Золото Ларвезы (СИ) - Коблова Ирина - Страница 6

– Вот оно что… А эти самые светлые – они как маги-перемаги из Светлейшей Ложи? И Шаклемонг тоже говорил, что делает всякое во имя Света, а рыжий его зарезать собирался, хоть и ангел… Вот славно, что мы тогда крысокрада опередили, и я печеночку Шаклемонгову сварил в котелке да съел! – гнупи облизнулся. – Только невдомек, почему те и эти называются одинаково, а делают разное…

– О, Шнырь, это у светлых любимая больная мозоль, – ухмыльнулся господин Тейзург. – Во многих мирах хватает практичных магов и шаклемонгов, которые утверждают, что они действуют во имя Света. Как относятся к этому истинные светлые сущности – ну, ты сам видел, как Хантре реагировал на Шаклемонга. И что он думает о Светлейшей Ложе, для нас с тобой тоже не секрет.

– А чего ж они тогда не наваляют тем, кто норовит к ним примазаться? Запросто бы наваляли…

– Не могут, ибо это будет недопустимое вмешательство в бытие других сущностей, палки в колеса чужому развитию, нарушение естественного хода вещей и так далее. Поэтому приходится им скрепя сердце терпеть все измывательства над своей репутацией. Могу представить, как ликовал Акетис в глубине своей ангельской души, когда я потребовал суда и сдал ему с потрохами главу Ктармы. Наверняка он давно мечтал добраться до мерзавца, но, увы, по собственному произволу не мог это сделать. Можно считать, он теперь мой должник, хотя вряд ли признает это вслух.

– Он тоже из них?

– Он и Тавше. Эти двое в Сонхи то ли командированные, то ли волонтеры, направо и налево причиняют добро, но ни шагу за рамки должностных инструкций. Сила Тавше, которую может призывать Зинта, имеет ту же природу, что и сила, убившая Тугорру.

– Чудно… Одна богиня Милосердия, а другой бог Смерти!

– Они оба боги милосердия, только Тавше занимается живыми, а Акетис мертвыми – собирает в Хиале тех, кто растерялся и заблудился, отнимает у демонов игрушки.

– Это же нехорошо – игрушки отнимать!

– Совершенно с тобой согласен, Шнырь, но светлые полагают, что духи, даже самые никчемные, не должны становиться игрушками для других сущностей. И это одна из тех областей, где им не возбраняется лезть в чужие дела, так что Акетис вовсю тиранит бедных демонов Хиалы.

– Ишь ты, какой злой, совсем как рыжий, который у меня крыску отобрал! То-то они из одной шайки…

– Между ними есть принципиальная разница. Эти сущности бывают двух видов: формалисты и чокнутые. Первые неукоснительно выполняют обязательные для них правила, а вторые не могут спокойно выносить чужие страдания и сходят с ума. Они забывают, кто они такие, и живут среди людей, как люди. Светлые боги Акетис и Тавше – из формалистов, а наш друг Крысиный Вор – сам понимаешь кто.

– Тогда из которых остальные боги – формалисты или чокнутые?

– Прочая пестрая компания сонхийских небожителей – сущности иной природы, и это к лучшему, иначе здесь было бы не так интересно. Ангелы нередко становятся Стражами миров, но бывают и другие Стражи. Похоже, что нынешняя Хранительница Сонхи – из других, недаром при ней так вольготно живется волшебному народцу.

– Ух, сколько много вы знаете, господин! – восхитился Шнырь.

– Я собирал информацию, чтобы понять, что представляет собой Хантре. Если надумаешь сделать то, о чем мы говорили, можешь воззвать к Акетису – он контролирует те тропы, по которым тебе нужно будет пройти.

– Нет уж, ни в какую не надумаю! Об одном жалею, что не сыскать мне сейчас тех самых, которые собаку побили.

– Поверь, Шнырь, я тебя хорошо понимаю. Когда ты видишь, как пытают и убивают того, кто тебе дорог – это очень больно, – радужка глаз Тейзурга, перед тем задумчиво сощуренных, так и полыхнула золотой лавой. – Крысиный Вор – редкий подлец.

– Он кого-то у вас запытал и убил? – ахнул гнупи.

– Нет, Шнырь, это его убили. А я в это время стоял на посмертной тропе, но все видел… Меня они не получили, я воспользовался «клинком жизни» – и он должен был уйти так же. Мы с этим мерзавцем заранее договорились, но он позволил им захватить себя живым. Он мог не допустить того, что случилось дальше, но потерял голову из-за гибели жителей города, который мы защищали. Он отвратительно уязвим, это общая беда всех чокнутых ангелов. Этого я ему никогда не прощу.

