Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Пути и ошибки новоначальных - Гармаев Анатолий - Страница 38


38
Изменить размер шрифта:

Совесть, поврежденная эгоизмом, сильно опирается на чувства и эмоции. Человек доверяет своим впечатлениям куда больше, чем кому-либо. Исходя из них, он строит свои отношения с людьми, с трудом соглашаясь с тем, что впечатление было ложным. Или, согласившись, тут же находит оправдание сложившемуся впечатлению. И в итоге выходит, что другой человек сам подает повод к таковому ложному впечатлению.

Следуя за развращенной волей, совесть может мириться или настаивать на греховных безнравственных привычках. В других случаях она даже восстает на малоудобные обстоятельства. Это очень характерно для многих современных подростков. Так, попадая летом к нам, на трудовое поселение, часть из них сильно возмущается на необходимость трудиться. Другие возбраняются на пост в среду и пятницу. Третьих выводит из себя обязательность молитвенного правила, пусть даже и краткого. С чувством правой совести они открыто требуют свободу от труда, поста и молитвы. На вопрос, как же они собираются жить в православном поселении, был короткий ответ: так, как хочется.

С подобным же отношением приходится встречаться и среди части взрослых людей, мам и пап, приезжающих к нам на летнее семейное поселение: «Как это так, я заплатила свои деньги, приехала в отпуск и теперь должна еще трудиться на обустройство лагеря?!» Порою бывает, что человека переубедить так и не удается. С раздражением, ворохом мнительных подозрений, с набором различных обвинений он уезжает домой и долго еще разносит нелепые слухи.

Будучи законодателем, совесть формирует свое отношение ко всем предметам и явлениям. Так, обычаи и правила Церкви совестью, повязанной страстями, могут перетолковываться в угоду сердцу, и человек считает себя правым под любыми предлогами освобождаться от них полностью или частично. «Под предлогом сохранения здоровья удаляются от поста и воздержания, а под предлогом поддержания благосостояния семейного и нужд отказываются от благотворения; в виде праведного возмездия берут рост (должникам включают счетчик — А. Г.), отстаивая честь, выходят на прямой конфликт и проч.».

Если подобные искажения имеют долговременный характер, то они, в конечном счете, глубоко повреждают и даже запрещают совесть, «на место ее ставится превратное правило. Оттого скупость считают бережливостью, расточительность — щедростью, гнев — чувством благородного негодования, потворство — снисходительностью, жестокость — ревностью по правде, лесть — гибкостью характера, хитрость — благоразумием, гордость — чувством достоинства. Если человек эти правила примет за решительное законодательство совести и удовлетворение им станет считать правым делом и добродетелью, тогда жизнь и поступки не по ним станет осуждать не только языком, но и чувством совести»[23].

Будучи судьей, превратная совесть совершенно теряет свое начальное, Богом положенное ей, назначение и, по словам святителя Феофана, искажается в три противных наклонения. Она начинает суд переводить с себя на других, занимается самооправданием и упирается в несознательности.

По первому наклонению она становится судительницей всех вокруг. Ей до всего есть дело. Она не может спокойно пройти мимо ближнего, непременно что-нибудь подметит. От нее достается родителям, детям и супругам. Сотрудники по работе, сослужители по Церкви не знают как ей угодить. Не оставит она без замечания, а то и выговора, и прихожан.

При этом «в осуждении других суд обыкновенно бывает скор, мгновенен, тогда как над самим собою он медлен, отсрочивается, а следовало бы делать наоборот. Суд о других бывает неумолимо строг, тогда как суд о себе всегда прикрывается снисходительностью». Как безпощадно подчиненный судит о делах начальствующих, мирянин о священниках, светский или новоначальный о духовном.

Второе наклонение — самооправдание — есть общий грех почти каждого, особенно умножившийся в наше время. Человек может искренне каяться на исповеди, но не пройдет и часа, как в отношениях с ближними он будет ловко выгораживать себя. С быстротой ЭВМ он найдет причины, подвигнувшие его поступить так или иначе. Единственную причину — собственную вину — он будет обходить всеми способами.

