себя чересчур хорошо для человека, у которого кто-то убил друзей. О них я почти забыл, а если и думал, то меня не охватывала волна сочувствия или классической холодной ярости. Лишь становилось чуть холоднее в желудке и дергалась какая-то жилка с левой стороны шеи, словно сквозь нее проталкивался маленький камешек. Я старался быть объективным, но совесть, «подмазанная» джином и виски, все-таки несколько раз меня куснула. Сунув голову под струю холодной воды, я вдруг вспомнил о Пиме и о том, что она назвала меня человеком, которому наплевать прежде всего на себя, но, к сожалению, не только. Пустив воду на полную мощность, я стоял под холодным душем, пока кожа не приобрела цвет ощипанного цыпленка не первой свежести. У цыплят, особенно залежалых, не бывает угрызений совести.

Одевшись, я бросил в сумку свои вещи, выглянул через глазок в коридор и вышел из номера. Внизу я заплатил за проживание и попросил пригнать машину к главному входу. Доехав за пятнадцать минут до Малберри-стрит, я без труда нашел «Рай для животных»; с обслуживающим персоналом было хуже, но в конце концов появилась пышная блондинка и, вращая челюстью, словно пропеллером вертолета, подошла ко мне. Под блузкой с надписью «Это мы» переливались огромные груди.

— Мы — это кто? — спросил я.

— А что, не видно? — ответила она.

Медленным тяжелым движением она смолола челюстями резинку. Под таким давлением рассыпался бы в пыль самый лучший алмаз. Надпись на блузке заколыхалась.

— У вас тут есть собака, Феба. Я хотел бы ее забрать.

— Вы хозяин?

— Новый.

— Ну так как я ее вам отдам?

— Моя фамилия Йитс. Проверьте, нет ли на меня доверенности.

Она зашла за низкую стойку и склонилась над книгой. Бюст опустился на предплечье. У меня промелькнула мысль, что у нее наверняка на нем синяки. Блондинка подняла голову и сказала:

— Есть две фамилии, в том числе ваша. Идем.

Она пошла вперед, что мне не понравилось, поскольку колышущейся надписи не было видно. Пройдя несколько шагов, она слегка повернула голову.

— От этой собаки толку не будет, вы знаете? Только сразу усыпить, — бросила она на ходу. — Впрочем, мы сами можем это сделать. Безболезненное средство, перед этим — местное обезболивание. Похороны на лучшем кладбище.