– Подлец и есть! Когда собаку убили, у нее не было сил убежать, и потом она не могла не умереть. Если б могла, она бы выздоровела и со мной осталась, а рыжий, значит, мог не допустить, чего там случилось, и все равно допустил?

– Вот именно, Шнырь. Кстати, есть один старый должок, который я не взыскал до конца, еще с тех времен… Помнишь трех оборванцев, которым вы досаждали перед тем, как впервые столкнулись с Крысиным Вором? Одного из них уже нет в живых, но двое уцелели, надо будет разыскать их. Пусть не надеются, что они от меня избавились.

– Небось понадеялись, что вы про них забыли, тут-то вы их и найдете, ха-ха! А Кем на том месте, где сияло, Крысиному Вору молился?

– Скорее уж его начальству. При таком ударе открывается канал, который исчезает не сразу, так что мои милейшие друзья из Хиалы еще долго будут обходить Тугоррат стороной. Что же касается Кема… Придется искать нового взломщика, наши дороги неминуемо разойдутся. Гм, вот интересно, сообразит ли он, что воровской бог Ланки ему больше не покровитель? Он ведь попросился на службу к Свету, а на двух стульях не усидишь.

– Страсть как интересно, – поддакнул Шнырь.

– Только не говори ему об этом. Любопытно посмотреть, что будет дальше, не стоит нарушать чистоту эксперимента.

– Само собой, не стоит!

Если господин запретил о чем-то говорить, Шнырь нипочем не мог об этом сказать: наложенное Тейзургом заклятье словно на замок ему рот запирало.

– А можно попросить крысокрада, чтобы показал тот меч, которым он Тугорру укокошил?

– Не покажет. Даже не поймет, о чем ты спрашиваешь. Этот меч – его атрибут, когда он в своем истинном облике.

Хантре встретился ему вечером в коридоре – направлялся в сторону кухни, не иначе, за жратвой.

– Рыжий – чокнутый, рыжий – чокнутый! – задразнил его Шнырь. – Сам господин сказал, что ты чокнутый!

– Для меня его мнение не новость, – процедил Крысиный Вор.

Устроились за столиком в дамском зале «Алендийской слойки». Целую вечность назад – на Солнцеворот минувшей зимой – они провожали здесь уходящий год, и хоть бы одна почуяла, что случится дальше… С Шаклемонгом песчаная ведьма разделалась бы в два счета, но кто же знал, что этот полоумный болтун, герой скандалов и анекдотов, может стать по-настоящему опасен?

– Добрых посмертных путей Марлодии! – нарушила печальное молчание Плакса Флаченда.

Она уже не была такой плаксой, как раньше: после жизни в катакомбах поняла разницу между ерундовыми поводами для слез и настоящими неприятностями. Вдобавок начала со вкусом одеваться и в разговорах намекала, что у нее появился романтический поклонник: все бы ахнули, если б узнали, кто это, но она сохранит его имя в тайне – «все равно вы мне не поверите!» Оставалось надеяться, что помощница секретаря Верховного Мага не связалась с каким-нибудь проходимцем, интересы которого далеки от романтики, или с иностранным шпионом. Впрочем, Крелдон наверняка в курсе, а если сравнить Флаченду прежнюю и Флаченду теперешнюю, наличие кавалера пошло ей на пользу.

Четыре ведьмы взяли бокалы с поминальным вином. Марлодию, их однокашницу, убили шаклемонговцы.

– И всем остальным, погибшим от рук этой дряни, добрых путей, – сказала Хеледика, наливая по второму разу.

Раньше на стенах висели картины, изображавшие изысканных барышень, поедающих всевозможные лакомства, а сейчас только новые обои с розами, и запах клейстера все еще не выветрился.

– И добрых путей всем, кто преждевременно ушел, – тихо вымолвила Улинса.

Ее левый глаз закрывала льняная повязка, а лоснящаяся от льняного масла щека, если присмотреться, казалась зыбкой, как отражение в воде. Зато следа от ожога не видно. Со временем восстановится и глаз, и кожа, но пока то и другое лучше прятать. Ее нашли в подвалах дворца вместе с другими узниками. Позже выяснилось, что льняную ведьму сдали свои же родственники – рассчитывали таким образом откупиться от неприятностей, да прогадали: теперь им предстоит выплатить немалый штраф за сотрудничество с узурпаторами. А старая бабушка, пытавшаяся защитить Улинсу, до ее освобождения не дожила, сердце не выдержало.