В шкуре зверя (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 24

   Сухой черный щебень, едва остыв за ночь, снова наливался неистовым огнем, как и восходящее светило. Тысячи острых, словно кинжальные лезвия, осколков камней вспарывали кожу. За псом тянулся кровавый след. Спускаясь все ниже, стремясь уйти, как можно дальше от того страшного места, зверь инстинктивно жался в тень расщелин, но с каждым его полушагом, полупрыжком они становились все короче. Йонард-зверь хотел затаиться, залечь, не в силах больше выносить эту накатывающую мощными волнами боль. Йонард-человек знал, что в горах его найдут. Он должен выйти на равнину под Солнце и за день найти укрытие понадежнее. Мышцы спины онемели, ног он почти не чувствовал. С отчаяньем обреченного он гнал прочь мысль о том, что произойдет, когда это поистине нечеловеческое напряжение двигавшее им, оставит его истерзанное тело. Вперед! Среди выжженных небесным огнем земель нет укрытия, как для него, так и для его преследователей. Они не смогут напасть из-за угла. Он увидит их приближение и дорого продаст свою жизнь, "если она сама, по доброй воле не покинет меня," - метнулось в воспаленном мозгу.

   "Нет! Не отпущу!" - оскалился в звериной усмешке Йонард. Он уходил, уходил от погони, уходил от Черной Башни, от темного животного ужаса. Мутный раскаленный песок скрипел под тяжестью мощного тела. Желто-красные откосы остались позади. Перед ним раскинулось до самого края земли песчаное море, раскаленного добела, дышащее тысячами тысяч солнц в каждой песчинке. Чуткие ноздри опалил зной, серая пыль покрыла пепельным саваном серебристое тело зверя. Вперед! Он должен уйти от погони, затаиться, замереть. Песок нестерпимо режет глаза. Уже нет сил повернуть голову, чтобы увидеть хоть что-нибудь в колышущемся вокруг пса раскаленном мареве.

   Еще усилие! Еще один шаг... или нет, он уже только ползет, беспомощно волоча за собой задние лапы. Но боли еще нет. То ли она не успевает за ним, то ли сама боится войти в это страшное тело. Силы оставляли зверя медленно, но верно. От жары мутилось сознание. Йонард презрел свое человеческое достоинство и вывалил наружу длинный красный язык, облегчая грудь частым дыханием. Хуже всего было то, что его обостренный нюх нигде не различал запаха мокрых ив, который говорил бы о воде. Ручейке, озере... Колодец сейчас не годился. Йонард чуть не сошел с ума, думая о том, что будь он по-прежнему человеком, все решилось бы гораздо проще. Йонард знал, что рано или поздно боль настигнет его, так же, как знал, что ку

   да бы он не ушел от Черной Башни - ему не уйти от себя. Так же как Кераму и тем, другим. Значит, он вернется. Если останется жить. Если он не расплавиться между двумя огнями сверху и снизу. И еще один огонь горел в нем самом. Жажда мести. Она была так сильна, что по сравнению с ней меркли два других огня. Оскалив чудовищные клыки в угрозе самой смерти, Йонард полз, рывком отрывая грудь от земли и отталкиваясь подрагивающими от напряжения передними лапами. За ним тянулась глубокая борозда, тут же затягиваясь ручейками песка, словно он не полз по пустыне а плыл по сухой воде.

   Чувство жажды сводило с ума. В пасти пересохло. Распухший язык висел меж зубов, на которых хрустел все тот же вездесущий песок.

   Мертвые песчаные волны и мертвые песчаные ветры вздыхали вокруг еще живого, но умирающего зверя. Он полз туда, где темными силуэтами темнели несколько камней, полз в смутной надежде найти воду. И знал, что не доползет. Не потому, что его оставят силы. Ему просто не дадут это сделать.

   Он чуял поблизости запах свалявшейся шерсти и падали( запах гиен ). Он слышал шум крыльев над головой. Зверь из последних сил подтянул непослушное тело, ставшее обузой, и ткнулся мордой в передние лапы.

   Шум крыльев возник снова. Йонард поднял голову. На стоящий торчком, одинокий камень, в некотором отдалении от него, но все же не слишком далеко, опустился стервятник. Потом еще один. Зверь ощерился, и это до странности напомнило кривую ухмылку прежнего Йонарда. Пусть нападают! Как он ни слаб, он встретит их зубами. Да, зубами. А был бы он человеком, одного движения его руки хватило, чтобы они убрались отсюда подальше. Тут Йонард злобно ощерился, вспомнив, что его меч и копье остались в Черной Башне. Боевая добыча сумасшедшего чародея.

