Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Две полоски (СИ) - Филимонова Лина - Страница 24


24
Изменить размер шрифта:

Поднимаясь к Аленке на четвертый этаж я озирался по сторонам. Какой-то облезлый ссаный подъезд… не в таком месте должна жить мать моего ребенка!

Ладно, это все мы решим. Сейчас главное - найти нужные слова. И нужный тон. Чтобы не слишком ее нервировать.

Нажимая кнопку звонка, я страшно разволновался. Как Аленка на меня отреагирует? Как воспримет новость о моем отцовстве? Может ведь и с кулаками наброситься. Надо бы заблаговременно убрать от нее все колющие и режущие предметы.

Аленка открыла. Уставилась на меня так удивленно, как будто я сам Папа Римский. Я заметил, что она одета по-уличному, видимо, куда-то собралась.  

-  Я тут случайно проезжал мимо… - начал я.

Блин, ну что я несу? Случайно проезжал мимо с букетом и этим дурацким Басиком.

Аленка хлопала глазами, испуганно и удивленно пялясь на букет и игрушку.

- Ну то есть, проезжал мимо, увидел цветочный магазин, вспомнил о тебе…

Опять какая-то фигня получается. Почему так тяжело-то?!

Я вручил Аленке букет и игрушку. Она нерешительно взяла цветы, и даже слегка прогнулась под весом букета. Черт, а он, и правда, огромный и тяжелый…

- Зачем это? - пролепетала она испуганно.

Но на игрушку смотрела с умилением, как маленькая девочка.

Так. Что говорить-то?

Может,  просто сказать: “Дорогая, у нас с тобой будет ребенок”. И посмотреть, как у нее упадет челюсть.

А, вот. Нашел тему для затравки.

- Я хотел извиниться.

- За что?

- На том ужине я повел себя не очень… То есть очень не… Напился, как свин.  

- Ну, до свина вам было далеко, - улыбнулась Аленка. - И я понимаю, почему вы выпили.

- Да?!

Что, правда догадалась? Вспомнила?  

- Вы расстроились из-за этой... Ольги.

А, это... трюк с откровенностью! Я уже и забыл о нем. 

Нет, Аленка. Ты ошибаешься. Я не расстроился. Я офигел.

Телефон Аленки, лежавший на полочке у зеркала, пискнул. Она посмотрела на экран.

- Ой, вы извините, но я тороплюсь. За мной уже и такси приехало.

- Куда едешь?

- К маме.

- Я тебя отвезу.

- Это далеко!

- Ничего.  С удовольствием прокачусь.

- Я на вокзал, потом на электричку. Это в области.

- Прекрасно. Обожаю ездить в область.

- Мирон Александрович, вы…

- Мы на “ты”, помнишь?

- Тогда спрошу прямо: что тебе от меня нужно?

Вот оно. Тот самый подходящий момент.

Пора.

- Видишь ли, Алена… У меня к тебе есть разговор.

Аленкин телефон затрезвонил. Она хотела его взять, но мешал букет. Я увидел, что звонит таксист, поднял трубку, произнес:

- Мы отменяем заказ.

Он начал возбухать, я сказал:

- Сейчас выйду и заплачу.

Положил телефон на место. Открыл дверь и произнес:

- Жду тебя внизу.

Мы ехали уже примерно полчаса, Аленка сидела молча, сжав губы в тонкую ниточку. Она явно была не в настроении и я не знал как подступиться к важному разговору.

- Подожди, - внезапно произнесла она. - Давай остановимся.

Я притормозил у обочины.

- Что случилось? Тебе плохо?

Аленка кивнула.

Я нажал на кнопку, открыл ее окно.

- Тошнит? - спросил я.

Она отрицательно помотала головой. А потом выдала:

- Поехали обратно.

- Как скажешь, - я завел машину. - Но все же… в чем дело? Может, в больницу?

Я разволновался. Что, если у Аленки какие-то серьезные проблемы? Беременность - дело нешуточное. А она вон какая хрупкая… А до больницы, между прочим, пилить и пилить.

Вот и разворот. Я повернул в обратную сторону, в город.

- Что болит? - спросил я. - Давай позвоним врачу. В клинике всегда есть дежурный.

- Да ничего у меня не болит! - сердито воскликнула Аленка. - Сердце только.

- Сердце - это очень серьезно.

- Ага. Как подумаю, что нужно все маме рассказать, оно просто останавливается.