В третьем наклонении — упорной несознательности — человек будет избегать малейшей необходимости заглянуть в себя, увидеть свою вину, признаться в своей ошибке. Будут использоваться самые разные уловки, лишь бы не меняться в привычных поступках, не трогать сложившегося характера, не безпокоить внутреннюю уравновешенность. Это наклонение совести особенно выражено у людей с сильно развитым эгоизмом. Будучи мздовоздаятелем, поврежденная совесть за совершенные проступки либо не наказывает никак, либо изводит человека в самоедстве.

В первом случае «сознание своей виновности большею частью остается в мысли, не тревожа сердца, и человек часто говорит: „Виноват, ну что ж такого?“ — и остается холодным зрителем своих грехов, нередко немалых. Недавнее преступление безпокоит еще сильно, а по времени оно превращается в простое напоминание; место преступления также встревоживает сильно, а вдали от него мы покойны».

Во втором случае нападает на совесть неудержимый страх. Человек боится смерти, боится мытарств и частного суда, ужасается уготованной, как будто ему, геенне огненной. Памятование о смерти, мытарствах и частном суде является необходимым настроением сердца. Но, будучи правильным по устроению, оно не подавляет человека, не угнетает его, но, напротив, подвигает ревность к богоугодной жизни.

Иногда страх согрешить не дает человеку что-либо делать. Он во всем начинает быть осторожным, назойливо предупредительным, до щепетильности мелочным. До болезненности и крайнего упрямства человек остается с ним, не желая преодолевать его, хотя при этом будет просить о помощи, искать наставления, как ему быть.

В третьем случае за малейшую провинность человек будет «есть» себя, не находя оправдания ни в примирении с ближним, ни в беседе с духовником, ни в таинстве покаяния или Причастия. Происходит это с людьми, склонными к сильной акцентуации на себе. Это крайняя озабоченность собою, глубокое самоугодие, которое пленяет совесть, извращает ее, паразитирует на ней.

«Итак, — заключает святитель, — совесть в греховном состоянии, по законодательству, по суду и воздаянию, то сама собою неверна, то намеренно искажается ради страстей. От этого одни свободно предаются всему разливу страстей и греховной жизни, ибо, когда совесть улажена со страстями, кто вразумит? Другие живут в холодной Безпечности ни худо, ни добро. У тех и у других деятельность извращена и она пробудет такою до пробуждения совести. Иные при этом возвращаются к жизни истинной, другие, напротив, с пробуждением совести предаются отчаянию и допивают горькую чашу беззаконий, чтоб потом испивать до дна и чашу гнева Божия»[24].

Далеко не такой пребывает совесть у человека, восстанавливающегося в благодатном общении с Богом — в таинстве Причастия, в воздержании и молитве. Благодать таинства, как помазание, учит всякого, как должно поступать (l Ин. 2, 27). Надо иметь только к ней обращение в молитве и воздержании. Всяким, кто искренне прибегает, она руководит на всех путях жизни, тайно или явно. Тогда появляется в человеке «жажда Слова Божия, от которого обратившийся грешник не отстает, а ищет или слышать, или читать его, впивает его, питается ими все черпаемое из него превращает во глубине сердца в правила и начала и тем освящает свою совесть»[25]. К этому человек прибавляет восстановление и устроение своей церковной жизни. Он начинает исследовать волю Божию, входить в ее содержание, в ее глубину, чтобы жить по ней.

Воля Божия открывается прежде всего в Священном Писании и трудах святых отцов, затем в правилах, обычаях, распорядках и чинопоследованиях Церкви, в наставлениях и благословениях духовного наставника, крестных и кровных родителей (если последние не противятся Богу), в требованиях и пожеланиях старших по чину (званию) и возрасту и, наконец, в событиях жизни и в действующем в них Промысле Божием. Когда же человек переживает на себе нападения со стороны развратной воли, он подавляет их в тот же час, «ибо определено ходить в воле Божией без саможаления, со всякими пожертвованиями, среди всяких озлоблений, и внутренних и внешних»[26].