Испанец (СИ) - Фрес Константин - Страница 14

- Что это? - испуганно вскрикнула она. На боку Эду, чуть ниже лопатки, тянулся тонкий шрам, небольшой, всего пять сантиметров, но девушка без объяснений поняла, откуда он, и как получен.

Эду небрежно оглянулся назад, дернул плечом.

- Ранения, царапины неизбежны в моей профессии, - сухо и уклончиво ответил он. - И это всего лишь царапина. А вот это, - он вдруг повернулся к девушке, уверенно взял ее ладонь, сжал пальчики и положил их на свой живот слева, чуть выше полотенца, - намного болезненнее и опаснее... если б удар не был скользящим, все было бы намного серьезнее…

Под пальцами девушки, грубый и жесткий, был еще один шрам. Небрежно и поспешно зашитое, тело срослось крепко, но некрасиво. Пальцы Марины осторожно поглаживали неровно сросшуюся кожу, и она, как завороженная, смотрела в лицо Эду своим васильковым взглядом, забывая даже дышать.

- Шить иногда приходится прямо на арене, - словно гипнотизируя девушку своими темными глазами, произнес Эду. – Поэтому выходит… так….

Он склонился над нею ниже, так низко, что их лица почти касались друг друга, а дыхание, передаваемое из губ в губы, перемешивалось – его, горячее, и ее, чистое, молочное.  

Ее пальцы, осторожно поглаживающие его подрагивающий живот, вдруг смело скользнули ниже, и Эду простонал:

- Ведьма, чертовка! – обмирая от нахальства, с которой девчонка касалась его и ласкала – неспешно опуская руку все ниже, под полотенце, вдоль темной дорожки курчавых волос.

Он с наслаждением запустил руку в ее светлые волосы, крепко сжал  их и с силой оттянул ее голову назад, так, что она ахнула и замерла с высоко поднятым точеным подбородочком, с открытым беззащитным горлышком, в которое Эду тотчас впился жадным крепким поцелуем, оставляя красный след.

- Злая колючка…

Его горячий рот накрыл ее губы и целовал, целовал, страстно и жадно, не позволяя девушке ни звука проронить, выпивая ее сладкое дыхание, пахнущее молочным шоколадом, целовал, покуда она не задрожала в его руках, покуда не приникла к его горячей влажной коже,  отвечая неумело, но пылко.

- Иди сюда…

Он легко подхватил ее под ягодицы, одним рывком усадил на стол и требовательно развел ее колени, так, словно имел на это право, так, словно она не могла сказать «нет», словно не существовало этого слова в природе. Он вжимался в ее прохладное тело, обмирая от накатывающего острого желания, целовал эту девчонку, зарываясь пальцами в ее шелковистые волосы, и чувствовал, как ее ноготки оставляют алые, атласно блестящие полосы на его напряженных плечах.

Только на миг он оторвался от нее, дыша шумно и тяжело, словно без ее губ дыхание было невозможно. Ее ресницы дрогнули, чуть поднимаясь, и он, заглянув в ее затуманенные глаза, произнес только одно слово:

- Si?

- Si.

***

Марина не поняла, как это произошло. Как она вообще насмелилась сделать то, что она сделала.

Только ее невероятно, дико, неконтролируемо влекло в Эду, и Анька в ее голове вопила: «Прыгай на него и хватай! Раз в жизни! И никогда больше!»

Эду своим появлением просто потряс ее. Она спрятала под стол руки, чтобы он не заметил, как задрожали ее пальцы, и не смела и прикоснуться к стакану с недопитым молоком, чтобы не расплескать.

Эду был сложен как греческий бог. Нет, наверняка еще лучше. Глядя не его широкие плечи, на сильную спину, и чуть ниже, Марна чувствовала, что трусики ее стремительно намокают, а этого не случалось с ней… да, пожалуй, никогда не случалось. Она была слишком неопытна, и до этого момента просто не понимала, как это – хотеть мужчину.

Не его внимания, не разговоров и встреч, ни взглядов и еще сотню каких-то милых мелочей, а мужчину. Его тело. Его ласку. Его. Там, где сейчас так горячо, где пульсирует, заставляя ее обмирать от каждого нового спазма.

«Такой качественный самец! – орала Анька в ее голове. – Да что ты теряешь?! Даже не невинность, дьяволу ее в рот, чтоб говорить не мог!»

Нет, невозможно!