   Как поступит с ними этот злобный прислужник Тот-Амона? С боевыми спутниками и единственными верными друзьями варвара Копье - было последним, что связывало его не с домом, давно и благополучно забытым, а с той, которая целую жизнь назад вынесла наконечник в платке ему, мерзнувшему как щенок под оградой жилища, в один миг превратившегося из дома во вражескую крепость. Германец знал, что никогда бы не продал это копье, не обменял бы ни на какие сокровища мира. А меч Йонард звал "брудером", и полагался на него как на самого себя. Рукоять меча, точно сцепленная в крепком пожатии рука брата, не выскальзывала из широкой ладони Йонарда даже при самом тяжком ударе врага. Выкованный из железа, он был продолжением железной воли Йонарда, видимым воплощением его стальных мышц.

   Йонард никогда не носил щита, а теперь его тело покрывал панцирем слой запекшейся крови, намертво въевшейся в кожу вместе с песком. От любого, даже малейшего движения, панцирь этот немилосердно рвал шерсть и кровоточил. Йонард слабел. Это новое приключение, в которое он ринулся, как всегда, не раздумывая, грозило оказаться последним. Но расчетливый мозг варвара искал выход. Искал и... не находил. Йонард - сын природы, первобытный, первозданный, рожденный землею и водой...Серо-зеленый огонь в его глазах подернулся белесой дымкой, как выгоревшее небо над ним. Такое же белое и выжженное, как песок...

   Хр-рм, хр-рм, еще два рывка вперед, хр-рм, хр-рм, еще два. Хр-р-рм, один. Передышка. Если обожженное горло еще может глотнуть, почти заталкивая горячий воздух в разрывающуюся на части грудь. И снова рывок. Пока есть силы. Пока не ослабела воля. Пока горит огонь внутри. Огонь мести. Огонь смерти и жизни. Хр-рм, Хр-р-офт! Хр-р-рм, Хр-о-офт. Хр-р-о-ффт! Посмотри, что сделали с сыном твоим! Воины-наемники, псы войны, не люди, а звери! И вот, он, лучший из лучших, сильный, ловкий, самый удачливый...действительно, как побитая собака, ползет по песку, спасая свою шкуру. Хрофт! Собаке собачья смерть! Растрескавшиеся до крови черные губы вздернулись кверху, в презрительной звериной усмешке Йонарда-человека. Еще одна передышка. И тут Йонард ощутил страшную боль в спине. Его могучие мышцы наконец изменили своему хозяину и выпустили из тисков разбитый, наверняка огромным камнем, хребет. Дикая, раздирающе-жгучая боль пронзила тело подобно молнии. И остановилась в нем, готовая, однако, при малейшем движении пригвоздить его к месту, не хуже тяжелого копья. На мгновение Йонард ослеп, затем, вместе с постепенно возвращающимся зрением, пришло отчаянье, затопив его волной безразличия к своей дальнейшей судьбе. Йонард-человек упал, приникнув головой к раскаленному песку. Йонард-зверь сделал новый рывок, боль, прорезавшая его, притупила сам страх боли. У него еще есть силы, а потом... А потом, не так то просто убить Йонарда-варвара, и зверя, и человека. Силы оставляли его медленно, но неотвратимо...

   Птицы смотрели на него с мудрым терпением, и Йонард понял, что они не станут нападать. Во всяком случае, пока он жив. Они подождут. Птицы не хотели причинять ему зло, они были просто голодны. И не желание досадить или испугать привело их сюда. Они просто стерегли добычу, чтоб никто из вечно голодных собратьев не отнял этот, может быть первый за несколько дней кусок. Птицы были очень голодны, и то, как они основательно устраивались на камне без слов сказало Йонарду что стервятники дождутся своего.

   Запах свалявшейся шерсти стал ближе. Йонард услышал осторожные, крадущиеся шаги. Он рыкнул, поднимаясь, и ощерил пасть. Стервятники дружно, но как-то лениво взмахнули крыльями и не двинулись с места. Каждый должен бороться за жизнь, пока может. Их это не злило и не возмущало. Птицы знали, что их добыча никуда не денется.