Золото Ларвезы (СИ) - Коблова Ирина - Страница 49

Шнырю и раньше случалось путешествовать в мешке, но в этот раз он уж такого лютого страху натерпелся! Думал, сгубит его Дирвен: наверняка не простил того, что храбрый Шнырь сбежал от него с заветным амулетом и лишил королевской власти. Прикинуться каким-нибудь другим гнупи никак не получится: его племя врать не умеет, и ежели спросят, как зовут – тут-то он и попался. А добрый господин Тейзург и Крысиный Вор лежат, как неживые, некому защитить горемычного сиротинушку. Дирвен в потемках не заметил, что гостей к нему пожаловало не трое, а четверо, но это вопрос времени. Пещера большая, да спрятаться негде, и наружу хода нет, ни одной волшебной тропки.

После первого визита Дирвена он дрожал, съежившись, в дальнем углу, и тут к нему подобрался Кемурт. Парень был бледен, как скисшее молоко, его тоже колотила дрожь.

– Шнырь, полезай в мешок. Я тебя унесу. Раз ты из волшебного народца, в стенке не застрянешь, я читал об этом в учебнике по амулетам. Эдмару и Хантре я помочь не могу, а тебя отсюда заберу.

– И чего ты за это хочешь? – опасливо поинтересовался гнупи. – Ты же теперь этот самый, воин света… Небось чего-нибудь взамен потребуешь. Чтоб я на службу к твоему свету пошел или еще чего, а я потом тыщу раз пожалею, что здесь головушку не сложил.

– Ничего не потребую.

– Как это – ничего? – Шнырь до того удивился, что на мгновение даже трястись перестал. – Бывало, что маги Светлейшей Ложи кого-нибудь из наших щадили или выручали из беды, и те попадали к ним в кабалу, и после говорили, что чеснок лука не слаще.

– То Светлейшая Ложа, а то Свет, ты одно с другим не путай. Свет не торгуется, он просто помогает, если может помочь. Лезь в мешок и сиди тихо, как мышь. Он скоро вернется, у него «Пятокрылы».

– Эй, ты хоть карманы-то золотишком набей, если в мешке буду я, – дал ему Шнырь дельный совет перед тем, как забраться в котомку.

Сидеть, затаившись – это всякий гнупи умеет. Дирвен-задирвен ни о чем не догадался, и Кемурт, пройдя сквозь стенку, вынес Шныря из ловушки, но выпустил не сразу: вначале они куда-то шли, и гнупи чуял вокруг неведомое старое колдовство, от которого так и разило вековечным могильником. Наконец эти чары рассеялись, тогда амулетчик остановился, сгрузил мешок на траву и развязал горловину:

– Шнырь, вылезай! Мы оттуда ушли.

От яркого солнца он зажмурился: кабы не зелье, которое варит для своих слуг господин Тейзург, от дневного сияния враз бы глаза разболелись.

Кем сидел на траве, привалившись спиной к толстому, будто свитому из древесных жгутов стволу, и вид у него был совсем неважнецкий: пересохшие губы растрескались, под глазами круги – словно из гроба сбежал. Если б не хитроумный иномирский грим, он бы еще хуже выглядел.

– Чего это с тобой?

– Не знаю. Пока шли, из меня что-то все силы вытянуло, – ответил парень сиплым больным шепотом.

– Тебе водицы надо испить. У тебя фляжка, давай-ка попей, а то вдруг будет обезвоживание – помнишь, мы в книжке об этом читали?

Кемурт не в силах был шевельнуться, пришлось самому отстегнуть у него от пояса небольшую флягу с винтовой пробкой.

– Там чай был, не осталось… Ночью выпил, а то в горле пересохло, – можно подумать, не человек говорит, а шуршат засохшие листья. – Оставил бы, если б знал.

– Не беда, вон там, кажись, речка – я мигом сгоняю. Ты, главное, никаких стигов и скумонов к себе не подпускай.

Схватив фляжку, Шнырь со всех ног помчался к блестевшей за травяным раздольем воде.