Ах, вот в чем дело! Она просто боится! Вернее, не просто. А очень сильно. Сжала пальцы так, что больно смотреть. Закусила губу до крови. И, по-моему,  даже побледнела.

Я снова притормозил у обочины. Аленка удивленно повернулась ко мне.

- Так сильно боишься маму? - спросил я.

- Ну а зачем ей говорить? - начала тараторить Аленка.

Уже не первый раз замечаю, что она, когда волнуется, начинает говорить очень быстро, тарахтит, просто как из пулемета.

- Маме знать необязательно. Когда живот появится, я к ней ездить не буду. Буду звонить и говорить, что очень много работаю. А потом как-нибудь заявлюсь уже с ребенком. Скажу как бы между прочим: а я тут на днях родила. Тогда уже поздно будет меня упрекать...

Я еле сдерживал улыбку. Какой она все-таки еще ребенок, моя Аленка! Маму боится, сказки всякие выдумывает. Ага, так все и будет. Заявится к маме с ребенком… Моим ребенком, между прочим!

Похоже, сегодня я Аленке так ничего и не расскажу.

Она и так слишком разволновалась, а беременным это вредно. Моя новость ее добьет. Так что пока отложим.

В общем, я опять развернулся. Уговорил Аленку все же поехать к маме. Остановился у магазинчика, купил маме цветы.

А, когда мы подъехали к дому, я сказал:

- Пойду с тобой.

- Зачем?

- Увидишь.

***

Алена

Как я предполагала, Анька объявила Мирона извращенцем. Так и заявила:

- Есть такие извраты, которых тянет на беременных.

- Да не тянет его на меня, с чего ты вообще взяла?

- Тогда почему этот, как ты его описала, роскошный самец, проводит время с беременной тобой, а не с какой-нибудь сисястой моделью? Что ему от тебя нужно?

- Да ничего ему не нужно. Он просто… мы просто дружим, - произнесла я.

Анька расхохоталась.

- Дружит она. Ты-то, может, и дружишь, а вот он…

Я не рассказала Аньке ту историю с несостоявшейся беременностью, которую мне поведал Мирон. Думаю, ему было бы неприятно, если бы я начала болтать об этом. Он поделился со мной в момент откровенности. И я смогу держать рот на замке.

Лично для меня после этой истории все стало ясно. Я со своей беременностью просто напоминаю ему ту девушку. Теперь понятно, почему он так разорался, когда я заявила, что ничего не решила. Он слышать не может про аборты! Для него это больная тема.

И кстати, Мирон вовсе меня не преследует. Я его уже несколько дней не видела! 

И все же, когда он заявился сегодня с цветами и игрушкой, я напряглась. Может, он, правда, извращенец? И Аньки не было дома. Хотя что бы она сделала? Определила на глаз, насколько он нормален? Она тоже укатила к родителям на все выходные. Вот и я собралась к маме…

А Мирон заявил, что подвезет меня! Ему что, заняться больше нечем в субботу? Точно, маньяк. Но, когда он начал извиняться, мое сердце дрогнуло. Он был таким милым! Ему идет быть виноватым.

Хотя и командовать тоже идет. Он отменил мой заказ такси, пошел разбираться с водителем. А мне скомандовал спускаться.

И я подчинилась!

Ему так легко подчиняться, это получается само собой. Он как будто не сомневается, что все должны его слушаться. И все слушаются. Вот бы мне такому научиться! Но, наверное, с этим рождаются. Это прилагается к железным яйцам. У Мирона они точно стальные. Так, о чем я думаю? О яйцах своего начальника! 

Букет был просто огромным, я не знала, куда его поставить. Таких ваз у меня нет. У нас с Анькой на двоих стеклянная прямоугольная вазочка из “Икеи”, и все. Пришлось сунуть букет в таз с водой. Некрасиво, конечно, но что делать.

Пока я собиралась, пришло сообщение от мамы. Я ей написала, что приеду. И теперь она спрашивает: “Ты с Денисом?”

В тот момент я почувствовала, что мне передалась часть уверенности Мирона. Яйца проклюнулись. И я, не став ходить вокруг да около, ответила маме: “Мы расстались”. Это слишком мягкая формулировка, но я не буду ее шокировать подробностями. Моя мама как будто воспитывалась в пансионе благородных девиц. Она не может произнести слова “секс”, а обо всем, что с ним связано, говорит очень завуалированными намеками. Не знаю, догадывается ли она, что ее 24-летняя дочь уже не девственница. Мы с ней об этом никогда не говорили.