«Я так не могу, я так не поступаю, это неправильно, - казалось, даже мысли ее звучали в голове дрожащим голосом. – Я не могу с первым встречным!»

«Да такого первого у тебя не будет никогда! – орала Анька. – Выруби свою Полозкову! Ты через пару недель тю-тю, и кто вспомнит  об одной такой развратной девчонке?!»

И потому, когда Эду взял ее руку и положил на свой живот, она сделала это. Бессовестно проникла под его полотенце и коснулась вставшего члена, погладила его горячую головку, провела ладонью по всей длине, сама поражаясь своей смелости.

Он тоже хотел ее; пожалуй, лучшего доказательства, чем крепко стоящий член не сыскать, не так ли? Это было невероятно, невозможно, фантастично, что этот красавец желал Полозкову до нервной дрожи, но, тем не менее, это было именно так. Дрожь желания Марина слышала даже в его шумном дыхании, в его касаниях, в животных откровенных ласках, от которых заходилась в стонах уже она.

Коктейль из лекарств и воплей воображаемой Аньки все еще плескался в ее голове, когда молодой человек целовал ее, так жадно и горячо, как не целовал ее никто и никогда.

Игорь… да поцелуи с ним напоминали лизание наждачной бумаги.

А от крепких касаний губ Эду Марина думала, что просто взорвется сейчас, сию минуту. И то, что ее ноги обняли его талию – это казалось таким естественным и само собой разумеющимся. Он что-то бормотал горячим, хриплым голосом, покрывая поцелуями ее шею, лицо, долго-долго и невыносимо сладко целовал в губы, и Марина говорила «да» на каждое его слово. Предложи он сейчас спрыгнуть со скалы – кажется, она не отказалась бы.

Так же легко, как и днем, он поднял ее, обнявшую его руками и ногами, прижал к себе… а потом было недолгое путешествие, и прохлада огромной  постели, свежее белье, пахнущее лотосами, и снова жадные поцелуи.

- Я отогрею тебя поцелуями, Doncella de nieve, - шептал Эду. Его руки осторожно, словно боясь вспугнуть,  избавили Марину от пижамы, и маленькие беленькие трусики, с предательским мокрым пятнышком, он стянул, скомкав их в ладони. – Злая колючка…

Словно обезумевшая, Марина льнула к Эду, прижималась к его горячему обнаженному телу. Не существовало ничего, кроме страсти, которая накатила внезапно, и которую так хотелось удовлетворить. Не было стеснения – даже когда Эду обнял ее талию своими сильными жёстким ладонями, а его рот по очереди ловил и ласкал ее остренькие соски, чуть покусывал и поглаживал языком, затирая легкую боль.

Марина блаженно изгибалась в его руках, подставляя под его ласки и поцелуи свое тело. Она хотела, чтобы он рассмотрел ее всю; она хотела почувствовать его желание и поверить, что он хочет именно ее, а не банального секса. Поверить в то, что желанна; пожалуй, это было одно из ее табу – не думать о себе в таком ключе. Не помышлять, потому что испуганный разум стыдливо напоминал о недостатках – и безапелляционно выносил приговор: слишком жалкая, чтобы быть желанной! Слишком уродливая, слишком толстая, слишком, слишком, слишком!..

Но перспектива через пару недель уехать и навсегда оставить позади и сегодняшнее приключение, и Эду стерла, изничтожила это табу. Впервые в жизни Марина отважилась поверить в то, что раньше казалось ей невероятным, и это было неслыханной смелостью.

Она хотела, чтобы испанец показал ей, как это – быть желанной; хотела, чтобы обласкал и изгладил каждый сантиметр ее кожи, и ей казалось, что она ощущает ладони Эду везде. Они оглаживали ее бока, ласкали ее округлую грудь, чуть сжимались на задыхающемся от страсти горле, и тогда Марина слышала биение собственной крови и понимала, что она жива, жива как никогда. Завтра, вероятно, будет стыдно, оглушительно и невероятно, но сегодня Марина была готова на все, в том числе побыть распутной и порочной. Она запустила обе руки в волосы испанца, и чуть не выкрикнула свое невыносимое, бесстыжее удовольствие, пока он целовал ее вздрагивающий живот.

Он снова накрыл ее своим горячим телом, снова завладел ее губами, исцеловывая яростно, мстя за ее ранее недоступную, но такую вожделенную сладость.