Когда Дирвен остановился перед скалой с тайником, никаких мерзопакостных планов, о которых стыдно сказать вслух, у него не было. Честное слово, не было. Он думал лишь о том, что ему сейчас позарез нужны артефакты, годные против могущественного мага. Существуют же такие штуки – вроде того золотого паучка, в два счета высасывающего из жертвы магию и жизненную силу, которого дал ему Чавдо позапрошлым летом на раскопках, чтобы Эдмара обезвредить. Дирвен тогда считал, что Эдмар сговорился с Лормой, хотя на самом деле это Мулмонг был в сговоре с царицей, но он же об этом не знал… А теперь он сам с Лормой заодно…

Ожесточенно скривившись, выкинул эту тягомотину из головы. Еще не хватало увязнуть во всяких там размышлениях и эмоциях, он ведь не монах и не девица с книжкой – он повелитель амулетов, человек действия. Если кто и виноват в том, что его угораздило стать консортом царицы-мумии, так это Рогатая Госпожа, и маги Ложи, и Суно Орвехт, который не нашел для него нужных слов, хотя Дирвен считал его своим учителем, и предательница Хеледика, из-за которой он перестал верить в любовь, и предательница Хенгеда, и мама, согласившаяся женить его на Щуке… Они ему выбора не оставили. Если бы не они, все бы сложилось по-другому, и сейчас бы у него были другие союзники.

Того паучка Чавдо получил от Лормы, у нее наверняка есть еще, но Дирвену она таких артефактов не давала. Чтоб не решил, что с эффективным оружием против магов он и без нее не пропадет. Да он и так без нее не пропадет. Только вначале надо перепрятать деньги, а для этого надо разложить их по мешочкам… Тьфу, морока. Хорошо этому придурку Джамо: у него всего лишь котомка золота, взял да унес. То-то богачи порой жалуются, что чем больше денег, тем больше проблем – теперь Дирвен понимал их, как никто другой.

Решив, что нечего на пустом месте философию разводить, он привычно отдал команду «Прыжку хамелеона» и шагнул внутрь. Эти двое так и лежали там, где он их оставил, но, похоже, были в сознании.

Поставив на кучу монет звякнувшее дужкой ведро, неспешно подошел к своим недругам, отвесил каждому по пинку – в четверть силы, чтоб опять не отрубились.

– Восхитительно… – хрипло процедил Эдмар. – Ты задался целью переломать мне последние ребра?

– Да я тебе не только ребра переломаю, я тебя, гада, поимею! Кто мне помешает?

И тут Дирвен понял, что захоти он поиметь Наипервейшую Сволочь, ему и впрямь никто не помешает. Аж бросило в жар от этой мысли. А дальше все случилось само собой… Честное слово, не думал он заранее ни о каких мерзопакостях, и зачинщиков таких непотребных дел он бы на фонарях вешал, и вообще Эдмар сам его спровоцировал.

До птичьей речки Шнырь домчался вприпрыжку, шурша высоченной травой, которая пыталась поймать его за курточку, но не всерьез, а понарошку. Чья речка – сразу ясно: пернатого народу тут было видимо-невидимо, и не все из присутствующих обрадовались Шнырю. Как давай на него кричать: мол, чего тебе надо? Один длинноногий, с морщинистым фиолетовым зобом под клювом, уставился, словно важный дворник, который прикидывает, как бы тебя половчее метлой огреть. Шнырь передразнил его, но на всякий случай отбежал подальше: а ну, как осерчает и долбанет длинным клювом?

Стайка мелких птичек, черно-белых с голубыми хохолками, при его появлении снялась с куста, как будто сам воздух пошел рябью, и дружно опустилась на соседний куст. А сидевшая там же флирия – выше пояса изящная белоликая дева, ниже насекомое, словно верхнюю половинку фарфоровой куклы приставили и обезглавленному туловищу саранчи, да еще приладили пару радужных крыльев – ничуть его не испугалась.

Вначале он взахлеб напился теплой воды, пахнущей речными жителями и бесконечным летом, потом наполнил фляжку, натуго завинтил и рванул обратно, провожаемый птичьим гомоном.

Странное дело, фляжка с каждым шагом тяжелела, как будто не речная водица в ней, а камни. И небо померкло, и все вокруг разом выцвело… Шнырь почуял магию – старую, тяжкую, мертвящую, ту же самую, которая преследовала их с Кемом, когда они выбрались из пещеры. Это не флирия, у тех волшебство другое – легкое и мерцающее, как цветные фонарики в ночи, и птицы тоже не причем, они колдовать не умеют. Его поймала какая-то неведомая жуть – из одной ловушки спасся, да в другую угодил, как ощипанный куренок в кастрюлю.

– Отпусти! – всхлипнул Шнырь. – Чего надо?!

И тут же понял, чего этой жути надо: брось флягу – уйдешь подобру-поздорову.