Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел - Страница 10

В морозильной камере взял бутылку «Финляндии», и наполнил четверть стакана. Ледяная водка тянулась тоненькой струйкой. Со стаканом пошел в спальню, добавил вермут, попробовал, превосходный получился вкус. Яна отпила с моего стакана и скривилась

— Очень крепкий, сюда бы капельку спрайта.

— А он есть?

Яна покачала головой.

— Ты рассказывала про бабушку.

— Да, бабуля жила в Бровках, рядом с Сальском, и в этом платье я ходила с ней пасти козочек. Выходили на луг, она доставала вязание и часами сидела в тенечке, а я гоняла прутиком коз. Мне казалось это занятие очень важным, хотя они и без моего участия находили себе поесть.

Я был тронут этой историей, представлял, как она босая бежит по траве в этом сарафанчике, с белым платочком на голове. Яна снова забралась на подоконник и через плечо всматривалась в неоновые вывески сквозь мокрое стекло.

— Что было потом?

— Потом бабушки не стало. Я училась в девятом классе, когда это произошло, — на щеке блеснула слеза и я приобнял её за плечи, — бабуля была мне самой близкой и родной, а я с ней не простилась.

Накрыл ладонью кисть её руки. Она показалась мне очень холодной, и я машинально сжал пальцы сильнее.

— У меня всегда холодные руки, ты ещё не заметил? — она слегка улыбнулась, свободной рукой смахнула слезу и убрала волосы с лица.

Поднес руку ко рту и стал греть дыханием, целовать. Рука стала теплее. Она не пыталась отдёрнуть её и наблюдала за мной с интересом. У Яны очень красивые руки, запястье тонкое, пальцы длинные, прямые.

— Тебе хорошо со мной?

— Да, я счастлива. — Слова звучали фальшиво, от выпитого мартини язык немного заплетался. — Где же ты был лет десять назад?

Я прикинул в уме.

— В начальной школе.

Она усмехнулась.

— Тогда мне следовало бы тебя усыновить.

— Это вряд ли возможно. Но зато я могу тебя уженовить.

Она рассмеялась.

— Это как?

— Очень просто, выходи за меня.

Лицо её стало серьезным, хмель моментально ушел.

— А вот возьму и выйду, — она пристально посмотрела в глаза, видимо рассчитывала, что я отступлю, сконфужусь.

— Отлично, тогда завтра же едем в ЗАГС.

— Нет, завтра понедельник, у них выходной.

— Значит послезавтра.

Она протянула мне руку, и я пожал её.

— Не пожалеешь, торопышечка мой?

— Жалею только о том, что не встретил тебя лет десять назад. Пойдем спать, невеста.

Помог Яне слезть с подоконника и представил её в пышном белом платье, сзади девочки в таких же белых платьишках несут длинный шлейф, а я стою перед алтарем в смокинге с белой хризантемой в петличке, как в голливудском фильме. Она входит, все оборачиваются, раскрывают рты, проглатывают языки. В картину примешался её слабоумный папаша, я его быстро убрал из своего воображения, но вместе с ним исчезло всё. Я знал, что ни платья, ни алтаря не будет. Подберем свободную дату, распишемся, и в лучшем случае, отметим это дело в ресторане в самом узком кругу.

Глава десятая

Глава десятая

Утром мы делали вид, что вчерашнего разговора не было. Яна, как обычно, собрала малышек в садик, поцеловала меня на прощание и чуть ли не вытолкала за дверь. Она никогда не говорила, что будет скучать и не просила возвращаться скорее, знала, что я и так нигде не задержусь. Как же быстро я привык к её присутствию в моей жизни и как сильно этим дорожил! Не осталось и тени тоски по прежним временам, когда мы носились с ребятами по городу, приставали к приезжим абитуриенткам, пустоголовым, не способным ни прилично одеваться, ни достойно себя вести. Совсем другое дело — Яна. Она считает глупость пороком, а не достижением, мартышка же не способна долго занимать своим дурачеством, быстро наскучит, с людьми так же. С умной и опытной женщиной трудно, чувствуешь, что идешь против самого замысла природы, это же не ей, а мне отведена роль самца, вожака, добытчика, лидера, а выходит наоборот. Трудно, зато совсем не скучно.

Я слишком далеко зашел. Яна, может быть права, и не стоило так торопиться, но сказать ей сейчас об этом значит потерять её навсегда или потерять доверие, что по сути одно и то же. Думать об этом не хочу. Заурядное выражение «вторая половинка» для меня обрело дух и плоть с именем Яна. Да и к тому же я сильно привязался к детям, особенно к младшей с её ангельским чистосердечием.

Помню, когда впервые приехал забрать девочек из детского садика, Кира выбежала мне навстречу и повисла на шее, громко объявив всем, что за ней пришел папа. Яна внесла меня в список лиц, которые могут забирать ребенка, но воспитательница посмотрела на меня с крайним удивлением и недоверчиво спросила:

— Так вы, значит, папа Киры?

— Так и есть, а что вас, собственно, смущает?

— Да нет, ничего, просто мы вас не видели раньше, и вы так молодо выглядите.

— Вы тоже выглядите молодо. Я сперва даже подумал, что нянечку подменяет студентка-практикантка. — Дородной воспитательнице было далеко за сорок, а в застиранном белом халате и стоптанных туфлях она выглядела на все шестьдесят, но от комплимента вечно красные щёки у неё побагровели, как будто на халат пролили кагор.

— Бросьте, что вы такое говорите, где я, а где студентка, — она смущенно поправила очки и издала странный крякающий звук, то ли хихикнула, то ли икнула. Допрос прекратился сам собой.

Сегодня я медленно ехал по городу привычным маршрутом, но всё как-то резко изменилось. Солнце светит слишком ярко, трава ненатурально зеленая. Так на меня влияет ранняя осень, сентиментальным становлюсь, а всего лишь кончился дождь.

Несколько месяцев с Яной я прожил будто много лет, показанных в фильме на очень быстрой перемотке. Мне захотелось сделать паузу. Нет, я не струсил, это что-то другое. Предположим, идёшь по музею и видишь, висит картина, ты на нее посмотрел и дальше пошел. Картину вроде бы видел, но так и не понял, что хотел сказать художник. Как это объяснить Яне?

Остановил машину в Газетном переулке, прошел по блошиным рядам и по длинной лестнице спустился к Дону. Мое любимое место, мы часто тут гуляли с мамой. Набережная сильно изменилась с тех пор, раньше не было лавандовых клумб, миллиона скамеек и сувенирных ларьков, а из развлечений помню только черные кнехты у девятнадцатого причала, на которые взбирался, чтобы лучше рассмотреть корабли речного флота.

Вдоль причала стоят прогулочные теплоходы и катера, вдалеке буксир толкает баржу с песком. Я почувствовал пристальный взгляд и обернулся. Против солнца стоял с распростертыми объятиями Макс. Эту тушу я не перепутаю ни с одной другой, мне и лица не нужно видеть. Я страшно обрадовался. Макс подошел вплотную и сдавил меня в объятиях так, что захрустели кости.

— Где, пропащий, пропадал? Вот уж не ожидал тебя тут увидеть.

— Всё как всегда, дела, делишки, дом, Яна, детишки…

— О, так вы ещё встречаетесь, рад за тебя.

— Не просто встречаемся, Макс, мы живем вместе, а завтра подадим заявление в ЗАГС.

— И кого ждёте?

— В смысле?

— В том смысле, что она же беременна, в положении, залетела. Так понятнее, да?

— А, ты об этом. Нет, Яна не беременна.

— Теперь я чего-то не понимаю. У тебя жар, что ли? Ты здоров, парень? Ау! Проснись, старичок. Может ты не в курсе, но не обязательно жениться на каждой, которая дала нюхнуть промежность.

— Слова подбирай, про Яну говорим, как — никак.

— А что это меняет?

— Не вынуждай меня…

— Вынудишь тебя, как же, исчез, ни ответа, ни привета, трубку не поднимаешь, а выясняется, что Володя просто друзей на шкуру променял.

— Заткнись.

— Да иди ты, Иуда.

— Тебе туда же, скатертью дорожка.

— На свадьбу не приду, можешь не тратиться на приглашение.

— И не собирался.

Макс смачно плюнул под ноги, не подал руки, развернулся, перешел дорогу и засеменил по лестнице прочь. Меня захлестнула злость, хотелось что-нибудь крикнуть ему вслед или швырнуть, но под рукой ничего не оказалось.